Михаил Барановский - Зуб за зуб Страница 16

– Не знаю.

– Вот. Я в детстве как-то в пионерском лагере шел на пляж. Смотрю – жук ползет. Красивый, пестрый такой, как собор Василия Блаженного. Взял я его в руки. А он как брызнет на меня желтой, вонючей струей. Я потом несколько дней отмыться не мог. Вот, когда я вижу одну из таких – красивую, сверкающую, яркую, зовущую, я прохожу, не дотрагиваясь. Я уже знаю, чем это пахнет.

– Вот поэтому ты никуда и не уедешь.

– Почему?

– Потому.

Максим и Галина колдуют над очередным пациентом. На этот раз это очень тучный молодой человек в очках. На лацкане его пиджака прикреплен большой круглый значок, на нем крупными буквами выведено: «ХОЧЕШЬ ПОХУДЕТЬ? СПРОСИ МЕНЯ „КАК?“ Он сильно потеет.

Из-под верхней губы выбиваются куски ваты. Максим с Галей на пару шурудят у него во рту металлическим инструментом.

– Галочка, вы ни о чем не хотите спросить пациента? – говорит Максим, не отрываясь от работы.

– Честно говоря, так и подмывает, – признается она.

– Так «как»? – обращается Максим к толстяку.

Тот вращает глазами, что-то мычит и потеет.

– Как-как? – переспрашивает Максим.

Но тут звонит телефон. Галя берет трубку.

– Максим Максимыч, вас, – радостно сообщает она. – Жена.

– Рот не закрывайте, – говорит Максим пациенту, направляясь к аппарату.

По ту сторону телефонного провода Настя шепчет в трубку:

– Максим. Я к тебе, как к этому… Как к врачу. Нет, со мной все в порядке и с Машей тоже. И с собакой все в полном порядке. – Она закатывает глаза под идеально белый, геометрически безукоризненный потолок. – Конечно, здоровье собаки тебя беспокоит больше, чем состояние моей мамы. Но я звоню не для того, чтобы выяснять отношения. Маме действительно плохо.

Максим некоторое время слушает трубку. Пациент в кресле сидит с широко открытым ртом и заливается потом.

– Настя, это не ко мне… Я не психиатр… Я зубы лечу, а не мозги… Ну и что, что рядом… Рот не закрывайте… Это не тебе… Ну хорошо, хорошо… Я приеду… Ладно, не плачь…

Максим кладет трубку, некоторое время ходит по кабинету, забыв об измученном пациенте. Тот мычит, глядя с мольбой на доктора.

– Сплюньте. И расскажите нам, наконец, «как»?

Толстяк сплевывает, утирает лоб платком и, поднявшись с кресла с тяжелой отдышкой, произносит:

– Многие заводят себе глистов, изнуряют себя различными диетами. Новый способ похудания принципиально отличается тем, что вы можете есть все что пожелаете и сколько угодно. Ваш холестерин останется в норме. – Снова промакивает лоб, достает из внутреннего кармана пиджака ярко-красную бутылку. – С помощью революционного соуса «ЧЕМБЕРЛЕН» вы легко избавитесь от лишних калорий, жиров, белков и углеводов. Его можно добавлять в любую еду.

– Что входит в его состав? – деловито интересуется Максим.

– Много компонентов. Состав «ЧЕМБЕРЛЕНА» запатентован. Это коммерческая тайна. Могу в качестве примера привести лишь несколько ингредиентов. Его основа – бензонат натрия, сорбат калия и Е-124. Еще немного морковного сока, горчица, сахар, соль, перец, эмульгатор, крахмал…

– И что? – недоумевает Галя.

– Должно стошнить.

– Мне уже плохо, – говорит она.

– К сожалению, более подробную рецептуру я сообщить не могу.

– И не надо. Сойдет и так. – Она выбегает из кабинета, прижав ко рту платок.

– Она объявила сухую голодовку, – говорит Настя, встречая Максима в прихожей. – Не ест, не пьет второй день.

– Чего она хочет?

– Поломать стену.

– Что? – недоумевает Максим.

– Я сначала была против, но… Во сне ей явился Антон Павлович и сказал, что… – Настя оглядывается и переходит на шепот: – Что в стене замурован клад.

– Отлично.

– Перестань язвить!

– Ты хочешь разбить стену?

– Я не знаю. Если выбирать из двух зол – мама мне дороже.

– «Из двух зол» – это ты хорошо сказала.

– Не цепляйся к словам. Я хотела сказать…

– Хорошо. А если она завтра скажет, что дед ошибся или она его плохо расслышала и надо снести еще одну – другую стенку? Я не знаю… Вы тут живете, вам и решать…

В большой отремонтированной комнате на полу под стеной сидит Антонина Павловна. Вокруг нее – украинские рабочие. Они зачарованно слушают ее рассказ:

– Он был необычайно любезен. Сказал, что ему хорошо, легко и весело… Он предложил потанцевать… Я сначала испугалась, а потом согласилась, так он был галантен… Мы танцевали вальс и где-то на третьей фигуре… он наклонился ко мне… Я подумала, что за поцелуем, и отпрянула… но он мне открыл тайну, которую я не могу вам открыть, это не моя тайна…

Рабочие понимающе кивают.

