Игорь Свинаренко - Записки одессита Страница 16

– Позвал меня в любовницы, а сам спать? – Ей-то во вторую смену. Я начинаю ее снова ебать, я же обещал.

Это был первый раз в моей жизни, когда я поставил то ли семь, то ли восемь палок, я не знал, что с ней делать. Я засну – она будит: не спи! Давай… Короче, утром я поехал на работу весь выебанный ею, шатаясь, потому что спал в общей сложности минут сорок.

Проходит день или два – она снова приходит. Что-то, видно, случилось на гормональном уровне, у нее поехала крыша, ей открылся новый мир, и он ей очень понравился, она увлеклась процессом. Она поняла, что именно для этого создана. Никаких минетов не было, просто ебля но очень качественная.

Поскольку я человек женатый, то позаботился о конспирации. Я взял двух доверенных шоферов на самосвалы и посылал их по очереди за ней в поселок.

Какое-то время это длилось… А дальше труба: приезжает моя жена. Я был готов к тому, чтобы сказать: «Чао, бамбина, sorry, ничего не получилось, езжай в свою аспирантуру». Но она сделала мне свое сообщение: «Я беременная, я останусь». У нас будет ребенок, какая радость. Вот как…

Я говорю Наташе:

– Все, ничего не было, никто не знает.

– Ну, как скажешь. Ты сам это сказал! У тебя жена, ты меня предупреждал, так что у меня никаких вопросов нет.

Я с ней работаю на одном участке, мы, конечно, видимся, но общаемся на уровне «привет-привет». Это было тяжело; она, поняв, что такое настоящая ебля, ебля upgrade, стала еще лучше, и все это видят, но никто не может похвастать, что ебет ее.

Так проходит полгода. Лариске пора рожать, и рожать она летит в Одессу, ведь в местном роддоме гулял стафилококк.

А я увлекся общественной работой, хоть как-то пар чтобы сгонять. Тема вроде дохлая, комитет комсомола, но я это дело повернул и оформил официально так, что итээровцы в выходные работают, вроде как на субботнике, наряды им закрывают, а деньги мы копим, чтобы после на них купить катер и на него повесить мотор «Вихрь»… Еврейская жилка, ее ж не спрячешь. Ребята кинулись воплощать мою идею так горячо, что через два месяца купили мы аж два катера: и соответственно два мотора. И вот стоят катера: кому надо – берите, отдыхайте с телками… Один я зарегистрировал на себя как самый главный молодой специалист.

Получили мы, значит, катера, все хорошо, а тут я получаю и телеграмму: «Поздравляем родилась дочка 3600». Все бы хорошо, но итээровская тусовка собирается отмечать Первомай, это ж большой праздник, а все девки незамужние, и парни неженатые – все, кроме меня. А рядом жил стройотряд, там днем и ночью крутили музыку: «Поздно мы с тобой поняли, что вдвоем вдвойне веселей», «Спокойной ночи говорю я снова, спи, ночь в июле только шесть часов», – девки двадцатилетние хохочут, и это мне замечательно слышно в моей одинокой полухолостяцкой квартире.

Отмечаем Первомай, как договорились. Собралось нас человек десять. Наташка тоже пришла, как иначе, она ж из тусовки, она ИТР. Пришла – в красном плаще, такая красивая, ебануться можно. Танцуем, выпиваем, танцуем, а у меня ток к ней пробивает через комнату. Все еще в разгаре, но она уходит: бабы умнее нас, они знают, как нас развести на свою пизду. Мы думаем, что мы умней, что это мы их ебем… А это они нас. Выходит она, я за ней, конечно. Ты знаешь, что ты полтора месяца не ебешься. И ты знаешь, как она ебется. Что Бог тебе ее послал для прекрасной ебли. И знаешь, что она тебе скорее всего не даст. В этот раз. И вообще больше никогда. Но тем не менее я догоняю ее на лестнице и хватаю за руку. Она руку выдергивает:

– Мы с тобой договорились! Ты сам сказал! | Не трогай меня. Я тебя ведь не трогаю.

Я не слушаю ее:

– Наташа, пошли ко мне… И она пошла! И снова начали мы с ней ебаться. А у меня в Одессе ребенок растет, и я на полном серьезе, без шуток, думаю: мне надо из этого омута выбираться как-то. Так я с ней поебался с неделю, и ничего больше мне не надо. Я просто как брат Карамазов, – вот с этой бабой я пойду, и все, и больше ничего мне не надо. Ну, ребенок у меня, но за развод ведь не расстреляют, алименты буду платить. Я с ужасом признался себе: ни пизды той не хочу, ни того ребенка не хочу. Чё-то надо делать…

Я придумал слетать в Одессу и все решить. Пошел к начальнику стройки отпрашиваться: вот, у меня ребенок родился…

– Да ты видел, что на объекте происходит?! Тебя на повышение двигают, а ты в Одессу придумал в самый аврал!

