Эмиль Брагинский - Старики-разбойники Страница 15

– Что ж ты тогда его не схватил? – ехидно спросила Анна Павловна. – И не спорь со мной! Меня грабили, а не тебя!

– В чем же он был одет? – продолжал допрос Мячиков.

– Обыкновенно, – сказал водитель, – пиджак, брюки...

– Какой пиджак? – притворно возмутилась Анна Павловна. – Что ты, слепой, что ли? Спортивная куртка и тренировочные брюки!

– Очень странно, что вы даете такие противоречивые показания! – заметил милиционер Петя, который тоже присутствовал при допросе.

Слова Пети вынудили Мячикова попросить водителя:

– Пожалуйста, опишите приметы поподробнее!

– Можно попросить вас встать? – осмелев, сказал допрашиваемый.

Следователь послушно встал.

– Повернитесь теперь спиной! – продолжал водитель. – А то я видел его только со спины!

Следователь с той же покорностью повернулся к свидетелю тылом.

– У него фигура в точности как у вас! – сравнивал водитель. Его осенила счастливая мысль: – Если здоровье позволяет, побегайте немного!

– Бегать здесь негде! – Анна Павловна раскусила коварную идею.

Однако Мячиков боялся, что отказ может навлечь на него подозрение:

– Ничего, я попробую!

Следователь затрусил на месте, усердно двигая ногами.

Водитель долго всматривался:

– Очень похож. Если б вы не были следователем, я бы так и сказал: это вы грабили!

Николай Сергеевич прекратил отбивать чечетку. Отдышавшись, он зафиксировал показания: «Манера бега такая же, как у следователя Н. С. Мячикова» – и улыбнулся, удивляясь собственной наглости:

– Боюсь, меня бы вы сразу догнали!

– Вас бы я догнал! – улыбнулся шофер в ответ. – А вот тот мчался быстрее автомобиля.

Мячиков подал знак милиционеру, и Петя вмешался в разговор:

– Пройдемте, товарищ водитель, я осмотрю машину!

Они ушли, и Анна Павловна, забыв о конспирации, спросила напрямик:

– Вы уже вернули деньги?

– Нет, еще рано! – шепнул в ответ Николай Сергеевич.

Разговор с Анной Павловной был для него пыткой. Хотя допрашивать должен был он сам, Мячиков опасался, и не без оснований, что допрашивать станут его, а он не устоит и все выдаст. Мячикову очень хотелось рассказать Анне Павловне правду. Но он боялся ее огорчить, и кроме того, мешала мужская гордость, которая еще доживала в нем свой век.

– Сразу вернуть деньги – это подозрительно! – И Мячиков неожиданно добавил: – Я прошу вас, товарищ Суздалева, переменить показания и заявить, что вас ограбил высокий, очень высокий мужчина. Он спросил у вас басом: «Закурить не найдется?», а когда вы ответили: «Я некурящая», он отнял у вас мешок и исчез!

– Но деньги-то у вас! Какое имеет значение, как выглядит грабитель, которого не было! Ведь мы договаривались, что вы вернете деньги, а вора не поймаете! Вы же не можете ловить сам себя!

– Значит, так... – Следователь старался не смотреть на допрашиваемую. – Поскольку вас ограбил высокий мужчина...

– Меня не он ограбил, а вы! – Анна Павловна не на шутку рассердилась. – Перестаньте финтить и немедленно верните деньги!

Анна Павловна самовольно прекратила следствие и ушла, плотно прикрыв за собою дверь...

Николай Сергеевич мучительно раздумывал над тем, как найти верзилу.

Не столько в жизни, сколько в детективной литературе бытует мнение, будто преступника тянет на место преступления. В мозгу Николая Сергеевича тлел слабый огонек надежды, что, быть может, дылда вновь появится в роковой подворотне.

Вечером Николай Сергеевич оделся потеплее и отправился проверять эту гипотезу. Наблюдательный пункт Мячиков оборудовал в парадном, из которого просматривалось место грабежа. Николай Сергеевич снял пальто, сложил его, постелил на батарее и, усевшись на нее костлявым задом, стал не отрываясь следить за улицей. Из парадного Николай Сергеевич видел всю подворотню, маленький кусочек черного неба, парикмахерскую напротив и фонарь, в который была ввинчена лампа дневного света. Фонарь плохо светил и противно жужжал.

Мячикову вспомнилось, как на заре карьеры он так же дежурил в подъезде, поджидая опасного рецидивиста. Наконец долгожданный рецидивист объявился, Николай Сергеевич бесстрашно кинулся на него, но тот опередил следователя, ударил его кастетом по голове, и Мячиков провалялся два месяца в больнице.

От давнего бандита мысли Николая Сергеевича перекочевали к нынешнему. Мячиков подумал о том, что если двухметровый детина придет на место преступления, а он, Николай Сергеевич, бросится на него и опять получит по голове твердым предметом, то сейчас ему не выкарабкаться. Шестьдесят лет – это не двадцать пять.

