Кира Буренина - Буду завтра. Встречай (сборник) Страница 16

– Маринка, с твоей памятью никакого Интернета не надо, – благодарно заявила я ей после получаса болтовни.

– Ну хоть спроси у нее что-нибудь личное… Или приворот закажи. На Женечку своего, – бросила подруга на прощание.

Ох, Марина. Умеет же ткнуть в больное место.

Я передернула плечами. Нет уж, Женечка пусть идет в архив вместе со своей стильной черной трубкой, пристрастием к верховой езде и тонкой душевной организацией. Я вложила в этот «проект личной жизни» кучу любви, нервов и сил. У нас было все. Но… почти. Мы почти поженились, но никак не могли договориться о дате свадьбы. Мы почти съехались вместе, мешал только нескончаемый ремонт у Жени в квартире.

Мне удалось вырваться за границы этого заколдованного круга, в котором мы жили шесть лет. О, как жарко мы спорили, как нежно целовались. Окружающие не воспринимали нас как пару, мои подруги считали Женю недостойным меня, его друзья… Его друзья вообще представляли собой единый сплоченный круг холостяков-бизнесменов. Женщин там не существовало. Но нас это не напрягало, мы были вместе, нам было хорошо друг с другом. Мы любили бродить по весеннему Александровскому саду или брать билеты на самый последний сеанс в кинотеатр «Ударник», после чего просто необходимо было прогуляться по мосту через Москву-реку, ведущему к храму Христа Спасителя. На мосту в это время можно было встретить только влюбленные парочки и растерянных или, наоборот, слишком экзальтированных иностранцев. Мы могли всю ночь напролет гулять по ночной Москве. Могли сидеть в маленьком кафе, завтракать молча, глядя в глаза друг другу.

Каждый знал привычки другого наизусть. Женя приносил мне диски с фильмами японских и китайских режиссеров, готовил по выходным обожаемые мной блинчики с повидлом, а я заказывала для него классиков русской сцены на «Озоне». Идиллия, право. Попутно он не вылезал из утонченных депрессий и поисков себя. Я устраивала тихие сцены, пыталась пробиться к его разуму, но все чаще молча уходила из его квартиры и ехала домой.

Мы расстались три недели назад, и впервые – навсегда. И я еще не избавилась от привычки обращаться к нему мысленно, в моей памяти пока жил насмешливый темно-вишневый взгляд… А Женя после ритуальной попытки «вернуться к былому счастью» делал вид, что «утешается» – как доложила Маринка – с дамой-искусствоведом. На душе у меня саднило, когда я случайно натыкалась на цифры, совпадающие с его номером телефона. На дружеские подколки я тоже реагировала неадекватно.

Маринка, конечно, исподтишка заглядывалась на Женю, вечно окутанного романтическим туманом сплина и хорошего голландского табака. И посмеивалась сама над собой: мол, куда нам, обычным менеджерам из оптового отдела… Когда мы с Женькой расстались, она честно потратила целый субботний день, отпаивая меня чаем с лимоном, вытирая мне слезы и впитывая, как морской песок, историю нашего расставания. Именно она готовила потом мои любимые блинчики, пичкала всякими пирожными и сластями, радуясь от всей души моему проснувшемуся аппетиту и округлившейся физиономии.

Что ж, дружеская шпилька насчет приворота еще раз вернула меня к реальности. Женя – это исписанный листок моей жизни, не черновик, но уже ненужная вещь, и мне не надо к нему возвращаться, ни с магической помощью, ни просто так…

…Необычный аромат, кажется, сандала и еще чего-то экзотического витал даже у подъезда, где жила Дарьяла. Этот аромат безошибочно привел меня к нужной двери, и я не успела еще нажать на звонок, как хозяйка щелкнула замком.

Выглядела Дарьяла, как ей и положено – экзотично. Гладко зачесанные назад длинные волосы насыщенного черного цвета, тяжелый пучок на затылке. На пальцах – массивные серебряные кольца с символикой. На меня глянули внимательные, густо подведенные глаза. Чуть разомкнулись в усмешке узкие губы. «Проходите», – неожиданно красивым низким контральто Дарьяла пригласила меня в квартиру.

Вскоре меня устроили в кресле у стола, покрытого зеленым сукном. На столе лежали известные и неизвестные мне каменные и деревянные египетские амулеты. Прямо передо мной оказались два больших жука-скарабея.

Интервью явно удалось: ясновидящая говорила связно и образно, была откровенна и легко следовала за моими вопросами.

– А теперь давай поговорим о тебе, – сказала она, когда я убрала диктофон в сумку. – Ты подарила мне полтора часа своей жизни, так давай теперь я сделаю тебе подарок. Хочешь, заглянем в твою судьбу?

