Владимир Царицын - Касатка и Кит Страница 15

Мишкиной груди, руках и ногах - рыжие и толстые - тоже виделись очень четко, каждый волосок. А на Мишкином лице сияла улыбка, открывающая ярко-белые зубы, которых, казалось, было очень много, больше, чем у нормальных людей. Улыбка акулы, почему-то подумала

Касатка, акулы большого бизнеса. Скорей всего, у Мишки полный комплект зубов, просто они мелкие и острые. Мишка фальшиво улыбался и словно хвастался: "Вот я какой! Любуйся. Успешный и богатый. Это я, а это моя яхта. А там за моей спиной - телка. Я ее тебе, Светка, не показываю, потому что это так… Я тебе свою яхту показываю и себя любимого".

Касатка хмыкнула и выключила компьютер.

9.

Вероника никогда не закрывала дверь в ванную комнату, когда принимала душ. Из открытой двери доносился звук льющейся воды и девичье пение:

- Каламбия Пикчерс не представляет…

Пела Вероника отвратительно - и в ноты не попадала, и голос у нее был каким-то… писклявым, просто отвратительным был ее голос.

Странно… Латышев только сейчас это заметил. Раньше не замечал.

"И песня какая-то… для дебилов", - раздраженно подумал он.

Он даже сморщился, как от зубной боли. Слава богу, Вероникино пение скоро прекратилось, зато противно прозвучал ее призыв:

- Никита-а-а!

- Ну что еще, - буркнул Латышев и оторвал взгляд от монитора, от слов, написанных им еще утром: "Милая моя, далекая Касатка…"

- Любимы-ы-й! Принеси мне, пожалуйста, полотенце. И вообще…

- Там есть, - громко крикнул Латышев. - На полотенцесушителе висит. Не видишь что ли?

- Оно мо-о-о-крое, - капризно протянула Вероника.

Никита Владимирович глубоко вздохнул, сходил в спальню за полотенцем и вошел в ванную. Душ Вероника не отключила, стояла перед

Латышевым голая, стройная загорелая; струи воды ласкали молодое тело.

- Ты еще одет?.. - искренне удивилась любовница. - А я думала, что мы… в душе начнем.

Латышев молча смотрел на ее мокрую наготу, на маленькие упругие груди с напрягшимися сосками. Они у Вероники темные, почти лиловые.

Ему это всегда нравилось. Ему вообще нравились юные худые девы.

Раньше. Теперь он смотрел на голую Веронику и совершенно не возбуждался. Она казалась ему тощей, даже какой-то изможденной, а длинные черные волосы, намокшие в воде, и мокрыми прядями свисающие вниз, были похожи на змей.

- Ну, иди ко мне… - призывно проворковала Вероника. - У тебя не очень большая душевая кабина, но места тут хватит. Иди же…

- Воду выключи, - сухо сказал Латышев.

- Зачем? Под струями воды…

- Выключи, выключи. И на вот, - он протянул полотенце, - вытрись насухо. Одевайся и иди домой.

- Не по-о-няла… - Вероника сделала ударение на букве "о".

Латышев поморщился. Он не любил, когда говорили неправильно, даже если специально, в шутку. А уж если вообще говорили неправильно, потому что правильно не умели, его это бесило. Например, слово

"ложить", а Вероника так и говорила, его просто выводило из себя.

Надо рвать, снова подумал он. И чем скорее, тем лучше. И для его нервов и для Вероникиного будущего.

- Поздно уже, - устало ответил он. - Ты пришла без звонка, как мы с тобой договаривались. А у меня ведь и дела могут быть запланированы. Об этом ты, естественно, не подумала.

- Не стоит, - по-своему поняла Вероника отказ Латышева от близости. - А если так?..

Вероника стала извиваться в душевой кабине, втягивать и выпячивать живот, трясти круглой попкой, неумело имитируя танец живота. Упругие струи воды отлетали от ее двигающегося тела и в открытую дверцу душевой кабины выплескивались на кафель. Латышев смотрел не на танцующую любовницу, а на то, как на полу образуется лужа.

- Музыки нет, - сказала Вероника с сожалением, перестав дергаться. - Не так сексуально получается. Может, магнитофон принесешь сюда? Я тебе еще и не то покажу…

- Не надо ничего показывать. - Никита Владимирович повернулся, чтобы уйти. - Давай, уматывай. Сделай папе с мамой подарок - приди сегодня домой раньше обычного. Они будут счастливы.

- Импотент! - воткнула ему Вероника между лопаток.

Латышев повернулся и, лучезарно улыбнувшись, сказал:

- Делай скидку на мой возраст, крошка. - Вышел и с силой закрыл дверь ванной комнаты.

Он вернулся к компьютеру и закурил. По экрану перемещалась и разворачивалась во всех проекциях радужная изогнутая плоскость, почему-то это напоминало Никите Владимировичу Вероникин танец живота. Латышев тронул мышку и вновь на мониторе появились первые строки начатого письма:

"Привет, Касатка!

Помню ли я наш палаточный лагерь и песни под гитару до утра?.."

Подошла одетая в его махровый халат Вероника. Его предложение уматывать, она проигнорировала. Латышев свернул окно.

