Уильям Бойд - Броненосец Страница 16

— В договоре есть статья о взыскании — десять штук за неделю просрочки.

Последовала пауза. Затем Эдмунд, чуть поспешно и слегка вызывающе, заявил:

— Мы успевали к сроку.

— Это уж чересчур, — сочувственно проговорил Лоример, — по-моему, чересчур суровые требования к такой работе.

— Чертовски верно подмечено, — с горечью ответил Ринтаул. — Но только так в наши дни и можно удержать за собой подобную работу. Из нас все соки выжимают по этой штрафной статье.

— Но это же бессмысленно: вам приходится работать так быстро, что нельзя при этом гарантировать качество, верно? — Лоример так и лучился сочувствием.

Ринтаул улыбнулся:

— Совершенно верно. И вот как все происходит. Ты изо всех сил надрываешься и успеваешь к сроку. А потом тебе начинают трахать мозги из-за пустяков: «То не так, это не так». И отказываются выплачивать последний взнос. — Он повернулся к Эдмунду. — Сколько раз мы не получали всего, что нам причиталось? Последние три раза?

— Четыре.

— Вот видите. Нас просто достали. К стенке прижали.

Лоример сверился со своими записями.

— Вы говорите, что успевали к сроку и должны были все закончить к концу месяца.

— Железно.

— Абсолютно.

Лоример выдержал паузу.

— А что, если я замечу вам, что на самом деле вы опаздывали, причем существенно опаздывали?

— Мы немного запаздывали из-за этого треклятого турецкого мрамора, — отозвался Эдмунд, — но у нас есть официальная бумага об отсрочке. С этим порядок.

— А вот маркшейдеры утверждали, будто вам грозит штраф дней за десять-пятнадцать.

— Тот, кто вам это сказал, — произнес Ринтаул очень ровно, тихим голосом, — отъявленный врун.

Лоример ничего не ответил: ведь и молчание бывает красноречивым, молчание иногда действует подобно приливной волне, накатывающей на замок из песка. Ринтаул откинулся на спинку стула, сцепив руки за головой; Эдмунд сосредоточенно рассматривал свои колени. Лоример отложил записи в сторону.

— Благодарю вас, господа. Мне все представляется ясным. Не буду вас больше беспокоить.

— Я провожу вас, — предложил Ринтаул.

Возле магазина ковров Ринтаул повернулся спиной к ветру, запахнув плотнее пиджак, и подался к Лоримеру.

— Мистер Блэк, — сказал он с тихой яростью в голосе, — я все прекрасно понимаю. — Лоримеру показалось, что он расслышал под гнусавым ист-эндским выговором едва различимую западную картавость: быть может, отголосок прежней жизни Ринтаула где-нибудь в Девоне или Дорсете.

— Вот как? И что же вы понимаете, мистер Ринтаул?

— Я-то вас, страховщиков, знаю, — продолжал Ринтаул. — Вы просто не хотите платить — потому и морочите нас разговорами об этом пожаре, чтобы вам не пришлось платить по иску «Гейл-Арлекину». Мы успевали к сроку, мистер Блэк, мы никак не могли опоздать. Ведь от этого зависит наша жизнь, все наше благополучие. А вы вот можете все испортить, можете запросто нас погубить. Я вижу, что вы думаете, я же вижу, куда дело клонится… — Он снова улыбнулся. — Пожалуйста, не идите по этому пути, мистер Блэк. — В его голосе не чувствовалось мольбы, но Лоример был впечатлен: настолько убедительно звучали его слова.

— Боюсь, что не могу обсуждать с вами свой доклад, мистер Ринтаул. Как и вы, мы стараемся выполнять свою работу как можно профессиональнее.

Лоример с гудящей головой поехал прочь от извилистой и жалкой улицы, которую представляла собой Олд-Кент-роуд, прочь от этих огромных новых бензозаправок и парикмахерских-«юнисекс», от магазинов «кэш-н-кэрри», от шинно-колесных складов и караоке-пабов. «ДОМА СВОБОДНЫ» — говорили ему вывески, и повсюду вокруг он видел тому подтверждение. Он проезжал мимо лесоторговцев, авторемонтных мастерских, парков для грузовиков и закрытых складов электротоваров за пыльными решетками в сеточку, пока наконец не проехал тоннель под рекой и не вынырнул на северном берегу. Затем Лоример свернул на восток и отправился через Лаймхаус, Поплар и Саут-Бромли в Силвертаун. Он позвонил на работу, чтобы заранее договориться о встрече с Хоггом. Джанис сообщила ему, когда тот появится, а потом добавила:

— Мне тут позвонила Дженни, пиарщица из «Форта», насчет той рекламы. Они думают, что фамилия девушки, про которую ты спрашивал, — Малинверно. Флавия Малинверно. Могу по буквам продиктовать: Эф-Эль-Эй-Ви-Ай-Эй…

