Илья Штемлер - Сезон дождей Страница 16

И сегодня, в день свадьбы – а скорее, торжественного обеда, – большая трехкомнатная квартира в ожидании новобрачных и гостей выглядела не по-праздничному напряженно и тревожно. А хозяин казался заговорщиком, которого настиг провал. Особенно в момент, когда раздался первый звонок. Заметавшись, он поначалу не знал, куда деться, и, досадуя на себя, властно и решительно устремился в прихожую, откуда уже доносились приветственные возгласы жены. Пришли родители Евсея, с которыми он не был знаком, но по настоянию жены как-то перекинулся несколькими фразами по телефону. Так что голос матери Евсея – Антонины Николаевны, – яснозвучащий, со слегка восточным акцентом был ему знаком. А негромкий, вкрадчивый голос отца – Наума Самуиловича – он слышал впервые. Да и сам Наум Самуилович казался каким-то продолжением своего голоса – невысокого роста, сутулый, с тяжелым носом, торчащими из ноздрей волосиками и с несколько оттопыренными ушами, он тем не менее производил приятное впечатление.

– А вот и мы! – дружелюбно воскликнул он, идя навстречу хозяину квартиры и, назвав себя, представил мужчину, что ждал за его спиной. – Это дядя нашего Евсея. Мой младший брат – Семен Самуилович, доктор-уролог.

«Еще не лучше. Посыпались, как горох», – подумал отец Натальи, протягивая руку мужчине с такими же оттопыренными ушами.

– Сергей Алексеевич! – представился он.

В отличие от старшего брата, рукопожатие младшего оказалось энергичным и крепким. Да и взгляд темных глаз был вызывающе дерзок, как у человека, знающего себе цену.

– Я так и буду стоять с этими мешками? – шутливо воскликнула Антонина Николаевна и протянула матери Натальи два объемистых баула. – Вот, Таня, хочу похвастать своей стряпней. Куда поставить?

– Ах, зачем вы, Антонина Николаевна?! – жеманно проговорила Татьяна Саввишна, мать Натальи, стройная, высокая шатенка в красивом атласном платье.

– Ничего, ничего. Не помешает. И зови меня Тоня, – точно определив направление, Антонина Николаевна поспешила в сторону кухни, увлекая за собой хозяйку.

– А ребята еще не вернулись? – спросила она через плечо, выкладывая на кухонный стол содержимое баулов.

Татьяна Саввишна с интересом смотрела в кастрюлю, где лежали золотистые куски фаршированной рыбы в свекольной подливе, на миску с голубцами в зеленоватых виноградных листьях.

– Это – долма, – пояснила Антонина Николаевна, – Сейка очень любит долму.

– Кто? – спросила Татьяна Савишна.

– Сейка, Евсей! Так мы его называли в детстве – Сейка.

– Смешное имя. И очень теплое.

– Ага, – кивнула Антонина Николаевна. – Я-то вообще была против. Ну что за имя – Евсей? Но мой свекор, старый хрен, Самуил, Мунька, как мы его звали, настоял. Говорит: какой-то Евсей вытащил его из-под пуль в японскую войну, где-то при Мукдене, такой был дурак. Вообще-то я его любила этого Муньку, добрый был дед.

Татьяна Саввишна приподняла крышку еще одной миски.

– А это люля-кебаб, – пояснила Антонина Николаевна, – не смотри, что у него такой корявый вид – пальчики оближешь. Меня уже все азербайджанцы с Сытного рынка знают, я с ними на их языке балакаю.

Антонина Николаевна распаковала и второй баул, извлекая миниатюрные домашние пирожки с мясом, с картошкой, с рисом, вид которых вызывал желание немедленно угоститься, что Татьяна Саввишна и сделала. Закатив глаза к потолку, она повела головой в безмолвном восхищении.

– Только как все это разместить на столе?!

Татьяна Саввишна пригласила новую родственницу в гостиную.

Просторный стол густо пестрел разнообразной снедью, не оставляя надежд втиснуть что-нибудь сверх, а тем более арсенал, принесенный матерью жениха. Антонина Николаевна окинула цепким взглядом панораму и принялась решительно менять рекогносцировку. Вскоре все прекрасно и изящно разместилось. Даже сдержанный на похвалу отец невесты – Сергей Алексеевич – выразил одобрение. Подхваченный общим энтузиазмом, он направился к холодильнику и, глядя с надеждой на Антонину Николаевну, выгреб из него бутылки со спиртным и прохладительным. Антонина Николаевна приняла бутылки и так же деловито нашла им место.

Оставалось только дождаться молодых. Их отсутствие вызывало беспокойство, по всем расчетам они уже должны сидеть за столом и принимать поздравления.

