Маркус Зусак - Когда псы плачут Страница 16

– Ладно, зайду в другой раз, – скороговоркой просыпал я. И поторопился скорее убраться вон. Сэл выдала мне самый роскошный «Проваливай!»-взгляд, какой я только видел за всю жизнь.

– Не.

Я уже стоял в дверях, когда мне в спину прилетело это слово. Я обернулся – меня догнал Стив. Он с серьезным лицом сказал:

– Тебе не обязательно уходить, Кэм.

А я только посмотрел на брата, сказал: «Не волнуйся», – повернулся и вышел, сам не особо-то переживая. У меня ведь появились другие места, куда пойти.

Было еще довольно рано, так что я решил добежать до станции и успеть на поезд в Хёрствилл. В вагонном окне я увидел свое отражение: волосы уже отросли и топорщились упрямо и вразнобой. Черно было. Угольно-черно в окне, и впервые мне это почти понравилось. Раскачиваясь вместе с вагоном, я вглядывался в себя.

Улицу Октавии уже обернуло темнотой. Огни в домах были точно свет фонариков. Если крепко зажмуриться и открыть глаза, можно было подумать, что дома бредут в потемках, отыскивая дорогу. Мне казалось, что они могут растаять в любой миг. Пока я топтался у калитки, их иногда пересекали человеческие тени.

Я немного повоображал, как иду до крыльца и стучу в дверь, но я хорошо запомнил слова Руба. Он так и не побывал в ее доме. И даже ни разу не стоял на пороге. Меньше всего на свете мне хотелось бы перегнуть палку. Но мне до зарезу нужно было, чтобы Октавия вышла, тут уж не сомневайтесь. И все же я знал, что, коли придется уйти, так ее и не увидев, я уйду. Если уж я это осилил ради той, которой было на меня плевать, смогу и для Октавии.

И единственную украденную секунду я думал о девчонке из Глиба. Она пробралась в мои мысли, как домушник, и исчезла, ничего не взяв. Как будто в один миг былые унижения упали с моих плеч и остались лежать на земле. Полсекунды я удивлялся, как это я мог столько проторчать у нее под окнами. Я даже посмеялся. Над собой. Девочка из Глиба окончательно рассеялась через несколько минут, когда Октавия отодвинула штору на кухне и вышла ко мне.

Первое, что я заметил, прежде чем какие-нибудь слова спорхнули в воздух, – ракушка. Она висела у Октавии на шее, нанизанная на шнурок.

– Хорошо смотрится. – Я кивнул, протянул руку и взял ракушку в ладонь.

– Смотрится, – согласилась Октавия.

Мы пошли в тот же парк, что и в первый раз, но теперь не сидели на занозистой скамейке. Побродили по мокрой от росы траве и остановились возле старого дерева.

– Вот, – сказал я, подавая Октавии слова, записанные ночью в кровати. – Это тебе.

Он прочла, поцеловала бумагу и потом довольно долго стояла молча, держась за меня. Мы стояли, и я о столь многом хотел ее спросить. Мне хотелось узнать, какие истории живут в ее доме, чем они занимались с Рубом, почему он так и не переступил порога ее дома, есть ли у нее братья и сестры, как у меня. Но я ни о чем не спросил. Тут стояла какая-то стена, и, хотя я понимал, что однажды придется с ней разбираться, начинать это раньше времени не осмелился.

Я сказал, что мне нравится завывающий голос ее гармошки. Такой вот получался верх смелости на тот вечер, и даже эти слова не без труда выбрались у меня из горла. Слова – отличный строительный материал для мостов, но, думаю, многое решает выбор момента для строительства. Надо знать нужное время.

У ее калитки, когда вернулись, я обронил пару слов, почти нечаянно. Как будто голос сам заговорил за меня.

– Может быть, и ты скоро расскажешь мне что-то о себе.

Никакой неуверенности в голосе не было. Ни ноты сомнения.

Октавия смотрела на свой дом, в тусклый свет, растекшийся по окну.

– Хорошо. – Она смотрела просто и искренне. – Да уж, не все же по-моему делать, правильно? Нельзя утонуть в человеке, если он тебя не впустит. – Уж это точно. – Я тебя увижу в воскресенье?

– Конечно.

Потом, почти сразу, я поцеловал ей руку и отвалил.

Вернувшись домой, я дико удивился, застав на крыльце Стива, который поджидал меня.

– Я уж думал, сколько мне тут еще сидеть, – увидав меня, заклокотал он. – Час уже дожидаюсь.

Я подошел.

– И? Зачем ты меня ждешь?

– Пошли, – сказал Стив, поднимаясь на ноги. – Поехали ко мне.

– Я только зайду скажу…

– Я им уже сказал.

