Алексей Котов - У ангела болели зубы : лирическая проза Страница 16

Сначала Вовка не понял, что начался пожар. Тут же стоит заметить, что Вовка был не только хозяйственным, но и мужественным малышом. Он попытался сам сбить пламя на крыше клеток своей курточкой. Но потом Вовка понял, что горит сухое сено и что ему не справиться с пламенем.

А испугался Вовка не огня, а того, что огонь заметили взрослые. Малыш опрометью кинулся из крольчатника, проскочил между его задней стеной и забором и спрятался в другом сарае. Вовка не знал, как называется этот, куда больший по размерам сарай, который был забит сеном под самую крышу. Фактически чердака у сарая не было, а были только доски наверху, к которым вела шаткая лестница. Взбираясь наверх, Вовка больно стукнулся о перекладину лестницы коленкой. Потом он нырнул в копну сена и, едва отдышавшись, приник лицом к широкой щели…

Взрослые — все, включая маму и сестру Ольку — бестолково суетились возле горящего крольчатника. «Ушастики» уже бегали по двору… Дед Миша и отец Вовки выбрасывали из крольчатника горящие клетки.

— Вовка где?!.. — громко, со страшным надрывом в голосе, закричала мама.

— Нет его здесь! — отозвался из горящего крольчатника отец.

Когда отец вырвался оттуда с очередной клеткой — а взрослые, как понял Вовка, искали его даже под клетками — у него было закопченное и незнакомо злое лицо.

Вовка невольно поежился и подумал о предстоящем наказании. Малыш честно признался себе, что он заслужил что-то ужасное, еще никогда им не испытанное.

— Ищи, ищи!.. — снова страшно закричала мама.

Вовка вдруг подумал о том, что, пожалуй, его скоро и в самом деле найдут. Он оглянулся по сторонам. Его убежище показалось ему совсем ненадежным…

Вовка пополз по сену назад к лестнице. Было темно, потому что вороха сена закрывали все вокруг. Вовка снова стукнулся коленкой обо что-то похожее на угол и чуть не заплакал от боли. Малыш почти ничего не видел вокруг. И тогда он снова вспомнил о спичках. Вовка достал коробок из карманчика. В коробке было еще две спички…

Когда вспыхнул сеновал, взрослые пришли в неописуемый ужас. Отец Вовки не раздумывая бросился в пламя. Полыхал правый верхний угол сеновала, но как бы сильно он не горел, отец смог там, наверху, обыскать, обшарить, буквально ощупать все вороха и тюки сена… Даже те, которые уже охватил огонь. Отцу уже помогали многочисленные соседи. Дед Миша искал внука внизу. Ему рвалась помогать бабушка и ее оттаскивали в сторону от горящего сарая сердобольные соседки.

Мама Вовки выла в голос. Даже сестра Олька вдруг тоже заплакала, при чем так, словно уже случилась какая-то непоправимая беда.

Сеновал разгорался стремительно, как костер в который плеснули бензин.

— Да черт с ним, с эти сеном! — кричал дедушка Миша. — Где же Вовка-то?!..

И тут случилось что-то невероятное: все люди, как по команде, посмотрели на дом деда Миши… Точнее говоря, на широко распахнутую дверь, на которую раньше никто, в силу царившей суеты, не обращал внимания. Так иногда бывает: какая-то мысль или догадка вдруг приходит разом и ко всем сразу. Тем более что от сеновала тянулась веревка с сохнущими простынями, словно нарочно маскирующими путь по двору к двери дома. А еще возможно люди просто посчитали про себя: крольчатник, сновал… И все уставились на дом.

Дом деда Миши большой, красивый и светлый. Его крыша — высокая, покрытая новой черепицей — видна издалека, еще на въезде в село.

Толпа во дворе все также молча перевела взгляд на эту крышу… Несколько человек шевельнулись: кто делая шаг к дому, кто только собираясь его сделать.

Но дедушка Миша громко крикнул:

— Стоять всем!!

Народ замер.

Громкий, командный голос деда, которого в селе все уважительно называют «Воякой», легко производит должное впечатление на любого человека.

«Где только не носило этого старого черта, где он только не воевал на своем веку, — сказал как-то раз о дедушке Мише его дальний родственник и тоже дедушка (но, конечно, не Вовкин) Виктор Степаныч. — А теперь он в церкви грехи замаливает…»

Дедушка Миша частенько берет Вовку в церковь. Вовке нравится слушать хор, в котором поет его дед. Малыша, правда, иногда клонит в сон, но Вовка честно борется с ним, а когда становилось совсем невмоготу, он смотрит на лицо деда… Это лицо всегда видится ему светлым, даже величественным и Вовка уже не раз думал о том, Бог, наверное, есть… И Он, Бог, конечно же, очень похож на его деда.

— Стоять! — сурово повторил народу дедушка Миша.

