Жоржи Амаду - Бескрайние земли Страница 16

Или у него нет опыта в таких делах? Он вел себя, как Антонио Витор, этот батрак, приехавший из Эстансии, который, убив человека при стычке с людьми Орасио в Табокасе, трясся потом целую ночь и дошел до того, что разревелся, точно баба. Впоследствии Антонио Витор привык к такой работе, и теперь он — телохранитель Жуки Бадаро, всегда сопровождает его в поездках. Но в эту ночь негр Дамиан был похож на Антонио Витора: он выглядел новичком, которому впервые приходится просиживать всю ночь в засаде в ожидании человека. Если бы об этом узнали, над ним бы посмеялись, как смеялись над Антонио Витором в ту ночь, когда произошла схватка в Табокасе. Дамиан закрыл глаза, чтобы попытаться забыть все это. Он докурил папиросу и теперь размышлял, стоит ли скрутить новую. У него мало табаку, а ждать, может быть, придется долго. Кто знает, в котором часу появится Фирмо? Дамиан колеблется, он почти доволен, что ни о чем другом, кроме табака, он не думает сейчас. Хороший табак… Отличный табак из сертана… а тот, что в Ильеусе, никуда не годится, просто дрянь — сухой, не крепкий… Но что теперь делает Тереза? Она — белая; Дамиан думает о черном табаке, причем же тут белое лицо доны Терезы? Кто просил ее напоминать о себе? Негр Дамиан приходит в ярость. Женщины всегда во все вмешиваются, всегда появляются там, где их никто не просит. И к чему понадобилось Синьо Бадаро сегодня рассказывать обо всем этом брату? Хоть бы, по крайней мере, отослал его и Вириато подальше. Они ведь слышали с веранды весь разговор.

«Как, по-твоему, хорошо ли убивать людей? Неужели ты ничего не чувствуешь здесь, внутри?»

Негр Дамиан чувствует. Раньше он никогда ничего не ощущал. Скажи это не сам Синьо Бадаро, а хотя бы даже Жука, Дамиан, возможно, и не обратил бы внимания. Но Синьо Бадаро был для Дамиана чем-то вроде бога. Он почитал его больше колдуна Жеремиаса, заговорившего негра от пуль и от укусов змеи. И слова Синьо крепко запали в голову Дамиана, они давят, словно тяжелая ноша, ему на сердце. Сейчас они вызвали перед ним белое лицо доны Терезы, поджидающей мужа, повторяющей слова Синьо Бадаро и монаха. Дона Тереза, как и монах, была почти иностранкой. Только голос монаха был проникнут гневом, он предсказывал всякие ужасы, а голос доны Терезы был нежен, как музыка.

Дамиан уже не думал больше о табаке. Он думал о доне Терезе, поджидающей Фирмо на супружеском ложе, о белом теле, которое ожидает мужа. У нее доброе лицо. Однажды она поднесла кашасы негру Дамиану… И перекинулась с ним несколькими словами… о том, как сильно припекало солнце в тот день. Да, она хорошая женщина, такая простая. Ведь она могла бы и не разговаривать с негром Дамианом, негром-убийцей. У нее своя плантация какао, она могла бы держаться так же гордо, как и другие. Но она поднесла ему кашасы и поговорила с ним о палящем солнце. Она не побоялась его, как многие… Как многие женщины, которые, едва завидев приближающегося негра Дамиана, прятались в дом, а к нему посылали своих мужей. Дамиан всегда смеялся над их страхом; он даже гордился этим — значит, слава о нем разнеслась по свету. Но сегодня Дамиан впервые подумал, что убегают не от храброго негра, убегают от негра-убийцы…

Негр-убийца… Он повторил эти слова тихо-тихо, медленно, и они прозвучали трагически. Монах сказал, что никто не имеет права убивать своего ближнего, что это смертный грех, за который расплачиваются адом. Дамиан не обратил тогда внимания на эти слова. А сегодня Синьо Бадаро сказал то же самое. Негр-убийца… А дона Тереза — добрая, на редкость красивая, белая, такой другой не сыщешь на ближайших фазендах… Она, видно, любит своего мужа, коли отвергла ухаживания Жуки Бадаро, богача, на которого женщины так и зарятся… А его, негра Дамиана, убийцу, женщины боятся… Теперь он припомнил много подробностей: женщины исчезали со двора при его появлении; другие женщины со страхом смотрели на него через щели оконных жалюзи; проститутка в Феррадасе ни за что не захотела спать с ним, хотя он и показал ей бумажку в десять мильрейсов. Она не сказала почему, придумала, будто больна, но на ее лице Домиан увидел страх. Тогда он не придал этому значения, улыбнулся своей широкой улыбкой и пошел к другой женщине. Но сейчас воспоминание об этом больно отзывается у него в душе, и без того потрясенной в этот день. Только дона Ана относилась к нему хорошо, она не боялась негра. Но дона Ана — храбрая женщина, она из семьи Бадаро.

