Альфред Бестер - Обманщики Страница 16

<мачеха (фр.)>), которой помог в силу сил своих и возможностей и человек.

Свинина – один из самых любимых продуктов питания обитателей Солнечной системы (отвлекаясь от всяких тронутых религиозных сект). А свиньи – народ просто восхитительный. Они умны, активны и обладают необыкновенной способностью к адаптации. Ни в коем случае не думайте, что свиньи любят возлежать в прострации и распространять вокруг себя нестерпимую вонь; этим занимаются только те несчастные представители гордого свинячьего племени, которых держат в грязных стойлах и откармливают до умопомрачения отбросами и помоями. Это прекрасно знает любой, наблюдавший чистую шуструю свиноматку, весело резвящуюся на лугу в окружении толпы столь же радостных поросят. К сожалению, когда свинина ценится на килограммы, свинине этой самой приходится валяться в грязи – для поддержания избыточной массы – и она жирно хрюкает и постоянно воняет, а именно в таком жалком состоянии и наблюдает свиней большая часть человечества.

Но под куполом нет места для вони животных (с человеческой-то справиться бы), поэтому животноводы и мясники бросились в ножки генетическим чародеям с просьбой сконструировать такую свинскую разновидность, которая сумеет выжить не под куполом, а в наружных стойлах при почти анаэробных, убийственных для всего живого условиях Ганимеда.

Пришедшие в полный восторг от столь неожиданной и заковыристой задачи ученые выбрали для своих экспериментов тамвортов, одну из древнейших свинячьих пород. Тамворты выносливы, активны, плодовиты и состоят в близком родстве со всеми уважаемым диким кабаном. У них длинные морды, длинное тело, длинные ноги, крепкие плоские ребра и, к сожалению, далеко не самый приятный характер.

Генетики занялись обратной селекцией тамвортов, то сеть посредством селективного скрещивания и последующего отбора вернули по возможности эту породу к ее первоначальным, диким корням; одновременно на основе природной выносливости развивалась устойчивость к анаэробным условиям, иными словами искоренялась потребность в снабжении кислородом. Результатом был ганимедский «астрохряк», выращивавшийся с минимальными затратами и продававшийся по всей Солнечной за весьма приличные деньги. Можно привести характерные примеры рекламы:

ЖДЕШЬ ГОСТЕЙ? ТАК НЕ СКУПИСЬ!

АСТРОХРЯЧИНУ КУПИ!

Или

МАЛО ЖИРА, МАЛО САЛА,

И ХОЛЕСТЕРИНА МАЛО.

СВИНИНА ЖИЗНЬ ТВОЮ ПРОДЛИТ,

АСТРОХРЯЧИНУ КУПИ!

Иногда кому-нибудь из этих ценных животных удавалось улизнуть из загона и скрыться. Свиноводы только пожимали плечами – гоняться? Овчинка (свининка) не стоила выделки.

Казалось, свободолюбивые парнокопытные обречены на верную гибель, но вот здесь-то и начались шуточки природы. Сотни миллионов лет назад прилив выбрасывал на берег первобытных рыб, обрекая их, вроде бы, на гибель; однако некоторые умудрились выжить. Совершенно так же умудрились выжить и некоторые из отдаленных их потомков, беглых астрохряков. Они рыли скованную вечным холодом почву, разыскивая мхи и лишайники, они вели голодную, опасную жизнь, они встречались друг с другом, спаривались, производили потомство. По большей части они быстро подыхали, тем не менее самые выносливые сумели приспособиться к суровым условиям и постепенно эволюционировали, в результате чего на Ганимеде появились так называемые мамонты.

Правду говоря, «мамонты» эти больше походили на гигантских кабанов, чем на слонов. Высота их достигала двух метров – по сравнению с четырьмя метрами у настоящих, древних Mammuthus. Уши у них вроде слоновых – чтобы поглощать максимальное количество солнечного тепла. Они покрыты шерстью, подобно шерстистому мамонту. Изогнутые кверху бивни – главный инструмент для разрыхления почвы – чудовищно огромны.

Тамворты, с которых все и пошло, были всеядными, такими же остались и ганимедские мамонты; к тому же трудности с пропитанием привили им вкус к людоедству. Темпераментом они крайне походят на настоящих кабанов – злые, вспыльчивые, агрессивные; инстинкт самосохранения у этих животных стоит на самой низкой, опасной не только для них самих, но и для всех окружающих отметке.

Вот такого-то пятисоткилограммового психа ежегодно выслеживал и убивал каждый из королей маори.

– Уж хоть бы я свинину любил, – мрачно подумал Уинтер.

