Александр Лапин - Благие пожелания Страница 16

А где их взять таких-то? Прынцев? Они на дороге не валяются. Не хватает на всех. Значит, надо отвоёвывать.

Подкатывались к ней разные Ваньки да Петьки. Но она их подсознательно примеривала к Дубравину. И все без толку…

Но должна женщина с кем-то жить!

Тут и явился он. Герой ее романа.

Странное дело. Кочует по литературе один и тот же сюжет. И никак без него не обойдешься.

Спасение красавицы.

Строится он на твердом мужском убеждении, что «свободная женщина — общая добыча». Если у девушки есть друг или возлюбленный, значит, место занято. И серьезный парень в таком случае клеиться не будет. Ну а если нет, то каждый имеет право… Ухаживать. Липнуть. Цепляться. Это у цивилизованных…

А у диких, или, говоря толерантно, у недоразвитых, свои методы.

Как-то вечером по осенней улице Людка Крылова в белом плащике и платочке пробиралась со службы домой на квартиру. И уже почти рядом с калиткой, на кривой дорожке подстерегли ее два «абрека». Как водится, прыщавые дети гор начали за нею по-своему ухаживать. То бишь клеиться. Достали ножичек и, приставив его к боку, стали требовать любви. Обычай у них такой. И то дело. Не своих же насиловать. За своих, если притронешься, убьют. Братья или родственники. А за русскую ничего не будет. Они же все проститутки. А главное, заступиться за них некому. Так что смелей. Один с ножичком, а другой лезет под юбку:

— Давай!

Людка много об этом слыхала. И от подруг тоже. Статистики, правда, нет. Но, судя по косвенным признакам, насилуется приблизительно треть девушек и женщин. Просто большинство предпочитает помалкивать. Поплачут, утрутся. А как представят, что нужно идти в ментовку с заявлением, а там тебя облают. И скажут: «Сама виновата!» И сникают. Позора боятся.

Людка — девчонка бойкая, дерзкая, на язык смелая. Но тут перепугалась до смерти…

Спас ее романтический случай. Мимо проходил крепкий рыжий парень. Он-то и увидел «сцену у фонтана». Подошел. Оценил картину. Взял «мальчика с пером» за руку. И так нежно зажал в своей лопате, что тот заверещал, заорал дурным голосом на всю улицу. Второй, который уже лез под юбку стягивать трусы с брыкающейся жертвы, тоже было рыпнулся. За свой ножичек стал хвататься. Но парень так дал ему ногой в пах, что тот завыл и стал кататься по грязной земле. Ваха ножичек у первого отобрал. А потом перехватил его за горло. И харей, свиным рылом долго бил о забор, пока щенок не завалился набок, икая и блюя под себя.

Вот так вот случайный прохожий выполнил разом все функции органов правопорядка.

Людка стояла ни жива ни мертва. Ноги тряслись. Кудри растрепались.

Потом кинулась было бежать. Ан нет! Силы покинули ее.

Рыжий парень упасть или осесть на землю не дал. Поддержал.

Так вот они и встретились. Русская красавица Людмила Крылова и цивильный чеченский парень Вахид Сулбанов.

Завязался у них большой и красивый роман. Наконец-таки в кои веки почувствовала она себя защищенной от вечного дыхания опасности. Перестала быть «общей добычей» назойливых ухажеров и поклонников. Теперь-то она знала, что стоит только сказать им: «Я все расскажу Вахе!», как они тут же рассыплются в извинениях и быстро исчезнут.

Жизнь вроде ладилась. И было им вместе хорошо.

XIV

«Та-та-та-та. Та-та-та!» — стоящий в углу кабинета новенький телетайп пулеметными очередями выстреливает очередную порцию информации. Длинная белая бумажная лента с набитыми дырочками кольцами стекает на обшарпанный паркет. Дубравин, сидя на раздолбанном рыжем диване, чутко прислушивается к боевому ритму. Неожиданно в мелодию делового стука вплетается телефонный звонок. Откуда-то из прошлого раздается голос его бывшего редактора Акимова:

— Здорово, Александр! Слушай, собственный корреспондент! Тут у нас одно дело есть. Требуется твоя помощь. Или хотя бы присутствие…

Дубравин уважает старика. А «Волга ГАЗ-3102» под задницей. Так что через полчаса он уже входит в редакцию. Господи! Как недавно все это было! А он уже чувствует себя в этих стенах чужим. Володька Пьянков, белесый, лохматый, с белыми бровями и красной рожей, широко расставляя руки, пьяно лезет целоваться. Он уже с утра «на кочерге». Иван Изжогин, серый с похмелья, расцветает золотозубой улыбкой. Что-то бормочет, кудахчет. Обеими руками тянется с рукопожатием:

— Ну ты как?

