Лучшие люди города - Кожевина Катерина Страница 16

Где-то вдалеке Лена заметила фонтанчик. Потом еще один. А вслед за ним над водой показалось бревно.

– Ого, да это же кит! – Ванёк указывал рукой туда, где только что шевелилось «бревно». – Они вообще редко так близко подплывают.

Еще через секунду раздвоенный хвост вырвался на поверхность и тут же скрылся из виду. С ума сойти, она только что увидела настоящего кита. Это была не бродячая собака, не кошка, даже не еж, а самое большое млекопитающее на планете. Пусть не такое, как в детских книжках, вовсе не синее с белоснежной улыбкой, а темное, бесформенное, едва заметное. Но от этого ощущение чуда только нарастало – она разглядела, ухватила, ей повезло. Лена надеялась, что кит опять подаст ей сигнал, но фонтанчиков больше не было. На обратном пути она снова и снова прокручивала в голове эти несколько секунд. Обязательно нужно будет вернуться сюда.

– Может, пивка попьем?

– Не, Вань. Лучшее – враг хорошего. Давай-ка делом займемся.

Они заехали в офис, и Лена отдала ему пачку объявлений о работе на стройке и встрече в ДК. Дома ей безумно захотелось позвонить Лёше и рассказать про кита. Просто рассказать про кита, конечно же, ничего кроме. Мгновение она колебалась, а потом рука сама потянулась и набрала одиннадцать цифр, которые Лена вспомнила бы и на смертном одре. С каждым гудком она все больше нервничала, но никто не брал трубку. Тогда она набрала еще раз – опять ничего. За час позвонила четыре раза. Потом разрыдалась от жалости к себе и швырнула телефон об стену. Какая же дура.

Глава 14

Понимаешь, архитектура – это текст. Это коммуникация. Вот смотри – два дома, какой тебе больше нравится?

Уже порядком опьянев, Лена стояла посреди Садовнической улицы и рассеянно смотрела не на застройку, а на своего нового друга. В одной руке он держал термос, а второй размахивал, указывая то на терракотовую сталинку, то на серую хрущевку. Ей нравилась эта страсть. В термосе был не чай, а белое вино. Нехитрым приемом с ними поделился гид Серёга. Переливаешь из бутылки и спокойно гуляешь по городу, – во-первых, не нагревается, а во-вторых, – никаких проблем с ментами.

– Глупый вопрос. Конечно, мне больше нравится сталинка. Там потолки высокие и вообще. Кому может нравиться хрущевка?

– Мне! Не появилась бы хрущевка – и не было бы никаких шестидесятников.

– Пф-ф. С трудом верится, что эта клетушка вообще строилась для человека.

– Вот именно что для человека, а не для чекистов! Раньше люди жили в коммуналках. Все время под колпаком. Все за всеми следят. Не понравилось соседке, что ты молодая и красивая, она взяла и кляузу написала – ворует общественное имущество. Лампочки выкручивает в туалете. И всё, привет, черный воронок. – Лёша слегка покачивался, но его глаза сверкали и брови выгибались, как бумеранги. – А теперь у семьи появилось свое, вот это вот жилье. Крошечное, но свое. Сиди себе на кухне, приглашай кого хочешь, твори. И никакая бабка со скипидаром не придет.

– Да уж! Хрущевка – мать свободы. А что не так со сталинкой?

– Как что? Неужели ты не видишь? Пышные арки, колонны. Они ведь на что намекают? Что советская власть была не тридцать лет, она была всегда. От начала веков. Буквально из Античности выросла.

– Ну и что. Зато это красиво! Величественно!

– Лена, за любой архитектурой стоит человек. Идея человека. Люди, для которых строили этот дом, мне противны. – Ветер трепал его челку из стороны в сторону. – Все эти генералы, стахановцы, партийцы и прочие лизоблюды.

Ах, как он был хорош. Как вспыхивал в разговоре, как ловко пинал по тротуару скрюченную банку из-под пива. Лёша любил футбол. С восьмого класса он болел за московский «Локомотив». Болел стоически, неся свой крест, как монах-схимник.

– Наши дровосеки опять продули.

– Кому на этот раз?

– «Арсеналу».

– Продуть чемпиону Англии почетно.

– Лена, мы продули тульскому «Арсеналу».

Она чувствовала, как боль в его голосе плещется через край.

– Слушай, «Локомотив» приносит тебе столько страданий. Почему бы не болеть, скажем, за «Баварию»?

Лёша посмотрел так, как будто ему предложили устроиться в немецкую разведку.

– Потому что в этом смысл настоящей любви, женщина.

Но главной Лёшиной любовью все-таки была работа.

– Это же преступление против города! – первое, что он сказал в прихожей, вернувшись из командировки. – Они построили набережную Брюгге!

– Угу. Ты голодный?

– На фоне панельных девятиэтажек! Еще поставили памятник Грейс Келли. В Йошкар-Оле!

– Эй, ты куда в обуви?

Он прошел в ботинках на кухню, продолжая спорить с невидимым оппонентом.

– Ну возьмите вы марийский орнамент, ну создайте уникальный стиль!

Поначалу Лёшина рассеянность казалась Лене милой, естественным багажом его таланта. Он появлялся в ее ипотечной квартире и устраивал последний день Помпеи – извергал грязные носки, футболки, журналы, какие-то бейджи. Лена физически не выносила бардак, расставляла тарелки на кухне от большой к маленькой, а книги на полках по цвету и высоте обложек. Выправляла каждую складку на покрывале. Он смеялся – в армии ты бы сделала карьеру, там культ заправленной кровати.

Лёша снимал квартиру вместе с партнером по бизнесу. И вообще с трудом отделял личное и рабочее. Его телефон звонил в любое время суток. По утрам, еще толком не открыв глаза, он спускал руку с кровати и пытался нащупать под ней крышку ноутбука. Но какое это имеет значение, если на свидание тебя зовут не в пиццерию, а в Юрьев-Польский, смотреть на храм домонгольской эпохи?

– Лена, ну разве это не чудо? Видишь резного слона над воротами? У него заячьи уши. Все потому, что зодчий никогда не видел слонов. Слышал, что у них большие уши, а какие именно – не знал.

Конечно, чудо. Рядом с ним оживали камни. Что уж говорить про Ленино сердце. Через год дела пошли в гору. Он стал еще чаще пропадать в бюро. Появились какие-то «связи с Берлином», потом с Лондоном. Лёша говорил, что мечтает покорить мир и плюнуть в историю. Или хотя бы в лица тем людям, которые построили театр Et Cetera. А Лена мечтала вместе ездить в отпуск и засыпать в обнимку.

В тот вечер Лена гуляла в Зябликовском парке – собирала ржавые листья, высохшую осоку и опавшие гроздья рябины. Обычно Лёша писал сообщения, а тут вдруг позвонил.

– Ну, кажется, ты готова, – он произнес это торжественно, с легким придыханием. