Вячеслав Лейкин - Нет счастья в жизни Страница 16

Из письма: «Май на дворе, а черемуха еще не чесалась».

С побледневшим сердцем.

Архипелаг Гуляк.

Утверждают тут некоторые, что я однажды сказал: «Кушнера постоянно принимают за человека, похожего на Кушнера».

А. С. П. (на полях статьи Вяземского «О жизни и сочинениях В. А. Озерова»): «Поэзия выше нравственности или по крайней мере совсем иное дело. Господи Иисусе! Какое дело поэту до добродетели или порока? Разве их одна поэтическая сторона…»

Одни концы с концами еле сводят, а у других они сами срастаются.

Магия величия.

13.06 по радио «Орфей» объявили: «Николо Паганини. Шесть каприсов. Исполняет Микола Чумаченко».

В подъезде дома десять по улице Хазова на распределительном щите большими белыми буквами: «Кто снял замок, пусть у того яйца отсохнут».

Неугомонный Вайль со своим вездесущим Генисом.

Хорошее имя – Антисим. Очень русское.

Проспект Пресыщения.

«У меня мама – медик!» – «Ага! А папа – педик!»

Побрил на себе лицо.

Место для возложения венков так и будем называть – «возлагалище».

Смешанные ряды: «Бессонница. Гомер. Аптека». Или: «Ночь. Улица. Гомер. Тугие паруса».

Возможные вариации на «Остановись, мгновенье».

Мгновенье, стой! Равнение направо!

Мгновенье, стой! Откуда ты такое?

Мгновенье, стой! Мы, кажется, знакомы.

Мгновенье, стой! О мертвецах ни слова.

Мгновенье, стой! И перестань чесаться.

Мгновенье, стой! Иначе будет хуже…

И т. д. в том же бесхитростном роде.

Жизнь – дело интимное.

А. К. Толстой в письме Б. М. Маркевичу:

«Когда я думаю о красоте нашего языка, когда я думаю о красоте нашей истории до проклятых монголов и до проклятой Москвы, еще более позорной, чем сами монголы, мне хочется броситься на землю и кататься в отчаянии от того, что мы сделали с талантами, данными нам Богом…»

(26.04.1859 г.)

Несколько странновато звучит – «Верхние дыхательные пути». Как будто нижние пути тоже могут быть дыхательными.

В принципе, я уже созрел для легенды. Некрупной и довольно компактной.

Синтетическая интернациональная автомодель – «Джипорожец».

Маленькие радости от футбольных комментаторов:

«Защитник пристроился к Лоськову сзади, но у него ничего не получилось».

«Вратарь отбил мяч и упал. А добить его некому».

«Защитник датчан поднял ногу, и атака голландцев захлебнулась».

По завершении матча, проигранного «Зенитом»: «Как это ни печально, но жизнь продолжается».

Антракт в театре, ежели с пафосом, можно было бы назвать мельпоменопаузой.

…Не то чтобы выдающийся, но весьма уже выпирающий.

Как трудно быть печальным, когда тебе хочется быть печальным, когда тебе нравится быть печальным, когда тебе весело быть печальным.

Один, как перст в ноздре.

Отчаяние – изнанка надежды.

Шел я как-то по Широкой улице. Навстречу мужик: «Это какая улица?» – «Широкая», – говорю. «Подумаешь, – обиделся мужик. – У нас в Липецке есть и пошире».

Олег Григорьев при некоторой приблизительности, даже неряшливости и одновременно безусловности (минимум подтекста) большинства своих стихов – тем не менее поэт для эстетов, для публики, пережравшейся деликатесов.

Диалог двух заик: «Иди…» – «Приду…» – «Иди…» – «Приду…» – «Идиот!» – «Придурок!»

Подавиться мечтой.

Дураки вызывают жалость, но какую-то неискреннюю.

Сатиры скорее всего относятся к порнокопытным.

Андрей Карпов: «Меня вот что изумляет: рождаемость падает, а количество идиотов увеличивается».

Поправка к Пастернаку (по поводу гнусноватой нашей попсы): «Быть некрасивым знаменито».

У него даже комплекс неполноценности неполноценный.

Тоска как следствие растерянности.

Брезговать собой.

Четыре железнодорожные станции в Псковской области подряд: Пундури – Пыталово – Свиново – Бухалово.

Проблесковые маячки сознания.

Чрево познания.

Незнайка, Знайка и Дознайка.

Извилистое вещество ума. Или так: вещество серое, но довольно извилистое.

По радио сказали: «Раннее изучение иностранного языка обрезает пуповину родного языка».

Неокупимая Полина.

Пока мы живы – мы неинтересны.

В аптеке увидел чай с игривым таким названием «Похудей». – «А “Поумней” есть?» – «Что “Поумней”?» – «Чай». – «Нет, – отвечает, – зато есть таблетки от склероза». – «А таблетки от жизни есть?» – «Только по назначению врача».

У каждого свои пути,

И все они исповедимы.

Взялся тут худеть, разработал даже некоторую стратегию – и вот я голодаю и воды не пью почти уже сутки, и тут звонит мне Ира Хиенкина, замечательная кроме всего прочего своим ветеринарным образованием, и я ей рассказываю, как почти уже сутки ни капли, ни крошки, а она мне: «Вы только не обижайтесь, но это один из самых популярных способов откорма свиней: сутки не кормить, не поить, а затем двое-трое суток укармливать до поросячьего визга. Чтобы мясо было побеконистей…»

Пара палиндромов:

Вот не мила аборту утроба алиментов.

Он серет ниц – интересно.

Петр Аркадьевич – а в сокращении попросту Петрарка…

«Как быстро тянется время», – сказал один очень немолодой человек.

Видел тут в магазине чай «Кама Сутра». Непонятно, для чего и кому. Впрочем, понятно, но не хочется верить.

Чернобыльская сказка «Гадкий мутенок».

Наголодался от пуза.

Ваш покойный слуга.

Самый надежный наш спутник – надежда. Она, как нам гарантируют, и умрет последней. Никого уже нигде, а она все еще будет плескаться в тусклой лужице остаточного бытия, бессмысленная в своей самодостаточности.

Тестю моему девяностолетнему беспощадные внуки подарили на день Красной армии журнал для настоящих мужчин – «Пентхауз». Назавтра звоню, спрашиваю: «Ну как?» – «Все хорошо, одно плохо – бумага очень глянцевая». – «Что же в этом плохого?» – «Отсвечивает, – отвечает тесть, – смотришь на голую бабу – и тут же рядом свое лицо с выражением…»

Художник Брусовани в полупьяном полубреду вдруг ясным голосом произнес: «Я прикоснулся кончиком пера к тому, что никогда не станет словом».

В некотором роде и я – мужчина!

Хорошо было бы взять куда-нибудь на эпиграф тютчевское «Подняться хочет и не может». И даже понятно, куда взять.

В пристрастиях своих мог зайти как угодно далеко, но всегда ненадолго.

Прыщущая скукой.

Х. Л. Борхес (из интервью, данного одной даме в 84 года) на вопрос:

– Как вы считаете, существует ли другая жизнь?

– Нет, я верю, что никакой другой жизни не существует; меня бы огорчило, если бы вдруг оказалось, что она существует. Я хочу умереть ВЕСЬ! Даже мысль о том, что после смерти меня будут помнить, мне не нравится. Я хочу смерти, забытья и забвения…

Слезы на анализ.

Так глупо, что даже не противно.

Пожелать счастливого аппетита.

К сожалению, у меня очень плохая память, и поэтому вместо того, чтобы вспоминать что-нибудь приятное или полезное, мне приходится, как идиоту, думать, думать, думать!

Внукам моим Авику шести лет и двухлетней Соне купили две машинки. Благородный Ави спрашивает у сестры, какую ей дать машинку. Соня мгновенно отвечает: «Твою!»

За последнее время куда-то исчезли добродушные дураки. Теперь что ни дурак, то подлец. Это что же – время переменилось или я, не дай бог, поумнел?

Сказано: «Оставим красивых женщин людям без воображения».

Еще сказано: «Что у трезвого на уме, то у пьяного уже внутри».

Услышано (скажем, по вокзальному радио): «Человеку, потерявшему золотые часы с бриллиантом, сообщаем: пол-восьмого!»

Еще услышано: «Папа, я хочу быть патологоанатомом!» – «Только через мой труп!»

Я (кокетливо):

– Я такой уже старый хрен.

Мне (участливо):

– Ну и не хрен вовсе.

Брыловат и вислобрюх. В отношении ко мне и ровесникам моим это уже не краткие прилагательные, а вот именно что существительные. Типа кликух.