Борис Виан - Осень в Пекине Страница 16

— Не надо… — прошептала она.

— Я не хотел вам надоедать, — выпалил Анн.

Бирюза чуть-чуть повернула голову, и губы ее почти коснулись его губ. Она игриво куснула его. Такой большой мальчик. Все-то их надо воспитывать. У двери послышались приглушенные шаги; не поворачивая головы, она бросила взгляд в сторону коридора — спина Анжеля поспешно выскользнула из купе.

Бирюза гладила Анна по волосам.

IV

…Так что теперь я буду только время от времени пускать в ход эти приемчики — а то надоедает.

Ехал по дороге профессор Членоед. На личном транспорте ехал, ибо в Экзопотамию он отправился своим ходом. Ход этот осуществлялся на сооружении из ряда вон выходящем, в целом не поддающемся описанию, однако если все-таки принять вызов судьбы и попробовать дать о нем читателю некоторое представление, то получится следующее.

Итак, в наличии имеются: справа спереди — колесо, спереди слева — колесо, слева сзади — колесо, сзади справа — колесо, посередине под углом 45 градусов по отношению к плоскости, проходящей через три центра колес (на которой порою оказывался и центр четвертого), еще одно колесо, которое Членоед называл «рулем». Иногда под воздействием последнего все в целом начинало одновременно менять направление — то туда, то сюда, и в этом нет ничего удивительного.

Внутри между железными и чугунными перегородками можно было перебрать еще огромное количество произраставших там разнообразных колес и колесиков, но после этого пришлось бы долго отмывать руки от смазки.

В этом сооружении было еще много железного, тканого, фарного, масляного; среди прочего можно было обнаружить и горючее местного разлива, и радиатор, и мост под названием «задний», и шумные поршни, и шатуны, немного коленчатого вала, чуточку магмы и совсем чуть-чуть практиканта, который, сидя рядом с Членоедом, читал замечательную книгу — «Жизнь Жюля Гуффе» Жака Лустало и Николя. Странная хитроумная система, чем-то напоминавшая корнерезку, ежесекундно фиксировала сиюминутную скорость передвижения целого, и Членоед внимательно следил за прилагавшейся к ней иглой.

— А мы быстро едем! — сказал практикант, оторвав глаза от книги.

Он отложил ее и вынул из кармана другую.

— Да, быстро, — сказал Членоед.

Его желтая рубашка радостно искрилась в лучах светившего им прямо в лицо солнца.

— К вечеру уже будем на месте, — сказал практикант, быстро пролистывая новую книгу.

— Не факт… — отозвался Членоед. — Нам еще долго ехать. Как знать? Быть может, впереди нас подстерегает множество препятствий.

— Какое, конечное или бесконечное? — спросил практикант.

— Никакое, — буркнул Членоед.

— Значит, пустое, — возразил практикант. — Препятствий не будет.

— Как вы мне надоели, — сказал Членоед. — Откуда только вы все это знаете?

— Из этой книги, — ответил практикант.

Это был «Учебник математики» Браше и Дюмарке. Членоед вырвал его из рук практиканта и выбросил за борт. Книга исчезла в кювете в фонтане искрившихся песчинок.

— Ну вот! — воскликнул практикант. — Теперь Браше и Дюмарке точно умрут. — И горько заплакал.

— С ними еще и не такое бывало, — успокоил его Членоед.

— Ничего подобного, — не соглашался практикант. — Все любят Браше и Дюмарке. А вы теперь задним числом пытаетесь их опорочить. Это карается законом.

— А вкалывать стрихнин стульям, которые вам ничего плохого не сделали? — строго спросил Членоед. — Это что, законом не карается?

— Да не стрихнин это был, — захныкал практикант. — Зеленка!

— Какая разница? — сказал Членоед. — И вообще, отстаньте от меня. А то вам же хуже будет — я очень злой человек. — Он рассмеялся.

— Что правда — то правда, — согласился практикант, засопел и вытер нос рукавом. — Вы мерзкий и гадкий старикашка, — сказал он.

— Раньше я таким не был, — задумчиво произнес Членоед. — А теперь я это все нарочно. Хочу отомстить за то, что Хлоя умерла.

— Да не думайте вы больше об этом! — сказал практикант.

— Хотел бы, да не могу.

— Так почему же вы продолжаете носить желтые рубашки?

— А вам какое дело? — сказал Членоед. — Я задаю вам этот вопрос сто раз на дню, однако вы продолжаете всюду совать свой нос.

— Терпеть не могу эти желтые рубашки, — сказал практикант. — Когда они целый день перед глазами, хочется повеситься.

— Я-то их не вижу, — напомнил Членоед.

— Знаю, — сказал практикант. — Но мне-то оно каково?

