Нина Шнирман - Счастливая девочка (повесть-воспоминание) Страница 16

Эллочка смотрит в окно, потом говорит, а не кричит:

— Объясни!

— Мне дали шоколадные конфеты и сказали: «Выбери, что хочешь», — кричу, — а я, наверное, решила повоображать и конфету не взяла! А могла съесть… — объясняю я уже тише.

— Ну и что? — спрашивает Эллочка очень спокойно. — Почему это надо вспоминать?

— Потому что я себя ругаю — я могла съесть ШОКОЛАДНУЮ КОНФЕТУ, а может быть и две. — Я не понимаю, почему она меня не понимает. — Но я не съела! Я была дура, что отказалась и не съела ШОКОЛАДНУЮ КОНФЕТУ!

— Ты дура, что сейчас это вспоминаешь, — говорит Эллочка очень спокойно и садится за стол. — Сейчас это совсем ни при чём. Вот ты пришла тогда в детскую — ты жалела, что отказалась от конфеты?

— Нет, совсем не жалела, — говорю, — и даже о ней не вспоминала.

— Тогда зачем ты сейчас об этом вспоминаешь? — Эллочка говорит не просто спокойно, а даже смеётся. Я не люблю, когда надо мной смеются, подхожу к окну, смотрю на рельсы, на облака, у меня в груди ничего нет, и мне скучно. Я вдруг понимаю, что не смогу объяснить Эллочке, почему я это вспоминаю, почему я себя ругаю, когда вспоминаю, и почему это важно. Очень неприятно, когда ты не можешь объяснить, что ты думаешь!

Я не бездельница

Надоел мне этот горшок! Ужасно надоел — всё время разливается! Вчера вечером Анка сползала с сундука на животе и, конечно, попала в него ногой. Ей же не видно! Мамочка говорит:

— Девочки, ну что такое, каждый день одно и то же! Надо как-то поаккуратнее! — Снимает с Анночки мокрый носок, сажает её на сундук и уходит за тряпкой, чтобы письки вытереть.

Элка делает кривую голову и пожимает плечами. Я говорю ей:

— Она же маленькая! Маленькая!

Элка даже глаза закатила:

— Три года — ничего себе «маленькая»!

Тогда я говорю:

— Просто у нас комната маленькая!

Элка улыбается неправильной улыбкой и спрашивает:

— А почему мы с тобой никогда горшок не опрокидываем?

Сегодня я проснулась, спрыгиваю с сундука, ноги — в тапочки и писаю в горшок. И сразу вспоминаю, как он всё время разливается. Думаю: надо что-то придумать. И придумала! Я поставлю его сейчас совсем в другое место, где Анка никогда не слезает с сундука. Крепко его беру и переношу за угол сундука, где раньше Эллочка спала на корзинке и чемодане. Ставлю около корзинки — радуюсь, что я так хорошо придумала, и бегу умываться. Прихожу назад, вытираю лицо на ходу, кричу «Доброе утро!» — и вижу Анкину голову как раз в том месте, под которым я горшок поставила. Я кричу: «Ой-ой!», и тут Анка совсем сползла, конечно, прямо ногой в горшок, и кричит: «Ой-ой, почему он здесь?» И плачет. Я подбегаю, говорю:

— Не плачь, лезь на сундук!

Помогаю ей влезть, снимаю с неё оба носка, кладу их на батарею. Анка плачет и говорит:

— Я думала, слезу в другом месте и не разолью горшок!

— Это я его туда поставила, — говорю.

Анка смотрит картинки, а я думаю. Думаю одну мысль, она мне пришла в голову совсем недавно — и я её думаю! Мамочка говорит: «Сейчас война, и все должны работать «для фронта», вот наш Папа — «большой учёный» и всё время работает «для фронта», даже из-за этого не может с нами жить, а живёт в другом городе». Она сама работает «для фронта» на военном заводе и ходит туда семь километров пешком. Бабушка сказала, что это очень много! На Мамину работу иногда ходит трамвай, но «в него не сядешь». Мамочка очень ловкая, но у неё это очень редко получается, потому что на подножке висит очень много человек и надо «повиснуть раньше», и она ходит пешком. Бабушка стоит в очередях, готовит, стирает, купает нас, когда горячую воду дают, Эллочка занимается в музыкальной школе и помогает Бабушке «отоваривать карточки», Анночка ещё очень маленькая, а я большая и ничего не делаю! Получается, что я — бездельница! Мне это не нравится. Вообще, я люблю всегда что-нибудь делать, теперь я хочу сделать что-нибудь «взрослое». Я думала-думала и придумала! И закричала:

— Анка, я сейчас буду мыть пол! Анночка удивилась.

— А ты знаешь, как мыть пол? — спрашивает.

— Конечно, знаю, — говорю. — Я буду мыть, как Бабушка!

— А ведро и тряпка? У тебя ведь их нет! — Анночка боится, что у меня ничего не выйдет.

— Ну и что, — машу я рукой, — попрошу у Даши!

Анка хохочет и хлопает в ладоши. Прихожу на кухню — Даша посуду моет.

— Даша, — говорю, — дайте мне, пожалуйста, ведро и тряпку, большую тряпку — мне надо пол помыть.