Я полетел-таки, мне хотелось в Одессу, хоть на неделю, я думал, это меня спасет. А там… Жена, как обычно, не ебется, на этот раз после родов нельзя, месяц или полтора, не помню. Я прилетел, чтобы все ей сказать, но смелости не хватило. Она мне показала дочку: вот, ее надо назвать правильно. Я жену только и смог что спросить:

– Ты когда приезжать думаешь?

– Ну, через месяц, не знаю… К первому июня, может быть.

Лечу обратно.

Я начал бухать, как-то иду пьяный, чуть не попадаю под «КрАЗ». Непонятно, что со мной, но мне плохо. С Наташкой я завязал, по новой, она стала ходить на дискотеку как свободная женщина. Но ей, видно, сказали про меня, и вот я как-то ночью, весь больной, в лихорадке, проснулся, поднял глаза – и увидел, что она сидит в кресле у моей кровати и не спит. Я когда это увидел, у меня в душе все перевернулось, я понял (наконец-то!), что это не ебля, блядь!

Я с ней стал снова встречаться.

Она забеременела. Забеременела – и молчала, сучка! Я стал только замечать, что она чуть деформируется (что значит инженер-гидротехник, термины те еще. – И.С.).

Потом все раскрылось.

Мало мне было драмы с ребенком и с любовницей, а теперь еще и беременность! От всех этих переживаний я попал в областной город Благовещенск, в кардиологию. У меня нашли какие-то шумы… Она прилетала ко мне два раза в неделю, сорок минут лету, вытаскивала меня из больницы, мы ехали на квартиру и еблись, и после она улетала обратно. С виду – какой-то балаган. Но это всегда так с серьезными отношениями: как ни посмотришь на них – все нелогично, все глупо, все банально. Мне кажется, по этому всегда можно распознать большое чувство.

Квартира – меня туда пускали знакомые журналистки из областной газеты, «Амурская правда» она называлась, свои люди, они даже пару очерков про меня написали, я ж комсомольский герой. И за героизм они меня пускали ебаться.

Мы с ней ебемся и плачем у этих журналисток дома…

Я, лежа в больнице, все Лариске писал: приезжай, приезжай! Но когда она созрела, было уже поздно. Она прилетела… Одна, ребенка оставила в Одессе. А я был уже на грани. Я мог застрелиться, что угодно – мне было все равно. Я понимал, что все наворотил не так. Эта с ребенком шестимесячным, та давно беременна, аборт отказывается делать.

Я говорю наконец вменяемые нормальные слова:

– Лариса, я люблю другую ж. Я страшно виноват перед тобой. Все, что нужно сделать, я сделаю.

При этом у меня дикие сердечные боли.

Она полетела обратно в Одессу… Там она, дура, взяла ребенка, которого я пару раз видел мельком, и полетела обратно. И говорит:

– Я тебя прошу, прекрати отношения с этой женщиной. Я ничего не могу тебе сказать, я все прощу, я понимаю, что тебя не надо было оставлять.

Она это говорит, а я думаю, что год ее не ебал, а тут у меня была торпеда, которая кончала четыре раза за одну палку.

– Ну хорошо, – говорю, – я попробую. Но есть одно обстоятельство – она беременна.

– Пусть она сделает аборт. Скажи ей, что у нее нет никаких шансов, и тогда она сделает.

– У нее срок такой, что нельзя.

– Этого никак нельзя допустить, чтобы она от тебя родила, – сказала она железным голосом.

– Ну я же не могу человека заставить, это супротив всех законов, и советских, и человеческих!

И тут жена мне говорит следующее:

– Пусть она придет, я с ней поговорю.

Чушь какая-то собачья, с какой стати! Но еще страннее, что я Наташке это сказал. Как ни удивительно, она пришла к нам домой! Зашла, я стою как дурак. Жена мне говорит:

– Ты с ребенком посиди, а мы на кухне поговорим. Они говорили часа полтора. Жена после вышла из кухни и объявила мне приговор:

– Она завтра придет в десять утра, и мы пойдем на аборт. А ты будешь сидеть с ребенком. Отпросись с работы.

– Но это же незаконно. У нее уже животик видно!

– Я договорилась с гинекологом, я ей рассказала все как женщина женщине. Если Наташа умрет, мы с гинекологом сядем в тюрьму. Но пусть лучше она помрет, чем у нее будет ребенок от тебя!

Чё-то надо было делать в этот момент, я понимал, что что-то не так, но я уже сломался. Я ничего не мог ни сделать, ни даже сказать. Как странно и дико это смотрится из сегодняшнего дня…

Есть хорошие строчки японского поэта:

Как брошенная женщина печаленНе по-мужски я духом слаб…Такой сегодня день.

И его же другие строки:

Пусть будет то, что будет —Таким я стал теперь.И это страшно мне.

В общем, на другое утро Наташка приходит, такая собранная, и они уезжают – моя жена и моя любовница, а я сижу с ребенком, совершенно трезвый, я не пил тогда…