Владимир Царицын - Осенний лист или зачем бомжу деньги? Страница 15

Самсоновых что ли? Чуть меньше, чем Сидоровых.

- Тот самый. Я факты сопоставил, и справки кое-какие навел.

Аккуратно. Позвонил своему корешку из Новосибирска со своего домашнего телефона.

Сидоров усмехнулся.

- Ну, вот, - сказал он. - Говоришь: 'не могу я', а сам уже расследование начал. Мне даже кажется, что ты меня ждал. Я прав?

Мотовило кивнул:

- Прав. Я знал, что ты рано или поздно ко мне придешь. Не тот ты человек, чтобы в норе отсиживаться. Да и время, видать, твое подошло. Закончилась релаксация?

- Закончилась.

7.

Уходя в город, Сидоров привычно проинструктировал Окрошку, оставив его за себя главным на заводе на время своего отсутствия, и сообщил об этом всем, кто в тот момент находился в цехе. В принципе, этого объявления можно было и не делать, все и так знали, что Окрошка - самый близкий Ляксеичу человек, его верный адъютант, секретарь и помощник, почти кореш, и что Сидоров всегда, когда покидает развалины дольше, чем на одни сутки, оставляет за себя Окрошку.

Знали и принимали это, как должное.

Вообще-то, корешей у Сидорова не было, существовала некая дистанция между ним и остальными бомжами. Сидоров был одним из них, так же, как они, каждое утро уходил в поиск, был одет так же, как они, в тот же самый сэконд-хэнд с помойки, и даже разговаривал на понятном им языке. И, тем не менее, дистанция существовала. Не

Сидоров ее установил, бомжи сами, чувствуя превосходство Ляксеича в познаниях, навыках и интеллекте, отдавали ему должное и к панибратству не стремились. Дистанция основывалась не на слепом подчинении, а на авторитете - на уважении личности Сидорова и на признании его заслуг перед вольным братством. Особенно сильно его авторитет вырос, когда ему удалось договориться с бригадой сантехников, выполняющей какой-то заказ в близлежащем к развалинам коттеджном поселке и осуществить с их помощью врезку в теплотрассу.

У сантехников имелось газосварочное оборудование, возможность стырить трубы и желание слегка подкалымить. И не важно, кто платит.

А кавардак в делах и нерадивость руководства, царившие в периферийных подразделениях Чубайса, помогли обитателям развалин не замерзнуть в лютые зимние морозы…

Сидорова после того случая зауважали. Сильно зауважали. Даже предложили переселиться из холодной гардеробной в другую бытовку, где было теплей и которая находилась дальше от пролома в стене цеха.

На второй этаж в кабинет начальника цеха сидоров перебрался после своего избрания старшим на заводе. Здесь Окрошка расстарался, мигом провел пиар-компанию. Возражений ни у кого не было - ни против кандидатуры Сидорова, ни против факта избрания старшего.

- Ты что это затеял? - спрашивал у Окрошки Сидоров, услышав шушуканье бомжей у себя за спиной, увидев их взгляды и суетливое, скачкообразное мельтешение одноногого афганца-беженца.

- Старшим тебя хочу сделать, Ляксеич, - отвечал Окрошка. - Старшим над всеми нами.

- Зачем это?

- Без старшего нельзя, Ляксеич. Никак нельзя. Перессоримся мы все без твоего мудрого руководства. Перегрыземся насмерть.

- Так ведь раньше у вас здесь никакого старшего не было. Как же раньше-то вы жили?

- А так и жили. Кто во что горазд.

Сидоров почесал макушку и пробормотал задумчиво:

- Да-а-а. Не может русский человек без руководства жить.

Царя-батюшку ему подавай, мудрое руководство. Иначе ляжет, и лежать будет, неизвестно чего ожидая… Ну что ж? Попробую себя в должности императора всея развалин.

- Чего говоришь? - не расслышал Окрошка.

- Согласен, говорю. Собирай Вече народное.

Собрались все. Обсуждения, как такового не было. Бомжи сразу после короткого вступительного слова Окрошки и представления всем известного кандидата принялись кричать:

- Любо! Ляксеича на царство!

Не поймешь - то ли в шутку так кричали, то ли всерьез, то ли одноногий их так научил.

С этого памятного дня кучка 'искровских' бомжей должна была начать постепенное превращение в более или менее организованное сообщество

- такая была программа у Сидорова и он торжественно донес ее до собравшихся.

- Любо! - кричали бомжи. - Теперь у нас все, как у людей будет! -

До избрания Сидорова они себя, по-видимому, за людей не считали.

Окрошка был наверху блаженства. Отведя Сидорова в его новые апартаменты, он торжественно заявил:

- Теперь, Ляксеич, можешь на работу не ходить. Народ, тутошние бомжи то есть, тебя кормить обязаны. Как старшего над ними, начальника и благодетеля. А я всегда при тебе буду находиться. Тока кликни, и я на трех ногах мигом прискачу.