— Пол… помыть… — У Даши лицо, как будто она испугалась. — Давай я, что тебе там надо, подотру, — говорит.

— Спасибо, — говорю я очень вежливо, — но я должна помыть пол сама. По-настоящему!

— Сама, — повторяет за мной Даша и качает головой, взрослые вообще очень любят качать головой. Она из-под стола достает ведро с тряпкой, с большой тряпкой — Бабушка всегда такой тряпкой моет пол, — и спрашивает: — Я тебе воды налью? А то тебе не достать.

— Не достать, — говорю.

Даша наливает воду в ведро, смотрит на меня сморщенными глазами, отливает воду из ведра и говорит:

— Я тебе снесу?

— Спасибо, я сама. — Беру ведро, тряпку и тащу их.

— Когда надо воду сменить, скажи — я сменю, — кричит Даша.

— Скажу, — кричу я из коридора.

Ставлю ведро около стола, тряпку держу в руках и думаю, с чего начать. Анка смотрит на меня с сундука своими огромными глазами. Я знаю, с чего начать. Сухой тряпкой бросаюсь на лужу писек и начинаю, как Бабушка, эту лужу вытирать. Вытерла и сразу тряпку в ведро с чистой водой — мотаю её там туда-сюда, вода стала грязная, противно пахнет — это хорошо, значит, я всё правильно делаю! Вынимаю тряпку из ведра и мою пол вокруг всего сундука, и опять бросаю её в ведро и мотаю там. Теперь вода в ведре совсем грязная — надо менять. Я тащу её вместе с тряпкой на кухню. Даша чистит картошку. Смотрит в ведро:

— Хорошо, — говорит, — помыла, вода аж чёрная!

— Я ещё только начала мыть, — говорю, — смените мне, пожалуйста, воду.

— Ишь ты, — смеётся Даша, — только начала! Сейчас воду сменю и тряпку помою. — Она уходит. Пока её нет, я думаю, куда мне стол отодвинуть, чтобы было удобнее. Даша приносит ведро с водой и чистую, мокрую тряпку. Я тащу всё это в комнату. «Ну и ну!» — слышу Дашин голос. Ставлю ведро к двери, двигаю стол к сундуку.

— Можно я тебе помогу? — просит Анночка.

— Обязательно поможешь, только потом, попозднее, — говорю. Взрослые так всегда обманывают маленьких детей, но это обман не стыдный, потому что я это делаю, чтобы Анночка не расстраивалась. А помочь мне она не может.

Я мою пол, как Бабушка, во все углы влезла, всюду помыла, тряпку в ведро бросила, чулки сняла, на батарею положила, влезла на сундук, чтобы посмотреть на свою хорошую работу.

— Как хорошо ты помыла! — радуется Анночка.

Вот с сундука всё и видно. У Бабушки пол чистый и немножко мокрый, а у меня не пол, а просто лужа! Лужа на всю комнату! Надо вытирать.

Соскакиваю с сундука, ноги — в тапочки и говорю Анке:

— Надо вытирать, потому что очень много воды!

Анночка говорит:

— Надо тряпку крутить, крутить, тогда из неё вода выльется.

Я-то это знаю! Поднимаю тряпку из ведра, хватаю её двумя руками и понимаю, что сейчас будет самое трудное, потому что у меня маленькие руки и я не могу тряпку крутить, тряпка большая и толстая, она у меня в руках не помещается, если её крутить. Вот ведь чёрт! Что делать? Мне нужно вытереть лужу, а для этого нужно выжать тряпку — а я не могу!

— Ниночка, — просит Анка, — давай я тебе помогу.

— Нет, нет, сиди и подсказывай мне, где лужа, а я сейчас тряпку выжму. — Я думаю, если она будет мне помогать, то мы обе будем мокрые и грязные, а так только у меня ноги мокрые и грязные. Я придумала и решила: выжму, и все! Бросила тряпку на пол, потащила ведро в уборную, вылила воду в унитаз — это трудно, принесла ведро в комнату. Бросила тряпку в ведро, вытащила кусок наверх и стала его выжимать об край ведра — между ведром и рукой.

Очень много раз так делала, Анка мне сверху говорила, где лужа больше, я вытирала-вытирала, и думаю: неужели лужи никогда не кончатся? Почему они сами не высыхают?! Несколько раз выжатую в ведро воду в уборную носила — и все лужи вытерла! Пошла на кухню и отдала ведро с тряпкой Даше. Она говорит:

— Ну ты и умаялась!

Я не знаю, что такое «умаялась», но понимаю, что она меня почему-то жалеет, — она большая и толстая, но добрая!

— Спасибо, Даша, — говорю и иду к нам в комнату. Залезаю на сундук и говорю: — Пол мы с тобой помыли неплохо!

— Очень хорошо! — кричит Анка.

Мы сидим и молчим. Анка смотрит в окно, а я на пол — всё-таки где-то слишком мокро. Но я довольна! Открывается дверь, входит Бабушка. Она останавливается в дверях — у неё глаза раскрываются, раскрываются очень широко, и они такие удивленные, что я даже не знаю, а что сейчас будет? Она молчит, а потом спрашивает, как будто чего-то боится: