Василий Ершов - Страх полета Страница 16

Димка не верил, что можно безопасно приземлить неуправляемую машину без угрозы ее разрушения. Климов - верил в такую возможность, и уверенно и упорно действовал заранее продуманными, отработанными методами, и вел ее к намеченному месту, реализуя тонкое чутье машины, выработавшееся за годы работы над собой.

Молодость отвергает опыт стариков, ей нужен свой опыт, наработанный методом собственных проб и ошибок. Климов же использовал не только свой, приобретенный десятилетиями опыт авиатора, но и наработки своих учителей, в которых был растворен опыт предшествующих им поколений пилотов. Старый капитан не имел права на ошибку и стремился использовать все знания, что хранились в его памяти, и все профессиональные навыки, которыми он владел.

Кроме того, старый пилот понимал, что добиться задуманного он сможет, лишь используя слаженную, дружную, точную, инициативную, нестандартную работу всего экипажа.

Экипаж у Климова был старый, слетанный, инструкторский. Привычка работать втроем, обеспечивая полет почти без участия вторых пилотов, которые чаще всего были "переменным составом", позволяла каждому в отдельности и всем вместе решать более широкий спектр задач, направленных не только на собственно выполнение полета, но еще и на учебный процесс, которому пожилые летчики были истово преданы.

И сейчас, в жизненно опасной ситуации, старый капитан рассчитывал на то, что слетанность и большой опыт экипажа освободят его от сложных психологических заморочек, зачастую возникающих среди группы мало знакомых, еще только начинающих присматриваться друг к другу людей, которые вынуждены вместе делать общее дело, да еще в сложной, нервной, аварийной ситуации, на грани катастрофы.

Сейчас заниматься психологией было некогда. Очередной второй пилот, еще не оперившийся, едва только знакомящийся с новым для него видом деятельности, путающийся в кнопках и рычагах незнакомого самолета, не умеющий толком вести связь, до смерти перепуганный, получивший по шее и полностью деморализованный, - мешком сидел в правом кресле, уставившись остекленелым взглядом на разбегающиеся стрелки приборов. Это не помощник. У пацана шок. Эх... летчик... Поддержать бы его теплым словом... да некогда.

В своих старых товарищах Климов был уверен как в самом себе. Это - испытанные, проверенные, надежные воздушные волки. А вот мальчишка...

Мальчишка был плох. Бледное лицо, остановившийся взгляд, белизна костяшек вцепившихся в штурвал рук, - все выдавало крайнюю степень напряжения и страха. Климов опасался, как бы пацан не запаниковал и не сломался от свалившегося внезапного груза ужаса и неизвестности.

Прошло уже немало времени с момента начала развития аварийной ситуации, а второй пилот все не мог прийти в себя. У капитана же все никак не находилось минутки, чтобы как-то подбодрить парня.

* * *

Отпустив кнопку микрофона и чувствуя, что с плеч хоть на время свалилась тягостная необходимость общения с пассажирами, Климов, наконец, смог уделить теперь внимание второму пилоту.

- Дима! Дима! - старый пилот дотянулся до плеча парня и тряхнул его. - Дима! Димка, мать твою...! Ты что - пассажиром сюда пришел? Покататься? Ну-ка давай, работай, е....!

Надо было вышибать клин клином. Экипаж удивленно воззрился на капитана, который никогда не допускал малейшей грубости по отношению к молодым и требовал того же от экипажа. А тут - по матушке...

- Дима, давай, помогай. Давай, давай, работай! - капитан все тряс и тряс второго пилота; у того голова моталась так, что даже наушники перекосило. - Ты живой или нет? Погляди: мы же летим, и летим нормально! Пожар потушили, управляем худо-бедно! Это разве переделка? Бывало и похлеще. Это тебе - впервой, поэтому так и страшно. - Климов увидел отблеск возвращающегося к парню сознания, и тон его стал отеческим. - Все, хватит переживать. Хватит, сынок. Ты погляди, какие у нас мужики. Они справятся! Мы все вместе - справимся! Только работать надо, дружненько работать.

Димка медленно приходил в себя. Он еще не совсем понимал, чего от него хотят, но встряска пробудила его от душившего кошмара рваных мыслей, из которых главнейшей была одна: "это конец... а как хочется жить!"

Полностью подавленный страхом неминучей смерти мальчишка, можно сказать, волею случая ввязавшийся, влипший в эту историю, - молил бога только об одном: чтобы эти опытные, бывалые дяди спасли его. Зачем, ну зачем он послушался отца и влез в эту авиацию! Сюда должны идти только фанатики, которые... которые... ну, не такие, как он.

Он вдруг остро, кожей ощутил, что летная работа требует от человека какого-то стержня, каких-то особенных качеств, которыми он сам ну явно не обладал. На краю сознания пульсировала смутная мысль: "Большие бабки даром не платят", - но связать ее с нынешним полетом он как-то не мог, и не хотел, и вообще гнал от себя все мысли.

Как же ему только хотелось жить! Ни о чем другом сейчас он не был способен думать. И терпеть этот растянутый, сверлящий ужас он больше уже не мог. Ему хотелось завыть и забиться в какую-нибудь спасительную щель.

- Так... какая у нас скорость? Быстро! - капитан сменил отеческий тон на командный! - Скорость?

"Скорость... скорость... зачем ему скорость? Господи!"

- Ну! Работай же! Скорость?

- Четы... - Димка судорожно глотнул. - Четыреста... сорок.

- А курс? Курс какой у нас?

- Курс... - Димка шарил глазами по приборной доске. - Курс... триста... триста пять. Триста три... Он повернул голову влево и вполне осмысленно спросил:

- Мы что, разворачиваемся?

- Ну, слава богу. Соображать стал. Давай, помогай. Следи за кренами и курсом. Крен у нас какой?

- Крен... левый, три градуса.

- Вот и следи, и если превысит пять - кричи. Понял? Крены не более пяти градусов. Я на тебя надеюсь. Понял?

- Понял... - Димка все еще никак не мог прийти в себя, но зацепка в мозгу появилась: крены, крены! Следить и докладывать! Крены... Неужели они справятся? Господи, страшно как...

Климов еще раз бросил испытующий взгляд на второго пилота. Лицо у того стало снова розоветь. Ну, слава богу, вроде отошел. Климову больше некогда было заниматься парнишкой, и он переключил внимание на компас. Тревога о том, сможет ли экипаж направить самолет в нужном направлении, все висела в подсознании, и вот теперь можно было проверить давние предположения.

Авиагоризонт показывал левый крен три градуса, и указатель курса не очень заметно, но уверенно, градусов по десять-пятнадцать в минуту, уходил влево. Вместо севера самолет, медленно разворачивался на запад. По мере разворота в кабине светлело; вот-вот уже должны были выскочить выше облаков, и на горизонте должно было появиться солнце.

- Так, ребята, - не отрывая руки от спаренного тумблера, капитан обернулся через плечо к штурману и инженеру, - давайте-ка попробуем путевую управляемость. Ну-ка: левому - номинал, а правому - приберем... давай восемьдесят. Только пла-авненько!

- Есть левому номинал, правому восемьдесят!

Левый рычаг пошел вперед, правый назад. Тяга левого двигателя возросла, а правого упала. Если бы двигатели были расположены под крылом, особых проблем с путевым управлением не было бы. Но здесь двигатели были расположены слишком близко к фюзеляжу, плечо силы для разворота было невелико, а потребный для горизонтального полета на этой высоте режим двигателей стоял и так уже почти предельный, добавлять было некуда. Уборка же режима противоположному двигателю приводила хоть и к незначительной, но потере тяги, а значит, и скорости, и подъемной силы, и высоты.

Курс сначала остановился, а потом самолет медленно стало разворачивать вправо. Левое, накрененное до этого крыло пошло вперед, подъемная сила на нем чуть выросла, и крен из левого потихоньку перешел в правый.

- Крен правый пять! - срывающимся фальцетом крикнул Димка.

- Молодец! - быстро отреагировал капитан, и тут же снова переключил внимание на курс. Самолет реагировал на разнотяг, надо было только подобрать режим!

- Стоп-стоп-стоп! - легко проговорил Климов сам себе, стараясь, чтобы голос его выказывал командирскую уверенность. - Не так резво! Ну-ка, как там высота? Что - пошли вниз? Добавь-ка пару процентиков правому. Ага, вот так, вот так. Пошел курс? Пошел? Вот и хорошо. Давайте потихоньку разворачиваться на восток.

На удивленный взгляд штурмана Климов твердо повторил:

- На восток! На Байкал!

Витюху, так же, как и всех, ошарашенного внезапностью и быстрым развитием опасной ситуации, вдруг осенило: может, недаром старый волк так много думал и донимал всех своими бреднями о Байкале! А вдруг?

Самолет медленно начал разворачиваться на север и далее на восток. Штурман и бортинженер прикипели взглядом каждый к своим приборам. Мальчишка тоже участвовал в процессе.

"Отлично!" - поймал себя на крамольной мысли Климов.

Высота к этому времени была уже четыре с половиной.

Внезапно за бортом посветлело, и в кабину ворвался свет сияющего мира. Снова потемнело, еще раз посветлело... Самолет не спеша продирался через лохматую верхнюю кромку облаков.