Макар Троичанин - И никаких ХУ! Страница 15

Викентий Алексеевич и ещё бы порассуждал на болезненную тему, благо есть безмолвный слушатель, но его бесцеремонно остановили. Тихо вошла Аннушка, уверенно подсела к гостю, подняла на него укоряющие синие озёра.

- Мне скучно, - и, по-детски быстро осваиваясь с незнакомым дядей, потянула за палец, - пойдём, нарисуй мне зайчика.

- Пойдём, - вздохнув, согласился Вик, поднимаясь, - здесь нечего смотреть – тянут время и жилы. – Извините, - обратился к Ане, - я вынужден вас покинуть.

- Идите, - разрешила она, с любовью глядя на дочь, - я вас позову, когда вашим забьют.

- И на том спасибо, - поблагодарил он, удаляясь за своим пальцем, крепко стиснутым в маленькой ладошке.

Художница специализировалась на портретной живописи и придерживалась авангардно-модернистских тенденций с элементами импрессионизма и кубизма. Это хорошо было видно по косоугольным ящикообразным туловищам и псевдоквадратным головам изображаемой натуры. Палко-руки и палко-ноги для удобства были различной длины и заканчивались различным количеством пальцев. Талантливая последовательница французских, детсадовских и иных примитивистов внесла и свою свежую лепту в развивающееся мутным потоком мутное течение. На её портретах огромные выразительные глаза частично вылезли за контур голов, и можно было, поднатужась, сообразить, что они вылезли из орбит от радости, что определялось также месяцеобразными ртами, насыщенными треугольными зубами, некоторые из которых торчали наружу. У трёх разноростных фигур из квадратов веером торчали волосы, а четвёртая осталась с голой поверхностью, и Викентий Алексеевич сразу узнал себя в соседстве с Аннами. Сходство было поразительным! Семейный портрет с приходимцем!

Лишний в портрете подсел к столу, взял двойной лист чистой бумаги, щедро спонсированной мамой из запасов института, нашёл, покопавшись в горке, чёрный, тупо заточенный, карандаш и, поёрзав на стуле в обдумывании сюжета, приступил к выполнению срочного заказа. Заказчица решила не спускать с исполнителя недрёманного синего ока и, взобравшись к нему на колени, оперлась подбородком на столешницу, внимательно вглядываясь в чистый лист. Потом, решив наблюдать с высоты, встала коленями на его колени, отчего он поморщился, оперлась локтями о стол, и зайчатнику ничего не оставалось, как рисовать под её опущенным лицом. Но и эта поза, слава богу, ей не понравилась, и она забралась на стол и, сев на пятки, наконец, успокоилась.

- Рисуй!

Включив развитое воображение и чётко представив себе разудалого косого, Викентий Алексеевич длинными уверенными линиями изобразил смеющегося зайчишку, одетого в комбинезон, сидящим на пне с морковкой в лапе.

- Это что? – ткнула заказчица пальчиком в овощ.

- Морковка, - ответил смущённый художник, уязвлённый тем, что она не узнала заячьего деликатеса.

- Фу-у! – сморщила Аннушка личико и откинулась назад как от заразы. – Я не люблю!

Пришлось кое-как стереть, отойти от реализма и переделать на эскимо, которое она сразу узнала:

- Мороженое!! – закричала восторженно, опять сползла к нему на колени, надеясь, что и ей достанется, обняла за шею. – Папка, нарисуй… ой! – отпустила родительскую шею и испуганно приложила ладошку ко рту, а в глазах так и сверкают бесенята. – Я хочу ещё собачку.

Он не стал заострять внимания на оговорке и не стал сопротивляться желанию младшей Анны Владимировны пополнить свой зоопарк.

- Будет тебе и собачка. – И, успокоенная, она снова уцепилась за надёжную шею, приятно дыша в его ухо. Как известно, мужская память короче женской, особенно – девичьей, и когда проявилась собачья морда, и из широко развёрстой пасти шпица вывалился длинный язык, маленькая памятливая оговорщица в избытке чувств вернулась к интересной теме, категорически заявив:

- Ты будешь моим папкой.

- Ладно, - не стал он возражать, считая, как и всякий взрослый, что любые самые невообразимые желания малявок растворятся в длинном времени сами собой. Но поскольку его волновало короткое время, то он поставил условие: - Только пусть об этом никто не знает.

- Почему? – закапризничала дочка.

- Бабушка с мамой станут ругаться, что мы у них не спросили разрешения.

Послушница недолго помолчала, соображая, как обойти неожиданное препятствие, и нашла мудрый выход:

- А мы им не скажем, - и, довольная, весело рассмеялась.

- Замётано! – скрепил он негласный договор.

- Что замётано, куда? – она оглянулась, не поняв.

- Значит, договорились, - объяснил он.

К почти готовой зоописной продукции подоспела мама, и не подозревающая о новом папе.