Конечно же я хотела. «И я познаю мудрость и печаль, свой тайный смысл доверят мне предметы», – процитировала я Ахмадулину, чтобы скрыть замешательство. Все же было немного страшновато.

По просьбе Дарьялы я положила руки на скарабеев. Передо мной закачался фестский диск, используемый в качестве маятника, и, странное дело, глядя на него, я почувствовала, что уплываю куда– то. В воздухе остро запахло неведомыми странами и нездешними цветами.

– Сердце твое сейчас болит, впереди у тебя новая боль и радость, которая вырастет, когда ты научишься смеяться, а не плакать… – словно через завесу, донесся до меня женский голос. – Ты хочешь новой любви, и она придет… Я попробую узнать его имя.

Я открыла глаза: маятник принялся выписывать сложные траектории над табличкой с буквами. Ясновидящая подняла бровь, потом некоторое время смотрела куда-то в пространство.

– Скрыто имя, – задумчиво промолвила Дарьяла. – Но первую букву я знаю. «Д». Точно, с двумя палочками внизу. Думай!

Я начала вспоминать. Дизайнер Димка – ну, вряд ли. У него недавно дочка родилась, да и не обращал он на меня никогда внимания. Дмитрий Орлов, музыкант, у которого на днях интервью брала? Маятник уверенно закачался из стороны в сторону: тоже «нет».

Митенька из дружественной редакции? А может, Дмитрий Митрофанович, наш издатель? Я покраснела: ох, служебный роман – это было бы ужасно. Маятник равнодушно показал очередное «нет» и безучастно качался, пока я перечисляла всех Дмитриев, за которыми оказались замужем мои однокашницы и подруги. Не согласился даже на юного и знаменитого Диму Билана, которого я вспомнила просто от отчаяния.

Дарьяла покивала головой:

– Видимо, тебе предстоит узнать тайну самой. И произойдет это очень скоро.

Я шла домой, вдыхая остатки благовонного дыма, который запутался в моих волосах и одежде.

И снова думала о Евгении, о том, как трудно строить отношения, и о том, что я совсем не готова снова переживать сердечную боль. Интересно, что же за человек прячется за неуловимой буквой?..

Дома меня ждала теплая тишина, полная покоя и одиночества. Хорошо, можно все обдумать как следует. Но не успела я нажать на клавишу чайника, как запиликал телефон. Маринка! Вот неугомонная душа…

– Ну как? Ну что? Что она тебе сказала?

– Да, в общем-то, ничего особенного… Маятником меня чуть не укачало, веришь! – почему-то сказанное Дарьялой я не могла повторить даже лучшей подруге.

– Эх, меня бы взяла с собой, что ли, – посетовала подруга и перескочила на другую тему. – А мой Витька опять хочет машину менять… Теперь увлекся внедорожниками. Говорит, на рыбалку буду ездить… – Марина успокаивающе зажурчала про Витьку, которого я знаю сто лет в обед – они поженились еще на третьем курсе, и я была свидетельницей. Про двух детишек, про какие-то их школьные дела, бесконечно далекие от меня… Я слушала и не слушала, пока Маринка не попросила:

– Ну, расскажи еще что-нибудь интересненькое… Надоело мне все, Ирка. Каждый день одно и то же. Сплошной «день сурка». На работе тоска зеленая, одни бумажки с бухгалтерскими данными… Хоть тебя послушаю! Что там было в пресс-туре для «избранных» журналистов на Крите?

И мы болтали, как тысячу раз до этого. Я рассказывала, с кем встречалась, какая тема номера у нас планируется, а Маришка восхищалась и вздыхала. Так было, сколько себя помню: еще в школе я пересказывала ей события со слетов и конкурсов, а она, тяжеловатая на подъем, восторгалась, подбадривала меня и с удовольствием слушала, как будто отсвет моей бурной жизни падал и на нее.

Мое рабочее утро началось с появления бодрой усатой Анны Николаевны из отдела писем. Она всегда приходит в десять и приносит редакционную почту. На моем столе образовалась стопка из пяти конвертов, адресованных мне лично. Редакторы за день получают писем раз в десять больше. Я допила кофе, как всегда божественно сваренный нашей «кофейной феей», и принялась за конверты. Наверняка что-нибудь от читателей и, как обычно, приглашения на мероприятия – выставки, пресс-конференции, презентации…

Поскольку в редакции стало страшно шумно – редакторы громогласно обсуждали только что принятое по телефону интервью скандально известной певицы, – я устроилась читать письма на диванчике в холле.