Зуфар Гареев - Спящие красавицы Страница 15

– Я тоже хочу, но зачем? Чтобы все повторилось снова?

– Да, ты прав.

Но оживляется:

– А вдруг? У тебя такая цепкие сперматозоиды, я чувствую как шустро они запрыгивают в меня. Такого не было с мужем.

– Ты его просто не любила?

– Кажется, да. Он был добропорядочный, но никакой.

Она притягивает Синицу к себе.

– Милый… Отец моих детей… Хороший мальчик… Я хочу тебя…

Синица противится, его снова угнетают нехорошие мысли.

– Я не могу Яна, – пойми, не могу! Мы идем в никуда!

– Ты можешь и хочешь!

– С каждым ударом я как будто не член заколачиваю в тебя, а гвоздь в крышку гроба… Это страшно!

– Нет, не страшно. Я уже перестала бояться!

– А я? Ты меня спросила? С каждой минутой я теряю тебя! Теряю навсегда! Я не хочу ЗДЕСЬ оставаться один!

Яна отстраняется. После паузы она произносит спокойно и бесстрастно:

– Но я же не умру.

– Ты умрешь, к сожалению. Во всяком случае тебя не будет на этом свете.

– Но я буду там… С детьми. Алеша, мы будем тебе улыбаться. Называть тебя папой.

– А где буду я? На каком свете?

– В моем сердце – вот на каком свете.

Она снова привлекает его к себе, а у Синицы совсем не осталось сил сопротивляться. Их губы снова сливаются.

– У нас еще есть время… – шепчет Яна. – Как хорошо мне! Ты первый, кому я доверилась вся… Хочешь с твоей волшебной спермой на лице я буду лежать целый час перед тобой?

– Нет…

– А ты будешь смотреть и хихикать, как это глупо… Хочешь?

– Не знаю…

– Два часа? Три? Господи, да целые сутки я буду улыбаться тебе через эту противную сперму, хочешь?

40. Ваниш-ваниш, постирушко!

Нет, совсем не напрасны были подозрения, что Манана смертельно (если так можно выразиться в этой ситуации) влюблена в Алексея Синицу. Не напрасны были подозрения, что Интернет кишит двойниками телекрасавца. Уж он-то как менеджер знает, как можно развернуть на несчастных влюбленных женщинах бизнес.

Не будем и мы скрывать эти креативные решения.

…Небольшая квартирка в типовой пятиэтажке, ночь. У зеркала сидит паренек Стас, он как две капли похож на Алексея Синицу. Рядом – друг Макс и гример, который накладывает грим.

Макс завидует:

– Слышь, Стас, свезло тебе с этим пидаром… С Синицей этой… Такие деньги потекли!

Парнишка-гример любопытничает:

– Слушай, а как ты Манану того… – Хихикает. – Как тебе вообще с трупиком? Не паришься?

– Да ладно, трупик… – отмахивается Стас. – Дышит ведь.

Постепенно Стас преображается. И вот перед зеркалом уже вылитая девушка.

Через час с небольшим недалеко от ворот Клиники Сна останавливается машина. Дальше только пешком. Из машины выходят Люция, девушка (Стас) и еще одна девушка – мнимая сурдопереводчица.

Люция негромко предупреждает:

– Еще раз напоминаю на всякий случай – ты глухонемая Оксана. Ты ее однокурсница.

– Да, однокурсница, пиздеть не стану.

– Как сильно тебя ждет Манана, Стас! – говорит восторженно Люция.

Итак, очередная ночь знойной запретной любви для Мананы началась…

Но это была роковая ночь, как выясняется утром.

На клумбе копошатся Старшина и Леха, выкапывая местами прежние желтые цветы и досаживая к ним новые – красные.

В окне появляется Егоров, воздевая руки к небу.

Страшный голос Егорова не сулит ничего хорошего.

– Манана! О, Боги! Тьфу!

Старшина инстинктивно делает мастерский прыжок в сторону, кипящий плевок Егорова летит мимо. Старшина собой доволен:

– Армейская закалка пригодилась, правда, Леха?

А что происходит в палате? Поможет ли Манане армейская закалка? Вряд ли.

У постели Мананы – плачущие Люция и Ануш. Ануш держит руку сестры в своей руке. Рядом стоит разгневанный Константин. В руках – мужские трусы.

– Спи спокойно, Манана… – говорит Люция. – Не слушай его… Константин, отстань от Мананы с глупыми вопросами, она еще не просыпалась. Она так устала за ночь, бедное создание…

– Почему она устала? – грохочет Константин.

Ануш напоминает:

– Ты забыл, как сильно Манана любит учиться? Она всю ночь учила билеты…

– Еще раз спрашиваю: чьи это трусы? Почему у Мананы в палате мужские трусы? Что они делали под кроватью?

Лариса Ивановна вносит ясность:

– Лежали, Костя. Просто лежали. Сейчас Манана пойдет принимать душ.