Он неторопливо подошел к колодцу и взял полное ведро воды. Потом дед вошел в широко раскрытую дверь дома…

… Через пару минут дед Миша вынес Вовку на руках и отшвырнул в сторону пустое ведро.

Дед поставил Вовку на землю и предостерегающе строго посмотрел на народ вокруг. Никто не шевельнулся, то есть не попытался приблизиться к нему, в том числе и мама Вовки.

Дед Миша присел на табуретку.

— Так, внучок, — дед погладил внука по голове и ласково улыбнулся ему. — Скажи мне, только честно, тебе спички нравятся?

Вовка отрицательно покачала головой. Малыш сделал это так уверенно, что никто из людей вокруг не усомнился в том, что Вовка говорит правду.

— Так-так… А огонь ты любишь? — задал очередной вопрос дед Миша.

Вовка утвердительно кивнул. Да, огонь ему, как и любому хозяйственному малышу, был по душе.

— А какой огонь?

Вовка объяснил, что ему нравится, например, смотреть, на огонь в печке.

— А если огонь без печки… — начал было дед и тут же поправился. — Костер, например?

Вовка пожал плечами. Да, он любил и по прежнему любит печь картошку в золе. Но Вовке это интересно делать только вместе с папой или дедушкой.

Дед Миша задал еще несколько вопросов. Быстро выяснилось, что костер был интересен Вовке только ночью, когда светят звезды. А потом, когда Вовка усыпал, он совсем не думал об огне.

— Не думал!.. — радостно подтвердил женский голос в толпе.

Вовка пояснил деду, почему он зажигал спички — было темно. В крольчатнике он не видел «ушастиков», а в сарае с сеном он разбил коленку. И, кстати говоря, у Вовки не было фонарика.

Дед Миша понимающе кивнул. Он выпрямился, откачнувшись от внука, немного о чем-то подумал и поманил пальцем отца Вовки.

— Поди-ка сюда, педагог…

Незнакомое Вовке слово «педагог» было произнесено дедом Мишей с большой долей иронии.

Отец Вовки сделал пару шагов вперед — как солдат из строя — и замер. При этом он вдруг принялся рассматривать облака, словно потерял к происходящему всякий интерес.

— У тебя Вовка фонарик просил? — строго спросил дед.

— Ну, просил… — неохотно ответил отец.

— А ты что?..

Отец промолчал. Вовка вдруг подумал о том, что фонарик и в самом деле был бы очень нужной вещью в его малышовом хозяйстве. А какими красивыми — просто-таки удивительно красивыми — бывают эти фонарики!..

— Все, — объявил народу дед и чуть подтолкнул Вовку к матери. — Коленку ему перевяжите, воспитатели… Ребенка без фонарика оставили. Ремня на вас нет!

Через пару секунд Вовка вдруг услышал за спиной сильный звук шлепка. Когда он оглянулся, его отец чесал затылок, а дедушка Миша опускал руку.

— Я тебе фонарик купил, когда тебе двух лет не было, — сказал отцу дедушка. — А ты что с малышом вытворяешь, балбес?!..

Вот так Вовке купили сразу целых три разных фонарика, очень красивых и очень даже занимательных. Правда, хозяйственному малышу дали только два. А третий отец спрятал в машине.

«Мало ли что?.. — поглаживая свой затылок и улыбаясь, пояснил отец маме. — А вдруг, когда мы в деревню поедем, Вовка свои фонарики забудет?»

Так что о третьем фонарике — желтеньком таком, с синей кнопкой — Вовка пока ничего не знает.

Вот вам и вся педагогика, граждане…

Неведомая земля

— Здравствуй, мама!.. Это моя жена Наташа.

Впрочем, я не уверен, что сказал тогда именно эти слова. Скорее всего, прозвучала другая фраза, — ведь до свадьбы была еще неделя. Но одно я знаю наверняка: пока я говорил, Наташка испытывала жгучее желание спрятаться за моей спиной. Не стоит обвинять ее в трусости — у моей мамы был властный взгляд и сильный голос. Она всегда была полновластной хозяйкой в своем доме. Теперь же маме предстояло жить вместе со снохой, и она постаралась сразу расставить все точки над «и». Правда, мама не могла знать, что смотрит на девушку, которая будет ухаживать за ней последние пять с половиной лет ее жизни во время страшной болезни. Но Наташка справилась с этим… Она смогла пройти через испытание, перед которым пасуют, казалось бы, куда более сильные характеры.

Когда я приходил с работы, Наташка наливала мне борщ, садилась рядом и смотрела на меня. А мама присаживалась возле двери на кухню и смотрела на Наташку. Иногда мама делала замечания снохе, что-то типа «ты хлеба мало нарезала» или «а вот котлет нужно две штуки положить». Наташке было трудно привыкать к новой жизни. Несколько раз она тихо плакала по ночам. Утром я находил какую-нибудь малозначительную причину и кричал на маму. Мама гордо вскидывала голову, с каким-то насмешливым любопытством, словно впервые видела, рассматривала меня и молча уходила в свою комнату…