— Читали, читали твой «Горький урок». Так их, сволочей! Мочи дальше!

— А Куделев где?

— Да у него люди. Жалобщики.

Теперь здесь все свои. Родные. Поэтому Дубравин смело вваливается к Мишке Куделеву. Уставленный новыми безделушками его бывший кабинет наполнен эмоциями.

«Люди» — это громадный, черноволосый, носатый, одетый в форменный синий китель и фуражку с золотыми пуговицами водитель междугородного автобуса. Журналисты хорошо знают, что кроме тех, кто посещает редакции по делам, бывают и другие: графоманы, жаждущие славы и публикаций, «правдолюбцы», изобличающие своих соседей, профессиональные жалобщики и «опроверженцы». Сегодня к Куделеву как раз пробился «опроверженец». Держа в руках яркий номер журнала и резко отчеркивая на странице волосатым пальцем свою фамилию, он сверкает выпуклыми наглыми глазами и нахраписто повторяет:

— Это клевета! Я буду жаловаться министру! Я рабочий класс! Дети вычитали в вашем журнале, что я вор… Как я буду смотреть им в глаза? Давайте опровержение. Не было этого!

Он, видимо, до того уже привык разводить демагогию, привык присваивать выручку, что это уже не кажется ему воровством.

Но он не на того напал. Мишка Куделев сам мастер «вешать лапшу на уши» и «разводить демагогию». Он находит постановление коллегии министерства, на основании которого была сделана статья. И наконец «затыкает фонтан». Выставляет «люди» за дверь.

Здороваются они холодновато. Михаил Эрастович протягивает Дубравину для пожатия мягкую, пухлую, видно, никогда не знавшую тяжелого физического труда, ладонь и без интереса глядит на него своими голубыми, никогда не пропускающими внутрь и от того будто зеркальными, глазами.

Он постарше Дубравина. Крупный, представительный. Умело сшитый серый элегантный дорогой костюм скрадывает некую рыхлость фигуры. Аккуратный проборчик, круглое лицо, на котором застыло обычное для него при разговоре с начальством выражение постоянного внимания, дополняют образ сытости и довольства.

По образованию он журналист. Однако после окончания университета не пошел в газету, а предпочел освобожденную должность в комсомоле. Когда вышел возраст его как номенклатурного кадра, устроили на освободившееся место редактора отдела в «тихом» техническом журнале.

Новую должность Куделев не любил, как не любил и новую работу вообще. Считал себя обиженным тем, что его направили заниматься делом по специальности, а не повысили по партийной линии. Мечтал о том, что его принципиальность когда-то оценят. И он, уйдя из редакции, сделает карьеру в самом Министерстве транспорта. А пока ждал случая, чтобы выдвинуться. Был секретарем партийной ячейки редакции. И все время старался проявить «принципиальность».

Его постоянно грызла зависть к более удачливым, как ему казалось, сотоварищам по комсомолу. Не раз бывало, он взахлеб рассказывал о них, с деланным возмущением намекая, что их успех в жизни обеспечивает «волосатая лапа». При этом сам Куделев испытывал странное чувство, такое, какое человек испытывает, расковыривая заживающую болячку.

Жажда почитания заставляла Куделева как-то даже бессознательно стремиться выглядеть важным и значительным. Проявлялась она даже в бытовых мелочах. Сотрудники редакции обедали в столовой все вместе. В очереди, как правило, рядом стояли редакторы, уборщицы, наборщики.

Куделев же считал, что это не для него. Но так как отдельных кабинетов не было и в помине, он завел себе подхалима из сотрудников. И тот каждый день аккуратно брал ему первое, второе, третье.

Куделев приходил прямо к столу.

Никогда Михаил Эрастович не рассказывал новости просто так. Он всегда сначала таинственно намекал на свои высокие связи и лишь затем сообщал, что ему по большому секрету сказали там…

Дубравин как-то побывал у него дома. Куделев завел его на кухню показать большой холодильник. И поведать, через какие великие блаты он его достал. Потом они пошли по комнатам. Где такие же вдохновенные рассказы пришлось гостю выслушать о японском цветном телевизоре, финской стенке и других приобретениях.

Простоватый Дубравин сидел как на иголках, согласно кивал, чтобы не обидеть хозяина. А когда появилась возможность, то, как говорится, «схватил шапку в охапку». И ходу.

С людьми Куделев работал своеобразно. Главной своей задачей считал давить на сотрудников. Заметив какую-нибудь ошибку, неточность или несуразицу в материале, он вызывал журналиста и принимался его распекать.