Иван Зорин - Вечность мига: роман двухсот авторов Страница 15

Впрочем, это история бунта, а в написанной Купидоном драме остался последний поворот. Страстно любимая, женщина изменила. Её новый избранник — часовщик из Львова, которому гетман доверил казну. Когда пришёл срок платить войску, не досчитались бочонка червонцев. А под пыткой казначей сознался не только в краже. Ревнивый гетман приказал казнить обоих. Неверных раздели и, связав вместе, повесили. В таком виде они прелюбодействовали (secut erant in action adulterii, стыдливо поверяет детали латыни польская летопись).

Остаётся добавить, что Хмельницкий вскоре пожалел о своей вспыльчивости, горькие воспоминания — плохое утешение. Но потом, обрастая забвением, погасли и они, превратившись в стёршееся имя, равнодушие мифов и правду, похожую на ложь.

Апонас Шпилька. «Украиниада» (1893)

ИНТЕРВЬЮ

Это приснилось мне в ноябре, когда Стрелец прогоняет Скорпиона, и тот кусает землю холодными, безнадёжными дождями. Вечером я запускал глаза в экран и плевал в него, натыкаясь на лгущие головы.

А ночью меня пригласили на телевидение.

Ведущий был боек, и его превосходство торчало у всех костью в горле. «Народ, как лента Мёбиуса, — гладил он двойной подбородок, — запускаешь в него “утку”, а она возвращается с противоположным смыслом»

Он сидел, растопырив глаза, и его щёки были шире плеч.

— Что я думаю об истории? — переспросил я, и меня поразил мой уверенный тон. — У вас есть кошелёк? — Журналист достал. — Положите, пожалуйста, на стол… — Он был послушен, как костыль у калеки. — Вероятно, при вас больше нет?

С этими словами я наклонился, и, не глядя, опустил деньги в карман.

— И всё? — рассмеялся журналист. Тот, кем я был во сне, зевнул в волосатый кулак. В углу заворочалась тишина, которую мы оба не слышали. — Не забывайтесь, — одёрнул журналист, — вы сделали это на глазах миллионов!

— А вот это и есть история, — безразлично констатировал человек, которым я был во сне.

Игнат Сонин. «Тайный смысл абсурда» (1997)

ПРИЧУДЫ ЛЮБВИ

Одна рано осиротевшая бедная девушка решила разбогатеть, выйдя замуж за состоятельного старика. Разыгрывая влюблённость, она, как опытная актриса, убеждала себя, что старик полон обаяния и неотразимых достоинств, и, в конце концов, настолько вошла в роль, что и правда потеряла голову. Бледная, с заплаканными глазами, она ходила за стариком по пятам, твердя о своей страсти. Старик давно облысел, он сидел на своём возрасте, как на колу, и вначале ему льстило такое внимание, но постепенно стало раздражать. Не встречая взаимности, девушка дурнела — не помогали ни румяна, ни тушь, однако с удвоенной силой преследовала старика, вынудив того обратиться в полицию. Немолодой полицейский обещал принять меры и вызвал девушку в участок. Выслушав её, он был, однако, поражён роковой страстью и отпустил. Был вечер, он смотрел в окно и думал, что состарился рядом с нелюбимой супругой, а после, сорвав с вешалки пальто, нагнал девушку, вызываясь её проводить. Дорогой он так растрогался, так проникся жалостью к себе, что у подъезда уже чувствовал себя влюблённым. Он предложил пригласить его в дом, но девушка отказала. С тех пор полицейский совершенно изменился — развёлся с женой, бросил службу, и, обрастая щетиной, проводил дни под окнами девушки. Узнав об этом, богатый старик неожиданно почувствовал ревность. Он долго колебался, вызвать ли полицейского на дуэль или в отместку приударить за его бывшей женой. Покрутив в руке пистолет, он выбрал занятие более приятное, заказав себе новый парик и послав за букетом цветов. Супруга полицейского между тем завела после развода молодого любовника. Однако решила не отказываться от того, что само идёт в руки, и благосклонно приняла нового ухажёра. Это не понравилось её любовнику. Со сжатыми кулаками он потребовал от старика объяснений, и тот выложил всю правду. Юноша не поверил, и в доказательство старику пришлось предъявить небритого полицейского, стоявшего под окнами сгоравшей от любви девушки. Оказавшись у подъезда, молодой человек не смог удержаться от того, чтобы не зайти в дом и не увидеть ту, которая так легко вскружила голову двум степенным мужчинам. Вышел юноша уже не один — избавившись от болезненной страсти к старику, девушка повела его под венец. И в результате всё вернулось на круги своя — к девушке вернулась прежняя расчётливость, полицейский, восстановившись на службе, вернулся к старой жене, а старик — к своим деньгам. Однако, как оказалось, ненадолго. Он был бездетным, а его племянником и единственным наследником был юноша, женившийся на бедной девушке. От любви до ненависти — один шаг, и девушка, посчитав себя оскорблённой за отвергнутую страсть, стала теперь подговаривать мужа убить дядю. Ослеплённый страстью, тот согласился. Тёмной, безлунной ночью, когда за забором выли псы, он подкараулил старика в переулке и ударил камнем по голове. Но того спас парик, который он никогда не снимал. Спас от смерти, но не больницы. Допрашивал потерпевшего всё тот же полицейский, которому не составило труда раскрыть дело. Он всё ещё надеялся заполучить девушку после того, как отправит её мужа за решётку, и потому, не мешкая, явился в дом девушки: ему не удалось проникнуть в него как любовнику — удалось как служебному лицу. Девушка была одна, и, выслушав обвинения, предложила сделку — она выйдет за полицейского, а тот оставит в покое её мужа. Поражённый полицейский тут же разорвал показания старика и поклялся, что замнёт дело. Однако он погорячился — обещание толкало его на преступление, ведь ему пришлось бы зажать рот старику. И он придумал — подговорил жену навестить больного, а, когда та склонилась к забинтованной голове для прощального поцелуя, внезапно появился на пороге и влепил старику пощёчину. Женщина шарахнулась за дверь, полицейский, расстегнув пиджак, продемонстрировал рукоять пистолета, а растерявшийся, ничего не соображающий богач увидел горящие ревностью глаза, в которых прочитал приговор. От испуга он проглотил язык. Ему больше нечем было просить защиты у закона, и полицейский, таким образом, сдержал слово. Втайне он опять стал мечтать о девушке, как завоюет её признательность, от которой до любви — один шаг. Однако судьба распорядилась иначе. Его жена, став невольной участницей злодеяния, раскаялась и рассказала всё девушке. И ситуация опять поменялась. В девушке проснулась жалость, а вместе с ней — и бушевавшая прежде страсть. Бросив мужа, она нанялась в больницу сиделкой, выхаживая всеми покинутого старика. И тот со временем простил её а, когда к нему вернулся дар речи, предложил руку и сердце. Девушка согласилась. Её молодой муж с горя запил и совсем бы опустился, если бы его не взяла под крыло жена полицейского. Уставший же от любовных раскладов полицейский махнул на всё рукой и с головой погрузился в работу.