Сам то он, Окрошка тоже, наверняка, на работу ходить не собирался.

Но Сидоров сразу его огорчил.

- В поиск я буду ходить, как и ходил. Я - здоровый мужик, и сам себя прокормить в состоянии. В нашей жизни бомжевой преференций ни для кого по определению быть не может. Уразумел?

- Чегой-то? Каких таких перфораций?

- А таких! Руководство нашим сообществом я буду осуществлять во внерабочее время. На общественных началах, так сказать. И ты губу не раскатывай. Завтра кем наряжаешься - беженцем или воином-интернационалистом?

Окрошка надулся как мыльный пузырь, даже радужные пятна на щеках и лбу появились, и ушел. Но через полчаса поскребся в дверь приемной, лично установив этим некую субординацию, и когда Сидоров разрешил ему войти, сказал:

- Ты, Ляксеич, мужик мудрый. Все правильно рассудил. - Окрошка был тертым калачом и понимал - с начальством надо не конфликтовать, не дуться на него, а хвалить и всячески потакать, тогда все путем будет.

- Молодец, что понял, - отозвался Сидоров, осматривающий буржуйку, подарок бомжей. - Так кем ты завтра рядишься?

- Афганцем. Народ наш что-то беженцев не очень…

Сидоров улыбнулся:

- Ладно, афганец иди, отдыхай.

- А ты, Ляксеич все ж не забывай, кто тебя сюда привел, - не удержался Окрошка.

- Не забуду, - пообещал Сидоров.

…Именно он, Окрошка, привел Сидорова на завод в мае две тысячи первого года.

Он тогда в роли глухонемого инвалида собирал деньги с пассажиров пригородного поезда. А тут настоящие глухонемые, люди ущербные, а потому злые и в силу одинакового изъяна организованные. Выкинули

Окрошку из электрички, как щенка, хорошо еще, что на остановке, могли бы и на полном ходу. А остановка была - Шугаевка.

Окрошка огляделся и, заметив вдали оттаявшие дачные участки, решил, раз уж он тут оказался, проинспектировать их на предмет потенциальной добычи. Успешно просочившись на территорию садоводческого общества мимо сторожки, почему-то не облаянный собаками, Окрошка поскакал на костылях подальше от опасного места.

На одном из участков он увидел бородатого длинноволосого человека в бушлате и резиновых сапогах, что-то рвущего в огороде. С виду - бомж, но бледный. Бомжи, они и зимой загорелые, а к весне и вообще - черные, как негры. Грязь приобретению подобного оттенка тоже способствует.

- Э, мужик! - позвал Окрошка. - Ты там что, весенние подснежники собираешь?

Мужик поднял голову, и Окрошка поразился выражению его глаз. Они были серые, но казались белыми - выцветшими и какими-то неживыми. А лицо у мужика было худое и бледное, как у выходца с того света.

Окрошка даже вздрогнул и незаметно перекрестил свой впалый живот. А мужик вдруг улыбнулся, но как-то грустно.

- А подснежники только весенними и бывают, - сказал он. - Летом они не растут.

- Да ну? - иронически произнес Окрошка.

- Ну да, - в тон ему ответил мужик с неживыми глазами. - Заходи.

Перед калиткой стоишь.

- А это твоя дача?

- Моя. Заходи, не бойся.

- А чего мне бояться, я человек вольный. Захочу, и без твоего приглашения зайду. - И зашел.

- Ты бомж? - спросил мужик, когда Окрошка подошел к нему.

- Это ты почему так решил?

- Сам же сказал - вольный человек. Да и воняет от тебя.

- Воняет, не нюхай, - обиделся Окрошка, но тут же забыл про обиду.

- Так ты лук тут собираешь?

Мужик пожал плечами.

- А я не знаю, что это, - сказал он. - Вышел в огород, смотрю - травка какая-то из земли пробивается.

- Это лук, - тоном специалиста сказал Окрошка. - Солнышко пригрело, он и попер из земли. Видать осенью луковицы не все выкопали, в земле оставили. Вот он и прет. Весна, все к солнцу тянется. - Окрошка задрал голову вверх и подставив щетинистые щеки лучам солнца, улыбнулся. - Весна! Тепло, как летом. Солнышко пригревает. Эх, окрошечки бы сейчас! К твоему луку огурчик бы, яичко, сметанку, колбаски бы… А давай окрошку сделаем? Чегой-то я есть захотел.

Мужик усмехнулся:

- У меня кроме лука к окрошке нет ничего.

- Совсем ничего?

Мужик отрицательно покачал головой.

- А чем ты питаешься? - поинтересовался Окрошка.

- Со вчерашнего дня ничем. Продукты были, но за зиму все съел.

Вчера последнюю перловку сварил. А сегодня вот, - мужик указал на пробивающиеся из земли тоненькие зеленые перышки лука, более похожие на молодую осоку, - только это.