Арсений Несмелов - Литературное наследие Страница 15

РОМАН НА АРБАТЕ

Проскучала надоедный деньВ маленькой квартирке у Арбата.Не читалось. Оковала лень.И тоской душа была измята.

Щурилась, как кошка, на огонь,Куталась в платок: «Откуда дует?»И казалось, что твою ладоньТот, вчерашний, вкрадчиво целует.

А под вечер заворчала мать:«Что весь день тоской себя калечишь?»Если б мог хоть кто-нибудь сломатьЭти сладко ноющие плечи!

И читала, взор окаменя,О любви тоскующем аббате…Ты влюбилась, нежная, в меняВ маленькой квартирке на Арбате

ПОДРУГИ

У подруги твоей, у подруги и сверстницы,У веселой Оль-Оль есть таинственный друг.Возвратясь от него и простившись на лестнице,Она шепчет тебе про восторг и испуг.И в постельке одной, сблизив плечико с плечиком(Им, о нежной томясь, столько гимнов несем),Зазвенит на ушко утомленным кузнечикомИ расскажет тебе обо всем, обо всем…И от чуждых услад сердце странно встревожится.Станет влажной слегка и горячей ладонь.У подруги твоей вдохновенная рожица,Ты стыдишься ее и погасишь огонь.А наутро встаешь бесконечно усталая,И грустишь ни о чем, и роняешь слова,Ты как будто больна, ты какая-то талая,И темней вокруг глаз у тебя синева.А на улице — март. Тротуар — словно лист стальной.Воробей воробья вызывает на бой.Повстречался студент, посмотрел очень пристально,Повернулся, вздохнул и пошел за тобой.

ДАВНЕЕ

Мелькнул фонарь, и на стальном столбеОн — словно факел. Резче стук вагона.Гляжу на город с мыслью о тебе,И зарево над ним как светлая корона.Пусть наша встреча в отдаленном дне,Но в сердце всё же радостные глуби:Ты думаешь и помнишь обо мне,Ведь ты меня светло и нежно любишь.В вагоне тесно. Сумрачен и мал,Какой-то франт мое присвоил место,И на вопрос: «А кто вас провожал?»Как радостно ответит мне: «Невеста».

МАЛЕНЬКОЕ ЧУДО

Мы легли на солнечной поляне —Нa зеленом светло-серый ком.Знаете, какие-то римлянеКлали юных рядом с стариком.

Этот образ груб. Но лицемерьеНикогда я в песню не влеку.Было ведь неловкое поверье —Юность дарит старику.

Кто же бодрость черпал отовсюду,Что ему ребячливая «femme», —Но поверю крошечному чуду,Полюбившей сумрачного — Вам!

МУЧЕНИК

Памяти друга

Дергая нервически плечом,Он бежал пустеющим бульваром,И за ним с архангельским мечом —Женщина, окутанная паром.

Догнала. Пытаемый вассалПротянул мучительные взоры,Но душили голос волоса,Но топили глазные oзepa.

Сжался, наклонился и иссяк,Но не в этом яростная драма:Перед ним, испытанная вся,Хохотала городская дама!

Сквозь батист, за вырезной каймой,Розовел бескостный мякиш тела.Прыгнул миг, как зверь глухонемой,И душа мгновенно опустела.

Закричал. Мучительный глотокОпрокинул навзнич в агонии,А ее за круглый локотокПовели по улице другие…

ВРАГИ

На висок начесанный вихор,На затылок сдвинутая кепка.Под плевок и выдохнув «хо-хо!»Фразу он собьет нещадно крепко.

У него глаза как буравцы,Спрятавшись под череп низколобый,В их бесцвет, в белесовость овцы,Вкрапла искрь тупой хоречьей злобы.

Поднимаю медленно наган,Стиснув глаз, обогащаю опыт:Как умрет восставший хулиган,Вздыбивший причесанность Европы?

БРОНЗОВЫЕ ПАРАДОКСЫ

1

Год — гора. А день, стеклянный шарик,Промелькнул, разбрызгивая дрожь,Но душа потерянное шарит,Как уродец, выронивший грош.И ее, склоненную, настиглиУраганы бичеваньем злым.Но сердца, похожие на тигли,Сплавили грядущее с былым.Старцам отдых: втряхиваясь в гробы,Спать с прищуром незакрытых век.Из набухшей земляной утробыВыползает новый человек.Над землей, из мреющих волокон,Парная светящаяся млечь…— Помогай, проламыватель окон,Контуры грядущего извлечь!