Все устроил «проныра Рунич», как окрестила его Наталья. У Рунича какая-то родственница работала в Петроградском райисполкоме, она и помогла. Обычно регистрацию в загсе ждали месяц после подачи заявления, с тем чтобы желающие вступить в брак проверили серьезность своего намерения. Наталья ждать не хотела. И Евсей вспомнил, как в прошлом году, когда студенческий ансамбль пробивал «кассовое» выступление во Дворце Промкооперации, потребовалось разрешение отдела культуры райисполкома. Тогда Рунич обратился к своей родственнице и разрешение было получено.

Евсею не хотелось просить Рунича, но пришлось. Рунич согласился, но выставил условие – быть свидетелем со стороны жениха. «Я человек не случайный», – Рунич намекнул, что ему Наталья тоже нравилась, но мужская дружба превыше всего, тем более его сердце сейчас занимает альтистка из оркестра Мравинского. И тут же предложил альтистку в свидетельницы со стороны невесты. Но Наталья взбрыкнулась – ей хватало одного «проныры» – своей свидетельницей она видела только лучшую подругу Зою. Так обошлось без месячного карантина. Все было бы хорошо, только Рунич, подлец, опоздал на полчаса к назначенному времени, доведя Наталью чуть ли не до истерики, явившись в мятых джинсах и с теннисной ракеткой в руке. Но, главное, нарушил график регистрации. Пришлось перепустить две пары брачующихся.

И когда в квартире раздался звонок, все облегченно вздохнули – наконец-то явились.

После первых поцелуев, поздравлений, объятий, расспросов и советов все направились в гостиную.

– Кто этот болван? – спросил Наталью отец, кивнув головой в сторону Рунича в мятых джинсах.

– Наш свидетель, товарищ Евсея, – ответила Наталья.

– Чистый битник! – буркнул Сергей Алексеевич. – Потом и пол не отмыть.

С самого начала, испросив разрешение у хозяина квартиры, инициативой овладел Семен Самуилович. Дождавшись, когда гости рассядутся за столом, дядя Сема поднялся с бокалом в руке.

– Что такое свадьба?! – громко вопросил он, обведя всех веселым взглядом. – Свадьба, это торжественное начало бракоразводного процесса.

– Наум! – тотчас воскликнула Антонина Николаевна. – Скажи своему умнику-брату, что он не у себя в больнице, где можно говорить пациентам всякое хамство, а те молчат в надежде на выздоровление.

– Сема! Ты по-моему еще не пьян, – покорно вставил Наум Самуилович.

– А что! – оживился отец Натальи. – Он остроумный человек, ваш доктор.

– Так я специально говорю, чтобы вас развеселить, Сергей Алексеевич, – не унимался дядя Сема. – Любая шутка годится для того, чтобы на свадьбе стало весело.

Евсей и Наталья сидели в центре стола. Рядом с новобрачными, по обе стороны, согласно ритуалу, расположились отцы – Наум Самуилович и Сергей Алексеевич, решивший плыть по течению и не высказывать свое мнение по поводу замужества дочери. Чего особенно остерегалась Татьяна Саввишна. Еще на кухне она сказала доверительно своей свекрови:

– Эта свадьба, как прогулка по минному полю.

– Все образуется! Главное, чтобы дети друг друга любили. – На что так же доверительно ответила Антонина Николаевна.

Татьяна Саввишна воскликнула: «Аминь!» и перекрестила свекровь.

И теперь, сидя рядом с мужьями, матери новобрачных обменялись понимающим взглядом.

Рунич и Зоя за столом оказались рядом. Рунич не думал, что на свадьбе у Евсея будет так мало гостей. Какие-то старые пердуны, не с кем словом обмолвиться. Не с этой же пигалицей, с волосами мышиного цвета и очками на кончике остренького носика, один вид которой приводил в уныние. Едва усевшись, Рунич бросил робкое: «Горько!», но никто не отреагировал, и Рунич притих, сосредоточив внимание на закусках. И Зоя – всегда активная и компанейская Зоя – внезапно оценила всю серьезность ситуации. Даже там, в убогом и сыром загсе ей все представлялось игрой, но сейчас, за столом, она вдруг почувствовала себя лишней в жизни Натальи. Что-то закончилось, прервалось, и Зоя это поняла. Она не слышала, о чем говорил дядя Евсея, этот доктор со смешными оттопыренными ушами. Видела, как Евсей и Наталья поднялись с места и неловко, по-детски, поцеловались. И Зоя еще раз отметила бледно-розовое платье подруги, затянутое в талии, платье расширялось на бедрах и рельефно проявляло высокую грудь. Шею Натальи украшало серебристое колье, странно, в загсе вроде его не было.

Зоя обвела взглядом гостиную. В этот дом она уже приходила, и каждый раз открывала для себя что-то новое. Многие вещи привез после войны из Берлина дед Натальи по материнской линии, генерал. И картины, и мебель, и посуду за хрустальными стеклами черного буфета, и удивительную пианолу, которая сама играла, точно по волшебству манипулируя клавишами.