Лоример стоял в своей пустой гостиной, глядя в незанавешенное окно. Отсюда был ясно виден городской аэропорт за неспокойными серо-синими водами Альберт-Дока, а дальше, темнея на фоне неба, виднелись промышленные башни сахарного завода «Тейт энд Лайл»: множество труб испускали струйки дыма и пара, стальной Кракатау грозил извержением. Справа, вдалеке, высился огромный обелиск Канарской пристани, мигающий глаз на его вершине, словно маяк, сигналил ему через Каннингтаун, Лимут и Собачий остров. Свет вокруг был холодным и резким, горизонты — плоскими, будто их выровняли бульдозерами, отсутствовали дома, зато окрестности оплетали бетонные ленты-эстакады окружных дорог, начало шоссе М-11 и современные нагромождения железнодорожных рельсов и платформ Доклендс-Лайт, тянущихся на возвышении от Бектона до Каннингтауна. Все старое здесь быстро заменялось, вытеснялось новым. Казалось, здесь, на восточной окраине, возникает совершенно другой, новый город, пустой и плоский, сверкающий холодными просторами, с огромными, стоящими без дела, доками и резервуарами. Даже воздух здесь казался иным — более холодным, суровым, колючим до слез — не для малодушных или нерешительных. А еще дальше на восток, за газовыми и канализационными трубами, открывался вид на скопление багряных и темно-серых облаков — настоящий небесный пейзаж, целый материк из туч, несущийся на город, позолоченный нежно-лимонным светом со стороны устья реки. Наверное, подумал Лоример, снеговая туча примчалась прямо из Сибири.

Его небольшой дом, стоявший особняком посреди прямоугольника выровненной граблями грязи, был частью пробной застройки под названием «Деревня Альбион», задуманной неким оптимистичным строителем. На первом этаже располагались гараж, кухня и столовая, на втором — гостиная и спальня с ванной на лестничной площадке. А еще выше, на чердачном этаже, под черепичной крышей со световым люком, приютилась другая спальня со смежным душем; дневной свет поступал туда через мансардные окна. Здесь еще пахло краской, замазкой и строительной пылью, веревочный коврик медового цвета, постеленный совсем недавно, был усеян мусором. По обеим сторонам от дома, как своего рода обрамление, стояли шесть других домов «Деревни Альбион», все похожие, но — к чести архитектора — не одинаковые. Одни уже были заселены, окна других еще заклеивала строительная лента. Небольшая псевдокоммуна, ожидающая своих жильцов, со свежескошенной зеленой травкой и тонкими, трепещущими на ветру молодыми деревцами, по специальному проекту выстроенная на восточной окраине города, — очередное маленькое покушение на прежде безлюдные пустоши.

Все это принадлежало ему, было куплено и оплачено. Собственный домик в Силвертауне… Лоример принялся составлять список тех вещей, которые необходимы ему на первых порах, чтобы сделать дом пригодным для житья: кровать, простыни, подушки, одеяла, диван, кресло, письменный стол и стул, телевизор, проигрыватель, кастрюли со сковородками. Кухня уже была обставлена, никаких званых вечеринок не намечалось, поэтому достаточно будет каких-нибудь консервов и замороженной еды. Занавески? Пока он мог обойтись и символическими венецианскими жалюзи. Не помешала бы и какая-нибудь красивая настольная лампа, но для нее, по определению, требовался стол, а ему хотелось, чтобы дом оказался готов для вселения поскорее, но чтобы всякой суеты и отвлекающих поисков было как можно меньше. Зачем ему вообще понадобилась вторая жилплощадь? Хороший вопрос, Лоример. Как подстраховка, предположил он. Старая история.

Итак, ее зовут Флавия Малинверно. Само имя не могло оказаться лучше — не могло быть безупречнее. А как прикажете правильно произносить, мисс? Флавия? Или Флейвия?

Марлоб встретил его, размахивая газетой с заголовками, разоблачающими правительство, повернувшее на 180 градусов в налоговой и пенсионной политике.

— Кажется, снег собирается, — сказал Лоример.

— Этой стране, мать ее, необходима революция, приятель. Гнать всех метлой поганой — политиков, финансистов, жирных котов, чиновников, франтов этих, головастиков, телеперсонажей. Вздернуть их всех. Пусть нормальные люди всем заправляют. Труженики, вроде вас и меня. Такие, как мы. Жестокая и кровавая революция.

— Понимаю, о чем вы. Иногда…

— У меня есть для вас белые гвоздики, приятель, — нарочно припасены. Пятерочку. Спасибо.

На его двери, приклеенная ярким рождественским скотчем, висела сложенная записка. Она гласила: