Андрей Марченко - Наследство одной ведьмы Страница 15

В ней была яма, где-то мне по пояс. Ее дно было завалено строительным мусором.

Поломанные бетонные балки торчали из земли, как иногда торчат не погребенные кости.

Звук шел оттуда.

— Это бункер… Или дот. В него попала бомба и обвалилась крыша.

— Но там же люди, они живы, ты слышишь, они поют…

Я покачал головой:

— Они мертвы лет шестьдесят. Как и я. Они сидят в бункере и ждут червя — процитировал я песенку и добавил, — Я схожу к ним…

— Франц, не иди, мне страшно…

— Не говори глупостей. Я просто спрошу у них дорогу.

Я закрыл глаза и представил, что подо мной вода. Земля пропустила меня…

И я действительно не задержался.

Ребята под землей действительно были рады меня видеть и в честь меня тут же затянули то ли марш, то ли тушь. Но я объяснил, что меня ждут, и что я не надолго. Спросил самое необходимое и выбрался на поверхность.

— Сколько их там?

— Пятеро, — ответил я.

— И что они делают?

— Сидят…

— А кроме того, что сидят?

— Еще поют.

— И где клад не знают?…

— Говорят, не слышали, он им ни к чему. Могут еще дать оружие, патроны есть, опять-таки консервы, но они пропали, и водка.

— А деревня?

Я повторил жест сидящих пятью метрами ниже — пожал плечами. О деревне они знали еще меньше нашего — то есть ничего.

Темнело. Своей цели мы не достигли, но возвращаться не было никакого резона, мы бы все равно не успели бы к темноте? Да и куда возвращаться? Надо было посмотреть правде в глаза и признаться — мы заблудились. Лес впереди и лес сзади ничем не отличались друг от друга.

Вверху еще во всю светило солнце, но меж деревьев уже стоял полумрак и что-то рассмотреть было затруднительно.

Двигаться дальше было совсем небезопасно и мы остановились, Василиса собрала сухостоя, наломала еловых лап, разожгла костер. Но ветки не сколько горели, сколько дымили.

Где-то далеко кто-то завыл. Походило на волчий вой, но отсюда был мой знакомый вервольф, и кто знает, может здесь был их целый выводок. Впрочем, с вовкулаком у меня получалось беседовать, но я сомневался, что удастся заболтать зубы волчьей стае.

— Франц…

— Чего?…

— Мне совсем не страшно умирать. Когда я умру, я стану как ты призраком, и мы будем вместе. Ты ведь меня не бросишь?

Я вспомнил про ее прадедушку. Но рассказывать ей не стал, а только прошептал:

— Ну с чего тебе умирать. Ночь пройдет и мы с тобой выйдем из этого леса, найдем лесника, откроем клад.

Ее ответом было тихое всхлипывание — она заплакала. Я сплюнул и добавил:

— Не брошу… Что бы не случилось — я тебя не брошу.

На небе уже стали появляться первые звезды, когда мы услышали шаги — кто-то шел к нам. Еще до того, как он появился из-за деревьев, я знал — это не животное. Ветки хрустели под сапогом, шаги совсем не походили на бег животного.

Это был лесничий.

— А ну, тушите костер! — были его первые слова. — Тушите немедля. Огонь хорош в свое время, в своем месте, а лес огня не любит… И веток наломали живых… Да как же вам не стыдно!

В тушение огня он принял непосредственное участие, засыпав его пригоршнями земли, а затем потоптавшись по пепелищу сапогами.

Когда пропал последний дымок, он довольно кивнул:

— Пойдет… К весне и следа не будет… И что это вас обоих сюда занесло…

Он так и сказал — «обоих». Значит, он видел и меня.

Затем он повел нас из леса — просто сделал знак подыматься и пошел прочь.

Шел он быстро, уверенно, так словно не боялся упасть в яму или какое-то озеро. Он будто знал весь лес наизусть, и мы едва поспевали за ним.

По поваленным стволам мы переходили овраги, мелкие речушки.

За все время пути он ни разу не обернулся, не полюбопытствовал — не тяжело ли нам, не отстали ли мы.

Но странное дело — если весь день мы часто просто продирались сквозь чащу, то теперь лесник вел нас тореной дорогой. Ветки расступались, на пути не встречалось особых колдобин или препятствий.

Наконец, мы вышли из леса, перешли поле. За ним на холме размещалась деревушка. Деревня была маленькая, — домов в шесть. Домишки были скромными, деревянными, в один этаж. Да и холм тот был невелик.

Ни в одном окне в деревне не горел огонь.

Я бы сказал, что дом лесника был с краю, ну так если в деревне полдюжины домов, как ни крути — не меньше четырех хат будет стоять на краю деревни.