У Константина от обиды нет слов. Он рыдает у ног Мананы:

– Манана, я так тебя люблю, так люблю… Но хотел бы получить ответ: что делали мужские трусы у тебя под кроватью?

– Вы измучили ревностью Манану! – напоминает Люция. – Она еще не принимала душ! Она еще не свежа, понимаете?

Константин в гневе вскакивает:

– Кто был с ней ночью? Кто?

– Никого. Только новая подруга Оксана сидела с ней допоздна с билетами… Манана так любит учиться!

– Оксана не в счет, она глухонемая. Кстати, почему она глухонемая?

– Это загадка природы, Константин.

На шум входят профессор Майер с Хильдой.

Майер пытается восторженно говорить по-русски. Он подходит к окну и приветствует прекрасное летнее утро в России:

– Шишкин лес и прекрасность!

Хильда переводит:

– Господин Майер сказал, что летнее утро прекрасно, поэтому вы правильно сделали, что открыли окно с незабываемым видом на сосновый лес, который так вдохновенно рисовал художник…

Она делает паузу и добавляет, хихикнув:

– … Шишкин… Шишкин-Ганджубасов…

Майер что-то говорит по-немецки.

Хильда переводит:

– …не забывая медведя. Значит, У Шишкина не было склероза.

Но Константину Егорову сейчас не до Шишкина.

– Профессор, я бы хотел получить ответ: чем занимались мужские трусы в палате Мананы?

Он протягивает трусы профессору.

– Я горячо люблю свою молодую супругу и плачу большие деньги.

Профессор что-то отвечает по-немецки.

Хильда переводит:

– Господин Майер не может взять это в руки. Они достаточно несвежие, как ему показалось. Мужчинам следует чаще мыть задницу…

Константин ликует:

– Манана, ты слышала с каким козлом ты связалась? Он совсем не принимает душ! Покажите ей это позорище, от которого возможно смердит на три версты!

Хильда брезгливо берет пальчиками трусы и объясняет профессору суть претензий Константина.

– Господин профессор просит последовать за ним в его кабинет.

В кабинете профессора служебное расследование неприятного инцидента заканчивается. Понятно чем.

Глаза всех, кто принимал участие в этом сложном детективе с элементами мистики, прикрыты. Вокруг приятная благовейная тишина. Понятно, что к укуренным присоединился и Егоров. На его лице блаженство.

– Это «Русский экспресс»? – уточняет он.

– Да, – подтверждает Хильда.

– Знакомое изделие. У профессора отменный вкус.

– Господин Майер сказал, что эти трусы возможно выронили из параллельного мира. Вселенная полна загадок.

– Но почему они выпали в палате Мананы – вот вопрос.

Майер радостно жестикулирует:

– Ваниш-ваниш… Окей? Освежунчик… Вы умеете постирушко?

Хильда переводит:

– Эти трусы прибыли в наш мир для постирушко. Вы умеете сделать постирушко в стиральном девайсе?

– Конечно! Говно вопрос!

41. Ненасытна. Круглосуточно. Бесплатно

Наконец-то Людмила Сергеевна будет в порядке! Наконец у нее появятся новые благотворные впечатления и навсегда из ее гинекологический карты вычеркнут фразу «угрожаема по эррозии»!

А спасители – Георгий и Степан!

Скелетон и Ксения принимают дорогих гостей за накрытым столом.

Степан вальяжен, заканчивая обмен любезностями и приступая к делу:

– Хорошо-хорошо… М-да… А где же предмет… жаждущий наслаждения, так сказать…

– Она спит, – отвечает Ксения.

Георгий немножко не понял:

– Спит… Почему же она спит, если она, как Вы изволили выразиться в объявлении, ненасытна?

– Она спит 24 часа в сутки, – поясняет Скелетон.

Георгий все понял:

– Так она летаргик?

Степана это не смутило:

– Ну, нас этим не прошибешь. Мы – пацаны правильные.

Они перешептываются.

Георгий бодро заявляет:

– Знаем, знаем, наслышаны…

Снова перешептываются. Ишь, какие шуршуны.

Георгий заявляет:

– Это меняет дело, милые дамы. Это уже стоит денег. Это не любовь к искусству.

Ксения говорит с презрением:

– Она чертовски красива и сексуальна, в отличие от вас.

Братья снова шушукаются.

– Нет, это невозможно. Как бы она ни была сексуальна, но ведь это некоторым образом… хм… мертвец, если быть точным до конца.

Степан тоже непоколебим:

– Нет, это не можно. Мы с трупаками ни-ни. Кроме того, по закону, это порнография. Благодарим за чай.

Они встают и надменно расхаживают в ожидании нового предложения.

– Да вы сами порнография! – начинает сердиться Скелетон. – На себя посмотрите, клещи!

Георгий строго одергивает бабульку:

– Бабушка, Вы конечно еще та красотка в Ваши девяносто. Но как говорят у нас на Текстилях, Вас не спрашивали, между прочим.