- Как живая! – воскликнула она, заставив ожить притихшую от внимания дочку, запрыгать на коленях отца и зазвончить радостным смехом. – Вы, оказывается, ко всему прочему ещё и хороший художник!

Не прерываясь, он поведал:

- Вы не представляете, сколько ещё в моей кладези не известных вам достоинств.

Аня засмеялась:

- Одной, похоже, точно нет – скромности.

Он, закончив последнюю лапу, повернулся к ней, ссаживая дочку-инкогнито.

- Была. Я верно помню, что была, но от частого употребления поизносилась до дыр и клочьев

Аня ещё пуще развеселилась и не стала спорить.

- Аннушка, - обратилась она к дочери, пригладив её растрёпанные волосы, - сейчас придёт бабушка и будет отдыхать. Ты не шуми и тихонечко раскрась дядины рисунки, а мы с ним пойдём смотреть футбол. Хорошо? – и чуть не упала, когда услышала в ответ:

- Замётано!

Викентий Алексеевич, сделав независимое выражение лица, принялся непринуждённо складывать в стопку чистые листы и собирать разбежавшиеся по столу карандаши, а мама, стрельнув в него синим пламенем, решила отложить воспитательную работу на более позднее время.

- Пойдёмте, - строго приказала провинившемуся, - второй тайм начался. – И столько было металла в голосе, что идти смотреть расхотелось.

На стадионе он осторожно присел на купленное место и постарался сосредоточиться на игре, ожидая неизбежного вопроса и заранее решив отрицать свою вину.

- Есть хотите?

- Нет, - не задумываясь, ответил он, даже не расслышав толком вопроса, а когда осознал, спросил неуверенно: - А что есть?

- Ничего, кроме колбасы и хлеба, - обрадовала она, предупредив скудным предложением, чтобы на чужой каравай хлебало не разевал. – Будете?

- Не откажусь, - согласился он так же быстро, как перед тем отказался. – Знаете, - объяснил приступ жора, - я, когда нервничаю на футболе, всегда для успокоения что-нибудь жую, - и полюбопытствовал, сглотнув слюну: - У вас какая завалялась? Конская шаймиевка или собачий сервелат?

- Хуже, - обрадовала хозяйка, - полунедокопчёная трансгенная, - и ушла на добычу, выждав, очевидно, когда Анна заляжет на просушку.

Вернулась тотчас, неся полкруга транснедокопчёной и два кусмана батона.

- Принимайте, - подала ему один кусок, по-братски разорвала колбасный серп и большую часть отдала нервному болельщику. – Стибрила, - похвасталась, и они, взглянув друг на друга и вспомнив другое слово из того же лексикона, произнесённое детским ртом, расхохотались, окончательно повалив забор поведенческих условностей.

- Как играют? – поинтересовалась, смачно жуя.

- Хуже некуда, - сообщил он, стараясь не чавкать. – Не ошибусь, если предположу, что ребятки столковались на ничью. Типичная договорная.

- Погодите, наши ещё покажут армейские зубы, - пообещала фанатка ЦСКА с набитым ртом.

- И годить нечего, - не поверил фанат «Спартака».

- Спорим? – предложила она, не отрываясь ни от колбасы, ни от экрана.

- На что? – загорелся он, поворачиваясь к ней.

Аня призадумалась, чтобы не продешевить на призе.

- Если наши выиграют…

- Или наши, - смело добавил он себе более жёсткие условия.

- Пусть так: если матч закончится чьей-либо победой, то… - и снова притормозила, жуя и ещё раз прикидывая цену приза, и, наконец, посветлев глазами и улыбкой, сообщила ставку: - …то вы будете негласным куратором моей докторской.

- Замётано, - не раздумывая, согласился он, уверенный в своём выигрыше. Услышав знакомое слово, Анна Владимировна обвиняющее уставилась на него, расширив глаза, а он – невинно в ответ, и оба, еле сдерживаясь, трясясь телами и стиснув зубы, чтобы не выронить полунедожёванной, заквакали глухим смехом, тщетно стараясь проглотить разом всё то, что скопилось во рту. Наконец, Викентию Алексеевичу это удалось, и он продолжил пари:

- А если останется ничья – и она будет – то вы… - необидное и лёгкое наказание пришло на ум мгновенно, - переходите в фанатский стан «Спартака». Идёт? Тем более что вам всё равно, за кого болеть – все наши! Согласны? – и выставил открытую ладонь. Она смазала своей, отсчёт пари пошёл, а колбаса кончилась.

Собранные с подола и брюк крошки пригодились для удобрения искусственных цветов. Облегчённо вздохнув и осоловев, оба уставились на экран. То, что там происходило, добавило осоловелости. Впору бы занять более удобное положение, лучше бы горизонтальное, но приходилось из этических норм терпеть неудобства и болтовнёй подло мешать соседу задремать.