И совсем его не боялись только дети: они еще ничего не понимают, не знают, что он убийца, который поджидает в засаде людей, чтобы метким выстрелом отправлять их на тот свет. Он любил детей и лучше управлялся с ними, чем со взрослыми. Ему нравилось играть с господскими детьми в их невинные игры, и он с охотой исполнял любые прихоти детей работников. Он хорошо ладил с ребятами… И вот внезапно ему в голову пришла ужасная мысль: а что если дона Тереза беременна, что если у нее во чреве ребенок? У него не будет отца, отец его падет от выстрела негра Дамиана… Дамиан сделал страшное усилие… Голова у него была тяжелой, как после большой попойки… Нет, дона Тереза не беременна, он ее хорошо разглядел в тот день, когда они обменялись парой слов на пороге дома Фирмо. У нее не было заметно живота. Нет, нет, она не была беременна. Да, но ведь это было полгода назад, кто знает, что с нею сейчас? Возможно, она собирается стать матерью… И ребенок родится без отца, а когда подрастет, узнает, что отец его пал на дороге в лунную ночь, сраженный пулей негра Дамиана. И он воспылает ненавистью к негру, он будет не похож на остальных ребят, которые приходят играть с Дамианом, карабкаются ему на спину — они еще не могут забираться даже на самого смирного осла… Ее ребенок не будет есть плодов жакейры, сорванных негром Дамианом, не будет есть золотых бананов, которые негр приносит из зарослей. Он будет с ненавистью смотреть на негра, потому что Дамиан в его глазах всегда останется убийцей отца…

Негр Дамиан чувствует какую-то странную, непонятную тоску. Луна освещает его, но с дороги негра не видно, жакейра скрывает его; ружье приставлено к стволу. Другие отмечали зарубкой на ложе ружья каждого убитого человека. Он же никогда этого не делал: не хотел портить оружие. Он любил свое ружье, и оно всегда висело над дощатым топчаном без матраца, на котором спал негр. Иногда ночью Синьо Бадаро нужно было срочно куда-нибудь ехать, и он вызывал негра, чтобы тот его сопровождал. Дамиану достаточно было только снять ружье и дойти до каза-гранде. Ослы уже бывали всегда оседланы. Когда Синьо выезжал верхом, то и Дамиан ехал на осле позади хозяина, на луке седла висело ружье — на дороге мог спрятаться человек Орасио. Случалось, что Синьо Бадаро подзывал негра к себе, и тогда они ехали рядом, разговаривали о плантациях, об урожаях, о какао и о многих других вещах, связанных с фазендой. То были счастливые для негра Дамиана дни. Счастливыми они были еще и потому, что, когда путники приезжали к цели поездки — в Рио-до-Брасо, Табокас, Феррадас или Палестину, полковник давал ему бумажку в пять мильрейсов, и он отправлялся к женщине и проводил с ней остаток ночи. Он и там ставил ружье в ногах кровати, потому что Синьо мог пожелать вернуться в любой момент, и мальчишка из поселка бегал тогда по притонам в поисках негра. В таких случаях он вскакивал с постели — однажды ночью ему пришлось оторваться от женщины, — схватал ружье и отправлялся снова в путь. Он с нежностью относился к своему оружию, держал его в чистоте, любо смотреть! Сегодня, однако, негру не хотелось даже взглянуть на ружье, его глаза искали другое. Луна взошла высоко в небе. Почему на луну можно смотреть, но ни одни глаза не могут смотреть на солнце? Раньше никогда Дамиан об этом не думал. Но сейчас голова его занята этим вопросом. И хорошо — так он, по крайней мере, не видит перед собой, ни дону Терезу, ни ребенка, который должен у нее родиться, не слышит голоса Синьо Бадаро, спрашивающего Жуку: «Как, по-твоему, хорошо ли убивать людей? Неужели ты ничего не чувствуешь здесь, внутри?»

Почему никто не может смотреть на солнце, когда оно в зените? А Дамиан никогда не смотрел на убитых им людей. Да, по правде сказать, у него не было на это и времени: сразу же после того, как работа сделана, нужно было уходить. С ним никогда не было такого, чтобы кто-нибудь из его жертв остался в живых, как это случилось с покойным Висенте Гарангау, который пользовался громкой славой, но погиб от руки человека, в которого стрелял. Висенте не посмотрел, мертв ли человек, поэтому сам был умерщвлен ужасным способом: его искромсали на мелкие куски… Дамиан никогда не смотрел на тех, кого убивал. Что с ними происходило? Ему пришлось на своем веку видеть немало мертвецов, но только не тех, кого он убивал сам.

Что будет с Фирмо сегодня ночью? Упадет ли он лицом вниз и осел, убегая, понесет его, или свалится сразу на землю и кровь хлынет у него из груди? Когда на другой день найдут тело с простреленной грудью, его отнесут домой. Дона Тереза в это время уже будет метаться в тревоге из-за того, что Фирмо задержался. А что с ней будет, когда она увидит, что мужа принесли уже остывшего, убитого негром Дамианом? Слезы потекут по ее белоснежному лицу. Может быть, это отразится даже на ее беременности. Может быть, в результате нервного потрясения произойдут преждевременные роды. А может, она даже умрет: ведь она такая слабенькая, такая худенькая, беленькая… Так, вместо того чтобы убить одного, негр убьет двоих… Он убьет женщину, а храбрый негр этого не делает… А ребенок? С ребенком, — Дамиан сосчитал по пальцам, — будет трое… Теперь он уже не сомневался, что дона Тереза беременна. Он был в этом уверен. Ему предстояло убить в эту ночь троих… мужчину, женщину и ребенка. А дети такие славные, они так хорошо относятся к негру Дамиану, так любят его. Этим выстрелом ему предстоит убить одного из них… И дону Терезу; белое тело ее будет лежать в гробу, похороны, наверное, состоятся на кладбище в Феррадасе — оно всего ближе.