- Боишься, что выведаю твои коммерческие секреты? - Вероника снова понюхала розу и сказала, недовольно фыркнув: - Совершенно ничем не пахнет. Как искусственная.

Латышев усмехнулся и не ответил. Подумал: "просто эта роза не тебе куплена, вот ты и не чувствуешь ее аромата".

- Думаешь, я заслана твоими конкурентами?

- С конкурентами у меня перемирие и заключен договор о невмешательстве, - сказал Латышев, не поворачиваясь к девушке. - А думаю я о том, детка, что нам с тобой пора расстаться.

- Почему-у-у?..

- Ты же сама сказала. Я импотент. Зачем тебе импотент? Найди любовника помоложе. Жеребца какого-нибудь. Он с тебя сутками слезать не будет. Или ты с него. Ты же сверху предпочитаешь?

- Ты обиделся… Я же пошутила… Я со зла сказала. Но я не хотела тебя обидеть. Я так ждала тебя в душе, а ты… Я больше не буду. Честное слово! Честное…, как там говорилось… пионерское! -

Вероника приложила руку к голове, но не так, как это делали пионеры его молодости, а так, как отдают честь военные.

Латышев посмотрел на Веронику и усмехнулся. Ее лицо, лишенное косметики показалось ему очень простым и совершенно не красивым.

Наши девчонки, подумал он, имея в виду своих сверстниц - тех, из его молодости - грим и тушь накладывали не так обильно, как их нынешние соплеменницы. Кое-кто и вовсе обходился без какой-либо косметики.

Кто-то потому, что родители запрещали, кто-то, потому, что денег просто-напросто не было. Но были они, наши девчонки даже без косметики намного красивее нынешних в пух и прах размалеванных див.

Нет, вполне объективно… Никита вспомнил Касатку. Какой она была!

Незаметной, но… прекрасной. Стоило только в ее глаза заглянуть…

- Со зла. Верю, - вздохнув, сказал Латышев. - Пошутила, тоже верю. И что обидеть не хотела… Но ты угадала, Вера. Не стоит. -

Он развел руками: - Ну, не стоит.

Вероника даже не отреагировала на то, что он назвал ее Верой, а не Никой, на чем она всегда настаивала.

- Но есть же медицина! Есть всякие препараты…

- Они мне не помогут.

- Но почему?!! Ведь было же все у нас просто великолепно… А, ты мне врешь, - догадалась она.

- Нет, не вру. И вру и не вру. Видишь ли…, я не просто не хочу женщину. Я тебя не хочу. Прости, это, наверное, жестоко…

- Все понятно. У тебя теперь другая соска! Кто она? Я ее знаю?

Моя подружка Анжелика, наверное?.. Я подозревала, что ты к ней неровно дышишь. Сука! Она всегда перед тобой задом крутила и титьки свои напоказ выставляла. Сисястых любишь? Кобель! Мне говорили про тебя, что ты кобелина, каких поискать. А я думала…

- Уймись, Вера…

Ника! - она вдруг услышала, что Никита снова назвал ее нелюбимым именем. - Я тебе сто раз говорила: я - Ника! А как ты, интересно,

Анжелику называешь? Анжелой? Или Анной? Ты же любитель старомодных имен!

- Уймись, Ника. Нет у меня ничего с твоей… подругой. И не будет. У меня вообще сейчас никого нет.

- Правда? Кроме меня никого? - в глазах девушки блеснула искорка надежды.

- Никого. Но и тебя нет.

- А может… Скоро ведь Новый год. Через неделю…

- Через четыре дня, - уточнил Латышев.

- Неважно. У нас есть еще время. Давай, поедем к теплому морю.

Давай, встретим его в Таиланде! Или в ГОА слетаем? Или на Маврикий?

Мне родители предлагают купить путевку. А мы купим две и поедем вместе…

- Нет…, Ника. Не поедем мы с тобой никуда. Я не хочу никуда ехать.

- Тогда давай здесь. Давай никуда не поедем. Встретим Новый год в этой квартире. Вдвоем. А, Никит?..

"Любит она меня, что ли", - подумал Латышев. Хотел спросить, но не спросил. Надо расставаться с девочкой. Без слов, без ее признаний. Просто выгнать. Пусть будет жестоко, но как поступить иначе? Видеть и слышать Веронику он больше не желал.

Он отрицательно покачал головой. Вероника наклонилась, заглянула в его глаза и увидела там… безразличие. И холод.

Она молча сняла и бросила ему под ноги халат, голая пошла одеваться. Он не смотрел ей вслед, но когда Вероника хлопнула входной дверью, закурил и подошел к окну.

Девушка вышла из подъезда и медленно побрела вдоль по ярко освещенной улице. Она шла, низко наклонив голову, смотрела себе под ноги. Наверное, она плакала.

"Жестоко… Я жесток, - подумал Латышев. - Но разве дело только во мне? Жизнь - вообще жестокая штука. Вера это поймет. Может, уже поняла… Мог ли я поступить иначе? Наверное… Но что делать? Что мне делать, если я… - Он вдруг понял: - Если я люблю другую?.."