Таким образом, девушка добилась своего — она получила деньги старика, которые ей были уже не нужны.

Отто Фихтендюррер. «Житейские истории в набросках» (1953)

КАК МИР СОШЁЛ С УМА

За американцами с ума сошли немцы. За немцами — французы. Англичане подумали, подумали — и тоже сошли с ума. Следом с ума сошли испанцы. Итальянцы долго не сходили с ума, но всё же сошли. Глядя на них, сошли с ума поляки. И помогли сойти с ума чехам. А вот сербы сошли с ума сами. Венграм и сходить было не надо — они и без того сумасшедшие. Затем с ума посходили шведы. Русские оказались в сумасшедшем доме за компанию. А арабы — не успев и глазом моргнуть. Японцы сошли с ума тихо. А индусам пришлось надеть смирительные рубахи. Дольше всех держались китайцы. Но куда деваться, когда весь мир сошёл с ума?

Иегудиил Храмс. «Из-под кровати» (1941)

УВЕРЕННОСТЬ

Сорок по сорок вечерних стран взял я ныне и городов — как гроздья винограда. Мои колесницы срезали головы, как серп — колосья полбы. О, благословенный Мардук! Я терзал толпы, как лев терзает пастушьи стада. Я разбросал черепицу храмов, вырубил оливковые рощи, и Верхнее море целовало копыта моему жеребцу. Я — меч Мардука! Глупцы не ведают, что нет Бога на небе кроме Мардука, как нет на земле Господина, кроме Вавилонянина. Пусть же узнают, что халдей выше мидянина, хетта, эламита, египтянина, скифа, ассирийца, кассита, моавитянина, перса, финикийца, хуррита, киммерийца и аммонитянина! Они ждали меня. И я пришёл. Они говорили: «Наш бог не допустит ни наших слёз, ни нашей крови». Но я узрел их рабские слёзы и кровь — цвета граната. Я надел на них ярмо и посыпал им головы пеплом. Без числа, вместе с ослами, быками и верблюдами, привёл я их на верёвке, их плач я посвятил Мардуку. Они говорят: «Это бог наказал нас». Иудеи, что вы смыслите в Боге? Я истребил ваши колена, как огонь, я пожрал память о вас, вашего бога я привёз Мардуку. Вы хотели свободы — кто отнимет её у мёртвого? Вы препирались в словах — кто оспорит навеки смолкшего?