Сергей Мавроди - Карцер – репортаж из ада. Из спецсизо 99 1 Страница 16

Впрочем, что же!

Повторяется всё и всегда -

Это было и будет.

А что нервы – внатяг, и невмочь иногда – Не убудет!

Люди – струны и часто звучат – на пределе.

Тянут жилы – молчат, натянули – запели.

До упора когда!! А иначе – ни звука.

А иначе – игра, а иначе – не мука.

И, чем круче – тем чище! Тем мелодия – чётче.

И – "обрящешь, коль ищешь". И – "помилуй мя, Отче!"

…

Ещё уж один совет. А то забуду. Из, так сказать, интимной сферы.

Тоже многие ловятся. Как ни странно.

Подходит к вам блатной, с которым вы в прекрасных, вроде бы, отношениях (но всё-таки побаиваетесь слегка в глубине души, и потому стараетесь не противоречить, по возможности, не ссориться и вообще угодить и понравиться) и начинает задушевный разговор про дом, про семью, про жену…

"Ты свою любишь?.. Всё, наверное, для неё сделать готов был?.. На воле?.. Чтобы удовольствие доставить?.." – "Да я!.. Жену!.. Да конечно!.." – "А как ты её ласкал?.. Расскажи?.. Везде?.. А языком тоже, наверное?.. как все?.. Нырял в пилотку-то ведь (лизал жене), признайся?.. Да не стесняйся, чего там!.. Ведь бывало?.." – "Ну, да… бывало… иногда…" – "Ах, "бывало"!.. Ребята!.."…

…

Лязг кормушки. "Обед!"

Подхожу, заглядываю. Сам ДПНСИ, собственной персоной. Рядом с баландёршей.

"Обед!" – "Что с окном, Вы мне лучше скажите!" – "Пока начальника нет. Выясняем!"

Ёб твою мать!! Чтобы закрыть окно, никакого начальника не надо было. Закрыли в две секунды. Во время техосмотра, пока я на прогулку ходил. И ведь закрыл-то наверняка какой-нибудь не в меру ретивый сержантишка. Не с начальником же они все вместе это закрытие специально согласовывали и планировали? (Тем более, что того вообще "нет".) Да, так, закрыть, повторяю, – в два счёта. Запросто! А вот теперь открыть!..

Полезу, пожалуй, подёргаю. Может, от форточки ручку удастся выдернуть?.. Оторвать на хуй! (Они же, суки, ручку из окна – вытащили! Всё продумано!!)

…

О-ох-хуеть! Они рехнулись!! Надышались тоже паров бензина, вероятно. (Запах, хотя, исчез…)

Только я встал на батарею и потянулся к форточке – стук ключом в дверь.

"Что!?" – "Слезьте с окна!" – "Чего??!!" – "Слезьте с окна!"

Отворачиваюсь от двери и демонстративно смотрю в форточку. Что ты мне сделать можешь? Я и так в карцере. До конца срока. И через 4 дня выхожу… Опять долбится! Долбись, долбись!.. Долбоёб. Но стоять под этот долбёж непрерывный всё-таки невозможно. Да и чего мне в эту форточку глазеть?.. Спрыгиваю. Опять стучит! "Ну, чего?!" Снова! "Ну, чего надо??!!" – "Макароны на ужин будете????!!!!" – как полоумная, вопит сквозь дверь баландёрша. – "Нет!!! Не буду!" – "Что-о??!!" – "Не буду!!!!! Не буду!! Не буду!!!"

Не буду, не буду, не буду! Подавитесь вы своими макаронами!! Да что происходит, чёрт подери?! Окно закрыли!.. В форточку не смотри!.. Замуровали, демоны! Последние денёчки, блядь, в этом ёбаном, гадском крысятнике!..

….

Ладно, успокоимся. Почему, кстати, "гадском"?.. А, нет, надо уж насчёт секоса. (Это по-испански, кажется. В каком-то порнофильме видел. Не sex у них, а sekos. Понравилось… Забавно, да?) Интима.

Вы там, вроде бы, признались только что чуть смущённо, что да, ныряли вы в пилотку! "Чего уж там!.." Иногда. Бывало!! И признались – блатному.

Не смущайтесь! Ведь теперь вы – петух, и смущаться вам не положено. А "ребят" он зовёт – вас ебать! За шторкой, прямо сейчас, на дольняке. И отказаться вы уже не сможете. Всё! Конец. Окончательный и бесповоротный. Сейчас вы станете опущенным.

Лизать пизду это, по тюремным понятиям, всё равно, что хуй сосать. (Или в жопу трахаться.) Разницы – никакой. "Да"? Значит – петух.

Могут и тоньше развести. "С проституткой общался?.. А целовался?.. А она же хуй сосёт – значит, и ты всё равно, что сосал." Ну, тут уже по ситуации. Может, опускать и не станут, но… За стол могут, опять же, перестать сажать. Да много чего может быть! Пренеприятного… "Не станут", между прочим, если, то только разве что из-за последствий. Побоятся.

Ведь, если в дальнейшем будет признано, что они неправильно с вами поступили, наказание для них тоже будет жестокое. Предельно. Соответственно содеянному. Но вам-то от этого не легче! Правильно с вами поступили, неправильно!.. изнасиловали даже если по беспределу в пресс-хате суки какие-то, блядво! – всё равно. Опустили – значит, конец. Обратной дороги нет. Как будто болезнью опасной вас заразили. Хороший вы или плохой, но теперь вы – больной. Общаться с вами больше нельзя. А то и сам, чего доброго, заразишься. Если, скажем, из одной миски поешь и прочее. Неважно, кем вы были в той жизни: блатной, не блатной,.. но теперь вы – опущенный. Навсегда.

