Павел Крусанов - Американская дырка Страница 16

– И что же дальше? – хлопнула ресницами Оля.

– Когда имеешь дело с другой цивилизацией, любые соглашения, договоренности и вообще слова, по сути, не играют роли. Здесь все решают только сила, беззаветная отвага и непреклонность. Причем не в виде вынужденной ответной меры, не в виде демонстративной акции возмездия, а как повседневная норма бытия, как твердая вера в свою правоту и готовность во имя этой веры и этой правоты пожертвовать собственной жизнью. Именно это условие всегда решало дело – и тогда, когда Европа шла в крестовые походы, и тогда, когда казаки брали

Сибирь от Урала до Камчатки, и тогда, когда покорители Дикого Запада с кольтами на поджарых ляжках учреждали самую передовую в мире демократию. Сообщества свободных граждан всегда возникают лишь при участии грозного духа воинственности. Но их социальные институты не могут долго жить в силу одной инерции, после того как этот дух выдохся. Если в тебе нет жертвенности, а есть только алчность, если руки твои срывают со стены ружье только в истерике, а душа празднует труса при одной мысли об опасности, тебе не устоять перед неумолимым врагом, который, собственно, уже обосновался в твоем доме. Потому что без силы, беззаветной отваги и непреклонности, без этих подлинных оснований, определяющих человеческое достоинство, никакие договоренности не спасут тебя ни от дальнейшего уплотнения, ни от стрихнина в супе.

“Ну и зачем же мы хлопочем, раз им и так почти что крышка?” – возникла у меня неожиданная мысль. Но тут же сам собой пришел ответ: они еще не до конца калеки, поэтому мы их не губим, а спасаем. За свой порок, за гниль в сердцевине, за гибельную алчность они получат каруиспытание и спасутся, если пройдут сквозь покаяние в его первичном смысле, как метанойю – умоперемену. А если не пройдут, то сами себя сожрут, другим в науку. Ведь мы же получили свою кару, но выбрались. За двадцать лет мы все же выбрались из выгреба, преподнесенного нам Кольской дыркой. Пускай с потерями, с общей и личной бедой, с унижением, предательством, с растворением собственного существа, но выбрались – пена схлынула, вместе с кровью отошел и гной, мыши амбарные сбежали, чтобы есть-пить и испражняться

там, куда-то подевались “йес-с-с” и “вау”, словом – мы выжили и снова обрастаем веществом. И мы уже другие. Те же, да не те. Мы вышли из невроза, умудрившись тут же не угодить в другой…

Я не додумал, потому что Оля изрекла:

– Как хорошо ты это все сказал! А пестуны из Голливуда нас учат договариваться даже со зверюшками, кинг-конгами и вурдалаками.

Так, приплыли. На удивление знакомые слова. Тут было отчего насторожиться: об этом и примерно с тою же формулировкой три месяца назад вещал Капитан, но от Оли нас тогда отделяли триста с лишним километров. Откуда…

В этот миг отворилась дверь, и в щель проникла секретарша Капа.

– Звонила Соня из “Лемминкяйнена”, – доложила она. – Сказала, что

Сергей Анатольевич просит вас не пропустить сегодня вечерние новости.

Без принуждения, по собственному почину Капа звала меня на людях исключительно на “вы”, хотя, как я уже упоминал, мы были с ней знакомы десять лет и некогда, говоря в стародавней манере, “имели близость”. Природный здоровый такт, ничего не скажешь.

– А чем нас в новостях обрадуют, Капитолина? – Я был заинтригован.

– Не знаю. – Капа пожала плечами и вышла.

Любопытство – сущая беда. Хуже чесотки. Ничего не оставалось, как позвонить Капитану. Я позвонил. На службе его не было, а по мобильнику мне сообщили, что абонент в эту минуту не покрыт сладчайшим сотовым эфиром или вообще в отключке.

В тот же день от имени Смыслягина была отправлена по электропочте в

“Nature” первая деза. Благо в его почтовом ящике как раз лежала для

“Натуры” статья – что-то об архейских штучках в земной коре и магнетитовом метаморфическом комплексе. Степа Разин эту малохудожественную реальность из ящика изъял, а на ее место вложил золотую геологическую фантазию аспирантки Оли. Оформлена деза была, конечно, как самая что ни на есть глубинно-земляная быль.