Мы вошли в дом.

На столе стояла керосиновая лампа — электричества здесь, похоже никогда не водилось. Старик зажег огонь.

Тогда-то я и увидел его при свете.

Старик-лесник производил впечатление, будто высеченного из дерева. Причем для этой цели стамеску выбрали побольше да поплоше. Казалось, прислушайся еще немного и услышишь, как скрипят его суставы.

— Вам тут из Хмырова гостинец собрали. — отдала Василиса ему передачку.

Старик принял узелок и тут же развязал его. Внутри было две бутылки самогона, лесничий отставил их под лавку с видом крайне недовольным:

— За кого они меня держат, — пробормотал он.

Зато плиткам жевательного табака оказался рад, отложил и спички.

— Давайте-ка перекусим, — пробормотал он, вдруг смутившись, — да отдыхать… А то как-то нехорошо, не покормил, спать не уложил, а за подарки схватился. Я-то обычно, в это время сплю, да вышел на крыльцо, чтоб значит после чая… — лесник посмотрел на Василису и поперхнулся. — Ну да, так вот, вышел, гляжу дым над лесом. Так я бегом… Завтрева баньку вам истоплю.

Трапезничали молча. На завтрак снова был чай, хотя думаю, отвар какой-то травы, смахивающей на чай. Чтоб окончательно сбить запах, дед потчевал Василису полудюжиной видов варенья и тремя сортами меда.

— А ты чего не ешь, — обратился он ко мне.

— А я это… На диете.

— А это как?

— А я после заката не ем.

— А, ну ясен — корень, так бы и сказал, что постишься…

Только раз он спросил:

— Что вы тут делаете?

— По делу или так, заблудились.

— Вообще-то заблудились, но шли по делу…

Василиса, скорей всего хотела рассказать старику про клад, но тот не дал ей молвить слово:

— Ну по делу так по делу. Только ваше дело пущай до утра потерпит. Потому как в темноте никакое дело делать несподручно.

Затем уложил нас спать — Василисе место определил на кровати, меня положил на лавку возле окна, сам залез на печь.

Как водиться, долго не смыкали глаз, разговаривали, Лесник на сон грядущий рассказывал нам то ли сказки то ли чистую правду.

Прямо не разберешь.

— Речка, что мы переходили когда в деревню шли, еще две версты протекает и в болоте теряется. Там клюква, я вам доложу!.. Но токма вам луче туда не ходить. Потому как топь там хитрая — только прошел по твердому, а она, значит, хлоп и переползла… А еще на том болоте когда-то дракон жил.

В том болоте когда-то жил дракон…

Был он древний и трехголовый. Не дать не взять — Змей Горыныч из сказок.

Вообще-то его предки были самыми обыкновенными — двухголовыми. С них еще известного орла рисовали.

А предки их и того проще были — одноголовыми были.

Народец дракона, конечно, видел, но все больше издалека. А что видел — прописал в былинах. Ну а чего не видел — придумал и тоже прописал. К примеру, решили, что трехглавый дракон в три раза страшней одноголового. А другие былинщики и вовсе заврались — и про шестиголовых спели, и про двенадцатиголовых. И даже про змеев о двух дюжинах голов. Только враки это все. Ну сами посудите — что это за дракон такой получится, больше на ежа похож будет.

Только дракон был незлобив — только в порядке самообороны съел одного богатыря, трех красноармейцев и двух партизан. И все…

Мало того, этот дракон, так же именуемый Змеем Горынычем, был незлобив, застенчив и нерешителен.

И хотя желудок один, но у всех трех голов свои интересы. Одной голове спать хочется, другой, скажем — пошалить, человеческим голосом с заблудившимся подорожним поговорить. Третьей хочется полетать над миром, поискать — а нет ли поблизости какой-то молодой незанятой драконихи, пусть и одноглавой. В случае чего — две головы и отвернуться могут…

Да мало ли…

Жизнь он прожил долгую и неспокойную.

Дружил с беглыми каторжанинами, раскольниками-староверами, возил волхвов в тайный град Китеж.

Последним его другом был геолог, человек, который не верил в драконов.

Вы можете себе это представить? И такое, оказывается, бывает!

Да, так вот… Геолог в него не верил, считал его плодом своего воображения, что не мешало дракону верить в человека, конкретно в этого и в человека как в абстрактную категорию.

Вот вы скажете — человека можно встретить на углу всех улиц, а драконов не бывает. Это почему же не бывает? Только потому что их не видели? Так вот Антарктиду, положим, много ваших друзей-знакомых видели? Может, это заговор, может и нету никакой Антарктиды, а что-то иное — Земля Санникова туда переплыла, Эльдорадо, или, положим, все тот же Китеж-град перелетел.