Одетый в скафандр и шлем, нагруженный кислородными баллонами, он держал в руке охотничье копье с длинным наконечником; с пояса синэргиста свисал Потрошильный нож – чтобы вырезать сердце поверженного противника, принести его в купол, а затем съесть. Ничего не поделаешь, такая вот симпатическая магия. Маори желали, чтобы их правитель обладал дикой жестокостью мамонта, для чего, собственно, и устраивалась эта ежегодная королевская охота.

– Смех да и только, – обреченно бурчал Уинтер. – При чем тут я, изнеженный землянин?

Но бурчал он на маори.

Местность оказалась очень неровной, похожей на лунную – каменные осыпи, сланцы, сланцевые глины, выходы изверженных пород, черный обсидиан – стеклоподобное напоминание о бурном вулканическом прошлом Ганимеда, в узких расселинах – тошнотворно-белесые клочья анаболических грибов, одного из немногих средств пропитания тех самых Мамонтов. (Дай жизни хоть один шанс из тысячи, она в него вцепится и не отпустит уже никогда.) Через час после выхода из купола Уинтер встретил первые следы Мамонтов, точнее не следы, а конические кучки помета. Ест мамонт непрерывно и столь же непрерывно испражняется.

Двинувшись осторожно по следу, не совсем еще утвержденный король маори обнаружил, что след этот сливается с другими и выводит в конце концов к неглубокому кратеру, густо усеянному подобными кучками.

– Мамонтовый кампонг, – хмыкнул он.

Затем охотник взял верх над юмористом.

– Вот здесь-то и есть ошибка Те Юинты. Они все делают эту ошибку, а в результате нарываются на неприятности. Не нужно идти к мамонту и пытаться его перехитрить – пусть он идет к тебе и пытается перехитрить тебя. Да, именно так.

Один взгляд на ослепительно-яркий диск садящегося солнца и гигантский ломоть Юпитера, выпирающий над горизонтом сказал – до начала трехдневной ночи остается всего один час. Времени вполне достаточно, раньше эти зверюги, ведущие почти ночной образ жизни, не выйдут.

Уинтер вернулся немного назад, внимательно осматривая местность, и нашел наконец то, что надо – небольшой кратер с примерно десятифутовой высоты валом. Метеорит, наверное, ударил. Дно кратера состояло из покрытого сетью трещин сланца. Удовлетворенно кивнув, хитроумный охотник подбежал к замеченному им ранее выходу обсидиана и начал осторожно, чтобы не проколоть скафандр, собирать длинные игольчатые осколки этого черного стекла. Ударами металлических подошв удалось отколоть несколько еще более длинных стеклянных сталактитов. Все эти режущие предметы он рассовал внутри кратера по трещинам, поближе к десятифутовому валу. Кровать из гвоздей обкидала факира.

Уинтер выпрямился во весь рост и некоторое время стоял неподвижно, тяжело дыша, сглатывая слюну и стараясь наполнить сменный пластиковый мочеприемник скафандра, а потом нащупал сзади вентиль; через секунду его карикатурно раздувшийся скафандр напоминал то ли воздушный шарик, то ли труп утопленника. Следующая операция требовала определенного проворства: он нагнулся, просунул руку в анальный клапан и мгновенно вытащил мочеприемник. К тому времени, как Уинтер закрыл клапан и отрегулировал давление в скафандре, моча уже замерзла.

Он перелез через вал кратера и снова направился к мамонтовому кампонгу, разбрасывая по пути отколотые Потрошильным ножом кусочки мочи.

Кампонг так и оставался пустынным, но солнце уже село, колючими искрами сверкали звезды, среди которых выделялась ушастая электрическая лампочка Сатурна, отдельные его кольца невооруженный взгляд не различал. Уинтер бросил на почву остатки мочи, растер ее металлическими подошвами и еще раз прогулялся к маленькому кратеру. И стал ждать.

Ждать приходилось стоя, сесть мешала болезненно отмороженная при извлечении мочи задница.

Он ждал, почти уверенный – Хряки не оставят без внимания такое откровенное посягательство на свою территорию.

Он проверил древко копья; фиберглассовое, оно обладало прочностью и гибкостью прыжкового шеста.

Он ждал.

Он собрал небольшую кучку камней – гладких, которые не повредят перчатки скафандра.

И снова ждал.

И ждал.

И вот наконец появился астрохряк, молча и мрачно принюхивавшийся к этому невиданной наглости defi <вызов на дуэль (фр.)> – чужой моче. Вид животного, мягко говоря, впечатлял – жесткая обледенелая шерсть встала дыбом, налитые кровью глаза ворочаются, выискивая противника, огромные лопухи ушей нервно подрагивают, жутко блестят, отражая неверный звездный свет, устрашающие бивни. Полтонны дикой злобы и ненависти.