Суть Олиного (то есть уже смыслягинского) сообщения сводилась к следующему. Еще в начале ХХ столетия в ученых кругах было высказано предположение, что при определенной деформации твердых тел на внутренних плоскостях скольжения образуются слои, в каком-то смысле подобные жидкости и обладающие ее текучестью. Эта текучесть, однако, сохраняется крайне недолго, а затем слои вновь затвердевают. На основе этой идеи несколько позже возникла концепция “третьего тела” – особого образования, которое включает в себя приповерхностные слои двух исходных, подверженных трению тел и возникшую между ними пленку. Далее, в 1959-м году, русские ученые

Гаркунов и Крагельский открыли эффект избирательного атомарного переноса, при котором из взаимодействующих веществ в пленку

“третьего тела” могут переходить в чистом виде те или иные химические элементы, – так, скажем, в результате первых опытов из бронзы в пленку “третьего тела” была выведена медь. Пример подобного явления в геологии – образование высокопробной оболочки золотин рассыпного золота.

Однако в недрах при колоссальном давлении и высоких температурах знакомые науке физические и химические явления не только могут, но и должны принимать иной масштаб, иную форму, а возможно, даже

являться нам вынуждены совсем иначе. Это тем более верно, что в совокупности своей фактический материал научного сверхглубокого бурения ясно свидетельствует о совершенно неудовлетворительном уровне наших знаний относительно состава и строения земной коры, равно как и относительно процессов, в ней происходящих. Словом, в литосфере геохимическим следствием описанных выше закономерностей должны стать минеральные и флюидные залежи, образованные непосредственно в очагах напряжения и в зонах разломов. Первое доказательство существования подобных залежей дал нам керн из

Кольской скважины, отобранный с глубины 9350-10670 метров, в котором присутствуют значительные концентрации самородного золота и серебра.

Ведь Кольская СГС заложена как раз в области сочленения тектонических структур архея и раннего протерозоя в Печенгской палеорифтовой грабен-синклинали.

Там много еще было всякого научного бла-бла-бла, но если попытаться передать суть кратко и по возможности человеческими словами, то дело заключалось в следующем.

Самым удивительным и необычайным выглядело второе доказательство. Из данных Олиной (смыслягинской) статьи выходило, что физико-химическое состояние вещества в определенных зонах тектогенеза на глубинах свыше тринадцати с половиной километров таково, что очаги напряжения по линиям тектонических разломов и сдвигов способны образовывать

“третье тело” исключительных размеров – таких, которые находят выражение не в скупых микронах, а в жирных дециметрах и даже, возможно, метрах. Причем избирательный атомарный перенос в пленку

(вернее, уже целый слой или пласт) “третьего тела” осуществляется преимущественно, если не исключительно, за счет устойчивых тяжелых металлов, содержание которых в кристаллических комплексах

Балтийского щита с увеличением глубин неизменно возрастает.

Подтверждением этой гипотезы, а также вторым доказательством существования сверхобогащенных минеральных залежей в зонах разломов служит образец керна, недавно полученный из Кольской СГС с глубины

13892 метра и представляющий собой сорокасантиметровую колбасу высокопробного золота. О толщине, угле залегания и простирании данного “третьего тела” судить преждевременно, поскольку образуемый им слой еще не пройден.

О золотой сорокасантиметровой колбасе было сказано с завидной скупостью – собственно, того и требовал сдержанный характер истинно научного сообщения, пусть даже повествующего о вещах в равной мере фундаментальных и невероятных. Благо кое-какие геологические открытия на счету Смыслягина уже имелись. И в самом деле, что тут удивляться? Затеяв глубоко дырявить землю, человек проник в недосягаемую прежде область мира, где происходят необычные дела.

Поскольку человек с его наукой сформировался в пограничных условиях взаимодействия различных средстихий, ему просто психологически трудно допустить, что где-то под его ногами, в недрах, на глубине какого-то десятка верст, привычные законы могут, как говорилось выше, иметь иное выражение и действовать совсем не так. То есть там можно ожидать чего угодно. И даже больше – того, чего ждать никак нельзя.

Разумеется, статья была оснащена всеми необходимыми цифрами, графиками, геолого-геофизическими разрезами, данными электронно-зондового анализа, а также ссылками на сочинения коллег.

Помимо этого там имелись специальные и совершенно непостижимые для непричастных к геологической науке кренделей сведения о тектонических блоках и их сочленениях, о каких-то вороватых плагиогранитах и лицедействующих амфиболитах, об ужасных зонах катаклаза и даже о сравнительно невинной, но ничего не говорящей непосвященному температуре на забое.