2

Словно пращур, сетью паутин ктоПлел дороги в тигровом лесу,Озарен родившимся инстинктом,А в руке — похрустывает сук.И года — летящие неделиДикарю, глядящему в века,Грудь его медведицы оделиВ темные тяжелые меха.Посмотри на бронзовые кистиРычагов, оправленных в покой.Их упор, поющие, возвысьтеБронзовой метафорой какой.Он меня уничтожает разом,Эта медь, родящая слова.У него движения и разумНа охоте медлящего льва.

3

Мы слепцы, погнавшие на ощупьНовый день и взявшие трубуКто-нибудь несовершенный прощупПретворит, озорченный, в судьбу.Он идет, расталкивая время,По стволам осиротелых лет,И ему, надменному, не бремяПопирать предшествующий след.Он дикарь, поработивший хворость,Многим надломившую хребет.И его тысячеверстна скоростьНа путях насмешливых побед.

4

Мой пароль — картавящий Петроний(Не Кромвель, не Лютер, не Эразм),Ох принес на творческой коронеБриллиантом режущий сарказм,И тебя, приблизившийся Некий,Свой пред кем увязываю труп,Я сражу не мудростью Сенеки,А усмешкой истонченных губ.Ты идешь по городу пустомуУловлять звенящие сердца,Но — века! И ты поймешь истому,Усмехаясь, тонко созерцать.Ведь восторги песни изучишь как,Не уйдя от злободневых скук?Ты гигант, но ты еще мальчишка,И ослеп тобой поднятый сук.Мы стоим на разных гранях рока,И далеки наши берега.Но в тебе, идущем так широко,Не умею чувствовать врага!

СТРАДАЮЩИЙ СТУДЕНТ

1

Жил студент. Страдая малокровьем,Был он скукой вытянут в камыш.Под его измятым изголовьемМладости попискивала мышь.

Но февраль, коварно-томный месяц,Из берлоги выполз на панель,И глаза отъявленных повесицСтал удивленней и синей.

Так весна крикливый свой сценарийСтавила в бульварном кинемо,И студент, придя на семинарий,Получил приятное письмо.

Девушка (ходячая улыбкаВ завитушках пепельного льна) —В робких строчках, выведенных зыбко,Говорила, что любовь сильна.

Видимо, в студенческой аортеШевелилась сморщенная кровь:Позабыв о вечности и черте,Поднял он внимательную бровь

И пошел, ведомый на аркане,Исподлобный, хмурый, как дупло…Так весна в сухом его стаканеВ феврале зазвякала тепло.

2

Мой рассказ, пожалуй, фельетонен,Знатоку он искалечит слух,Ибо шепот Мусагета тонетИ надменно и угрюмо сух.

Сотни рифм мы выбросили за борт,Сотни рифм влачим за волоса,И теперь кочующий наш таборРазучился весело писать.

Вот, свистя, беру любую тему(Старую, затасканную в дым):Как студент любил курсистку Эмму,Как студент курсисткой был любим.

А потом, подвластная законуОб избраньи лучшего из двух,Девушка скользнула к небосклону,А несчастный испускает дух.

3

Вот весна, и вот под каждой юбкойПара ног — поэма чья-нибудь.Сердце радость впитывает губкой,И (вы правы) «шире дышит грудь».

Возвращаюсь к теме. РевольверомЖизнь студент пытался оборвать,Но врачи возились с изувером,И весной покинул он кровать.

И однажды, взяв его за локоть,Вывел я безумца на бульвар(Он еще пытался мрачно охать).Солнышко, как медный самовар,

Кипятком ошпаривало спину,Талых льдов сжигая сухари.На скамью я посадил детинуИ сказал угрюмому: смотри!

Видишь плечи, видишь ли под драпомКофточки, подпертые вперед?Вовремя прибрав всё это к лапам,Каяся, отшельник заорет!

«Только мудрость! Радость в отреченье!Плотию нe угашайте дух».Но бессильно тусклое ученьеВ струнодни весенних голодух.

4

ЭПИЛОГ. — Владеющие слогомНаписали много страшных книг,И под их скрипящим монологомЧеловек с младенчества изник.

О добре и зле ржавели томы,Столько же о долге и слезах,И над ними вяли от истомыБедного приятеля глаза.

Но теперь и этот серый нулик —С волей в сердце, с мыслью в голове:Из него, быть может, выйдет жулик,Но хороший всё же человек.

Наши мысли вкруг того, что было(Не умеем нового желать).Жизнь не «мгла», а верткая кобыла,И кобылу нужно оседлать.

ПРИКЛЮЧЕНИЕ