– Да, – говорит один из них, – такое бывает сплошь да рядом… Я такие случаи знаю.

– Разбейте стену! – скандирует Антонина Павловна. – Разбейте стену! Разбейте стену!

Настя и Максим входят в комнату.

– Пидэрвалася бабуся, – приветствует их бригадир.

– Ломайте! – решительно командует Максим.

Рабочие ошарашенно смотрят на хозяев, а Антонина Павловна бросается к зятю:

– Спасибо! Спасибо! Добром отзовется! – тут же оборачивается к рабочим: – Ломайте стену! Ломайте стену!

Те выжидательно смотрят на Максима.

– Давайте!

Денис берет кувалду. Звучит барабанная дробь. Все с ужасом смотрят на него и на новую отштукатуренную стену, к которой он примеряется перед ударом. Спокойна только Антонина Павловна. Она улыбается. Удар кувалдой по стене поднимает облако пыли, еще удар – осколки кирпича с грохотом падают на пол. Все начинают чихать и кашлять, слышится крик Дениса:

– Клад! Здесь клад!

Когда пыльный туман рассеивается, и все остальные видят в нише за стеной среди кусков кирпича и цемента старые, перевязанные ленточкой фотографии и письма, а главное – жестяная, круглая коробка. Денис, кряхтя, с трудом достает ее из дыры, тяжело опускает на пол. В коробке что-то звякает. Антонина Павловна жестом отстраняет Дениса и с торжествующим видом дрожащими от волнения руками долго пытается ее открыть. И вот наконец крышка с дребезгом падает.

– Ух! – выдыхают все разом.

Золотые монеты царской чеканки… Их много. Очень много. Полная коробка золотых монет. Такие дела.

Играет духовой оркестр. Медь сияет на солнце. Улыбки светятся на лицах праздничной толпы перед домом сталинской постройки. Машины с логотипами центральных телевизионных каналов. Операторы с камерами. Люди с цветами. На стене дома красной материей занавешена мемориальная доска. Среди собравшихся в первых рядах: Антонина Павловна, Максим, Настя, Маша, Илья и Света с Мариком, Сергей с мамой, медсестра Галя, украинские рабочие в вышитых рубахах…

Женщина-корреспондент Центрального телевидения говорит в микрофон и смотрит в камеру:

– Мы ведем прямой репортаж с улицы Майской. Сейчас на ваших глазах произойдет то, к чему некоторые герои нашего репортажа шли долгие годы. Сейчас здесь, на этом месте будет заново открыта квартира-музей незаслуженно забытого классика русской литературы Ивана Макаровича Тырдышного. Ну, а главный виновник торжества – это, конечно, Антонина Павловна – человек, всю жизнь посвятивший сохранению творческого наследия литератора…

Сергей подводит взволнованную Настю к своей маме, наблюдающей за всем с непроницаемым выражением лица.

– Вот, мама. Это Настя. Я тебе о ней говорил. Это мама моя – Инна Федоровна.

– Здравствуйте, мне Сережа много о вас рассказывал…

Через толпу протискивается Марьяна. Она одета в какой-то балахон из рыбьей кожи, отделанный мехом и разноцветными перьями. Ее волосы отливают зеленью, как павлиний бок. Она приближается к Максиму:

– Максик, я подкрасилась… Я тебе по-прежнему нравлюсь? Ведь да, ведь да?

Максим улыбается и гладит Марьяну по зеленой голове.

– Кроме того, – продолжает корреспондент, – Антонина Павловна внесла и немалый материальный вклад в дело сохранения отечественной культуры. На ее личные сбережения была выкуплена квартира писателя и восстановлена обстановка, в которой жил и работал Иван Тырдышный.

Раздаются бурные аплодисменты.

Настя помогает взволнованной Антонине Павловне приготовиться к выступлению.

– Мама, шляпа…

– Ой, я так волнуюсь!

Максим помогает Антонине Павловне подняться на импровизированную сцену и подойти к микрофону.

К дому подъезжает красная машина. Открывается дверь, и на асфальт опускаются ноги в красных туфлях тридцать шестого размера.

– Дорогие друзья! – обращается к собравшимся Антонина Павловна. – Сегодня такой день…

Ее глаза полны слез, она счастлива.

Бурные овации. Оркестр играет тушь… Антонина Павловна сдергивает красное полотно, под которым обнаруживается мемориальная доска с профилем писателя Тырдышного.

И тут Максим замечает Анну. Она переливается на солнце, как золотая монета царской чеканки. Кажется, что в ней отражается и медь духового оркестра, и блеск сияющих на солнце окон, и радость собравшихся по поводу открытия дома-музея писателя Тырдышного. Легкий запах свежемолотого жареного кофе заполняет площадь перед домом. Максим бросается к сцене.