— На вас мне трижды наплевать, — заявил Членоед. — Контракт подписывали?

— Пугаете?

— Да нет. Просто дело в том, что вы мне очень нужны.

— Но я же в медицине ничего не смыслю!

— Согласен, — сказал Членоед. — Действительно, в медицине вы ничего не смыслите и, я бы сказал даже, пациентам можете только навредить. Но мне нужен был крепкий парень, у которого бы хватило сил запустить винт моей модели самолета…

— Это раз плюнуть! — воскликнул практикант. — С этим кто угодно справится. С пол-оборота закрутит.

— Думаете, закрутит? Если двигатель внутреннего сгорания, то, может, и да, но у меня и резиновый мотор будет. Вы представляете, что значит довести двигатель на резине до трех тысяч оборотов?

Практикант нервно заерзал на сиденье.

— Существуют специальные приспособления, — сказал он. — И потом, для этого дрели достаточно.

— Дрелью нельзя, — возразил профессор. — Она винт поцарапает.

Практикант съежился в комок на сиденье; плакать он перестал, только что-то бурчал себе под нос.

— Что? — переспросил Членоед.

— Ничего.

— Ничего — это уже что-то, — сказал Членоед.

И он снова рассмеялся, глядя, как практикант, притворившись спящим, опять уткнулся носом в угол. А Членоед, напевая что-то веселое, жал на газ.

Солнце приближалось к линии горизонта, и лучи его освещали машину так, что она воспринималась поставленным в соответствующие условия наблюдателем как блестящий предмет на черном фоне: Членоед не преминул успешно применить здесь известные ему законы ультрамикроскопии.

V

Корабль быстро шел вдоль мола: надо было как следует разогнаться перед финишем. Он был переполнен пассажирами и грузами, направлявшимися в Экзопотамию, и почти касался дна, когда попадал между волнами. На его борту Анн, Бирюза и Анжель занимали три неудобные каюты. Коммерческого директора, Робера Гундоса де Риноса, с ними не было: он должен был приехать сразу после того, как будет закончено сооружение железной дороги. А пока он получал оклад за новую должность, оставаясь на старом месте работы.

Капитан бегал взад-вперед по нижней палубе в поисках командирского рупора и нигде не мог его обнаружить. А тем временем корабль шел прямиком на известный своей свирепостью риф Волчок, в который и должен был благополучно врезаться, если капитан вовремя не отдаст команду. Наконец рупор был найден — он притаился за скрученным канатом и подкарауливал чаек: он ждал, когда хотя бы одна пролетит достаточно близко, чтобы наброситься на нее. Капитан схватил рупор и, тяжело ступая по палубе, побежал галопом к лестнице. Он вскарабкался на верхнюю палубу, затем на мостик; еще секунда — и было бы слишком поздно: Волчок был совсем рядом.

За бортом огромные пенистые волны гонялись друг за дружкой, и корабль продвигался вперед с большим трудом, правда, шел он не по курсу, а в прямопротивоположном направлении, так что и спешить, собственно говоря, было некуда. Свежий ветерок, насыщенный ихневмоном и йодом, просачивался в слуховые извилины человека у штурвала, и от этого у него в ушах возникал нежный звук, напоминавший пение кулика, очень похожий на ре диез.

Команда тем временем медленно переваривала недавно съеденный суп с галетами, специально приготовленными для потребления в зоне внутренних морей; галеты эти капитан получал от правительства в знак особого к нему расположения. Неосмотрительные рыбы кидались со всего размаха прямо на корпус корабля, и глухой стук от этих ударов интриговал пассажиров, а особенно тех, кто впервые отправились в плавание, в частности Дидиша и Оливу. Олива была дочерью Моряка, а Дидиш — сыном Карло. А Моряк и Карло были теми самыми рабочими, которых Компания наняла для отправки в Экзопотамию. С ними на корабле находились и другие их дети, однако в данный момент дети эти прятались по углам, поскольку не успели еще осмотреть корабль, да и друг к дружке приглядеться тоже не успели. Бригадир Арлан ехал вместе с ними. Уж кто был сволочью — так это он.

Форштевень, словно пестик в пюре, тяжело давил под собой волны, ибо дизайн судна, отвечавший и коммерческим требованиям тоже, не был предназначен исключительно для достижения высоких скоростей. Тем не менее в целом от всего этого впечатление было скорее приятное, ибо в море много соли, а соль, как известно, очищает все кругом. Чайки, как полагается, не замолкали ни на минуту, они долго кружили вокруг большой мачты, потом, правда, уселись рядышком слева на четвертой перекладине сверху, чтобы поглазеть на корморана, который демонстрировал перед всеми полет на спине.