Как мне объяснял вор, с которым я сидел, в тюрьме есть всего три необратимых вещи, которые не прощаются никогда и которые невозможно изменить: хуй в жопе; крысятничество (воровство у своих; невозврат карточного долга, в частности, – "фуфломёт") и руку на вора поднять. Всё остальное – обсуждается.

У женщин, кстати сказать, спрашивают иногда в камерах у новеньких: "Хуй сосала?" – "Да…" – "Ну, ничего, иди, зубы почисти и больше так не делай." Но если "в жопу давала" – всё! Пария. Изгой. Как у мужчин – петух.

Так что, милые дамы! Мотайте на… "ус" хотел было написать… В общем, мотайте, на… что хотите. Давайте, там, не давайте,.. (нет, давайте, конечно!) но товаркам своим в этом – не сознавайтесь! Ни в коем случае!!

…

А где, блядь, кипяток?! Если обед давно прошёл?

"Эй!.." – "Да." – "Горячая вода мне будет?" – "Что?.. Так ни у кого же нет… (Это точно. Горячей воды действительно в кране нет. Как обычно в банный день. Вот тебе и баня!..) А-а!.. кипяток! Будет, конечно! Сейчас поставим."

Не постучался бы я – так бы и не принесли. И так – во всём. Элитный специзолятор. Бардачина – она везде. Как мне один из моих са-амых первых сокамерников говорил. Ещё на Матроске. (А подельник его над нами в камере сидел? Помните?.. Если первые "Записки" мои читали. Его ещё потом сюда, на 991 перевели?.. Прямо передо мной?.. Так вот. Убили его. В якутском лагере. Где он свои 25 лет отсиживал. Повесился якобы. На сборке… Хотя, какой там, "повесился"! Просто они все приговорённые. Вся их бригада. Воровская кровь на них. Двоих на Матроске сразу кончили, ещё тогда, прямо в камерах; третьего вот сейчас, на зоне уже достали. Н-да…)

…

Кипяток принесли. В ведре они, что ли, кипятили? Целый час!

Молча наливает, ни слова не говоря. Обиделся, небось. Что я его с окном заколебал. (Да и с батареи не слез!)

"Так кто у вас такой умный? Что окно-то мне закрыл?" – "Попозже Вам откроют."

Ну-ну!.. Начальник, значить, объявился? И лично – разрешил.

Соизволил. "Так уж и быть…" Ур-роды!! Зелёные человечки!

Так, стишок, стишок, стишок! Даже два… Нет, три! Срочно.

Жизнь, конечно, не мёд

В этой скорбной юдоли.

И – отчаянья лёд,

И порою от боли

Хочешь – криком кричи,

Хочешь – вой и катайся,

Хочешь – просто молчи,

Суетою пытайся

Позабыть! Заглушить!

Хоть на час! На мгновенье!!

Доползти! Доскулить!

До того Воскресенья,

Когда – ада врата!..

Словно Лазарь – из гроба!

И – небес широта,

И – несмелая проба

Новой жизни – на вкус

И на ощупь – рукою.

И – надежды искус,

И с какой-то тоскою

Вспоминаешь свой путь

И венец свой терновый.

И – заснуть бы!.. заснуть!!

А проснувшись, лишь новый,

Тот отрезок – где жить!

Где – без счёту намерить!..

И страдать, и любить!

Но, увы, – не поверить

В чудеса и в любовь -

Просто сил не хватает.

Только боль! Только кровь!

И колышется, тает

Зыбким маревом, дымкой,

Миражом над песками…

И с печальной улыбкой

Наблюдаешь: листками

Осыпается вера -

Только сучья нагие.

И – "в руке его мера".

Ну, а те, а другие?

То ли два, то ли три:

Что "на рыжем", "на бледном"

И "на белом": "смотри!.."

Тот, что в марше победном

По несчастной земле,

По морям и по сушам!

По смоле и золе,

По сердцам и по душам!

И тогда-то! тогда!..

И в аду – нет спасенья!

И – беда, как вода!

И – vivat Воскресенье!

Ладно, не буду уж "три". И одного хватит. Лень писать.

….

Всё, поехали дальше. Насчёт "повесился". И почему этот изолятор я называю "гадский" (и блядский!). Думаете, это просто ругательство? Не совсем. Проблема "повесился" здесь стоит о-ой как остро! Чуть ли не у всех киллеров этих.

Все эти бригады 90-х годов – беспредельные. На многих кровь если и не воров, то авторитетов. И многие сейчас с ужасом о лагере думают. Что-то там будет? Это здесь… Но эта тюрьма – особая. Здесь – гроб. Здесь, по слухам, многих прячут. Сук разных. Программа защиты свидетелей и тому подобное. Единственное место. Даже в Лефортово – попроще. Там всё с операми легко "решается" – это мне, опять-таки, вор один говорил: "Там человека достать несложно. Отравить, скажем!.. Да сами же фээсбэшники и отравят!". Ну, в этом-то, может, и доля шутки уже есть, преувеличение,.. но там всё-таки – легче. Значительно. Здесь же – глухо.