Николай Сергеевич ясно представил себе, как он, окровавленный, валится на мостовую, «скорая помощь» отвозит его в больницу и он там умирает, не приходя в сознание. Сколько хлопот, подумал Николай Сергеевич, доставлю я своей смертью друзьям и близким. Валентин Петрович вызовет, конечно, из Красноярска дочь и внука. Зять наверняка тоже примчится. В общем-то, он неплохой парень. Ему, бедняге, придется побегать с моими документами: надо сдать паспорт, получить свидетельство о смерти и еще какую-то справку, без которой не дают места на кладбище. С местом на кладбище будет долгая волынка. Проще всего пробиться в крематорий, но не хочется. О Новодевичьем кладбище нечего и мечтать. Оно вроде музея, только для знаменитостей. А вот с Ваганьковским, может, и выгорит. В нашей прокуратуре не так давно проходило дело о спекуляции свечами именно на Ваганьковском кладбище, и теперь у Федяева там большие связи... Гроб тоже нелегко достать. Но ничего, пошлют кого-нибудь из оперативников, и он выбьет!

А потом Николай Сергеевич представил себе, как его хоронят. Автобус с черной полосой на кузове медленно въезжает в центральные ворота. Оркестра, конечно, не будет. Впрочем, Валентин Петрович может настоять, чтобы оркестр заказали, с оркестром торжественнее и грустнее. А если все-таки обойдется без музыки, то нервы присутствующим будут терзать гудки тепловозов. Как раз вдоль кладбища проходит железная дорога.

Те, кто не пришел на панихиду в прокуратуру, станут дожидаться траурного кортежа в специальном помещении и смотреть в окно: не еду ли я? В этой комнате, помнил Мячиков, висит стенная газета с социалистическими обязательствами ваганьковских работников. Они начинаются словами: «Наше кладбище – любимое место отдыха москвичей». Да, это верно. Там я наконец отдохну от этой жизни...

Фантазия Мячикова разыгралась вовсю, и он увидел себя в гробу, одетым в белый костюм, сшитый бывшим уголовником. Из гроба Николай Сергеевич полюбовался внуком, который вырос и возмужал. Мячиков укорил себя за то, что в прошедшей жизни редко ездил в Красноярск. Потом Николай Сергеевич перевел взгляд на рыдающую дочь, которую бережно поддерживал муж. А после он посмотрел на Анну Павловну, убитую горем. «Наверное, она меня любила!» – улыбнулись одновременно двое – живой в подъезде и покойник в гробу. И тут же покойник услышал, как хоккеист Володя, наклонившись к матери, прошептал ей на ухо:

– Мама, ты не сердись! Я должен уйти, иначе опоздаю на игру!

Затем Мячиков, который устал лежать на спине, да еще на твердой доске, повернулся на правый бок и встретился взглядом с Федяевым. Возле Федяева, сняв головной убор, скорбно стоял Проскудин.

– Неужели вы, Федор Федорович, посадите эту скотину на мое место? – замогильным голосом спросил Мячиков.

Проскудин нисколько не удивился тому, что мертвец разговаривает:

– Вам-то теперь все равно!

– Нет! – гордо ответил Николай Сергеевич.

– Чего с ним, с мертвым, лясы точить! – сказал Проскудин Федяеву и отвернулся.

Мячиков хотел было возразить, но в это мгновение перед глазами усопшего возникло залитое слезами лицо Воробьева, который тянулся губами к его холодному лицу. До этого дня Мячиков никогда не видел друга плачущим. Душераздирающее зрелище настолько потрясло Николая Сергеевича, что он выскочил из гроба и пустился наутек подальше от страшного места.

Потом он спохватился, и ему стало стыдно за свое поведение. Люди пришли его хоронить, а он сбежал, оставив гроб пустым. Мячиков вернулся, отыскал в толпе Проскудина, схватил его в охапку и, преодолев сопротивление, уложил в гроб. Потом Мячиков отнял у могильщика молоток и гвозди и проворно заколотил крышку гроба...

...Когда Николай Сергеевич очнулся от галлюцинации, то обнаружил, что выскочил из засады и стоит сейчас в подворотне, на том самом месте, где на него напал громила. Мячиков перевел дух, с облегчением осознал, что гробы и похороны ему только причудились, и вернулся к прекрасной действительности. Он снова забрался в подъезд и занял наблюдательную позицию...

Пока Николаю Сергеевичу мерещились собственные похороны, Валентин Петрович устроился в кресле напротив телевизора. Врачи разрешили больному подняться, и сейчас он предвкушал удовольствие от предстоящего хоккейного матча. Рядом с Воробьевым примостился внук Витя. Хозяйка дома, Мария Тихоновна, хоккей не любила и возилась на кухне, готовя ужин. Зато пришла Анна Павловна, потому что в одной из команд играл Володя, а у Воробьевых экран телевизора был значительно больше, чем у нее.