Машина Стива стояла чуть дальше по улице, мы сели и по дороге произнесли едва ли несколько слов. Я включил радио, но что играло, не помню.

– Ну, так чего там? – спросил я Стива.

Я смотрел на него, но он не отрываясь следил за дорогой. Я даже подумал: может, он не услышал мой вопрос. Стив на секунду-другую покосился на меня, но молчал. Чего-то ждал.

Мы вышли из машины, и тут Стив сказал:

– Хочу тебя кое с кем познакомить. – Хлопнул дверцей. – Точнее, я хочу ее познакомить с тобой.

Мы поднялись в квартиру. Там было пусто.

– Она еще в душе, – объяснил Стив.

Он заварил кофе и поставил передо мной чашку. Кофе в ней еще вихрился, закручивая и мое отражение. Утаскивая меня на глубину.

Сперва я думал, предстоит обычная процедура расспросов о том, как дела дома, но увидел, что Стив решил от этого воздержаться. Он ведь заходил домой и все узнал сам. Вымучивать беседу было не в его характере.

Я пропустил несколько его игр, поэтому спросил, как турнир. На середине его ответа из ванной вышла, на ходу вытирая волосы, Сэл.

– Привет, – сказала она мне.

Я кивнул, не шибко улыбнувшись.

Тут Стив поднялся, поглядел на меня, потом на нее. В тот момент я понял, что, как я и подозревал, Стив рассказывал ей про нас с Рубом. Я почему-то именно это воображал на скамейке в хёрствиллском парке и как будто слышал тогда плотный голос Стива – как он спокойным тоном практически отрекается от братьев. И вот он переписывал сценарий – или, по крайней мере, пытался внести правку.

– Встань, – сказал он мне.

Я послушался.

Он объявил:

– Сэл… – Сэл посмотрела на меня. Я смотрел на нее, а Стив продолжал. – Это мой брат Кэмерон.

Мы пожали друг другу руки.

У меня – шершавая рука пацана.

У нее – гладкая и чистая, пахнущая душистым мылом. Мылом, какое, по моим представлениям, кладут в гостиничных номерах, куда мне не попасть.

Она взглядом приветствовала меня, и я стал Кэмерон, а не просто нелепый брат Стива.

Чуть погодя Стив повез меня домой, и по дороге мы немного поболтали, но исключительно о пустяках. Посреди этого трепа я перебил Стива. Я спросил, ножевыми словами:

– Ты, когда рассказывал Сэл про нас с Рубом, сказал, что мы нелепые. Ты ей сказал, что тебе за нас стыдно, так?

Я говорил это ровным голосом и без малейшего осуждения, хотя для этого пришлось постараться изо всех сил.

– Нет. – Стив не согласился, останавливая машину у нашего дома.

– Нет? – Я видел по глазам, что Стиву стыдно, и впервые – что стыдно ему за себя.

– Нет, – подтвердил он и посмотрел на меня уже как бы с гневом – будто не мог стерпеть. – Не про вас с Рубом, – пояснил он, и лицо его казалось в тот миг раненым. – Только про тебя.

Боже мой.

«Боже», – подумал я, открыв рот. Как будто Стив – раз! – и выдернул из меня сердечный ритм. Мое сердце лежало у него в руке, и Стив опустил на него взгляд, будто видел мое сердце там же.

Как оно бьется.

Как бросается оземь и вновь подымается.

Я ничего не сказал на ту правду, которую Стив только что выпустил на волю.

Я только отстегнул ремень, забрал сердце и поскорее вылез из машины.

Стив тоже вылез, но опоздал. На пути к крыльцу я слышал за спиной его шаги. Слова падали между его стоп.

– Кэм! – окликнул он. – Кэмерон! – Я уже почти зашел в дом, когда меня догнал его голос: – Прости. Я был… – Он закончил громче: – Кэм, я был неправ!

Я вошел, захлопнул дверь и обернулся посмотреть, что осталось снаружи.

Силуэт Стива тенью лег на окно. Тихий и неподвижный, наклеенный на свет.

– Я был не прав.

Он повторил свои слова, но на этот раз голос был слабее.

Прокорчилась минута.

Я сдался.

Медленно подошел к двери и отворил ее, по ту сторону сетки увидел своего брата.

Я подождал и сказал:

– Не переживай об этом. Не важно.

Мне все еще было больно, и все же, как я и сказал, это было не важно. Меня не в первый раз задели – и не в последний. Стив, наверное, пожалел, что захотел меня порадовать, показав Сэл, что я не ноль, каким он меня раньше считал. Добился он в итоге одного: не только подтвердил, что считал меня когда-то пустым местом, но и сообщил, что я был такой один.

Тут, однако, меня и накрыло.

Осознание встряхнуло меня и распороло. Мысли играли в чехарду, и только одна фраза стояла особняком.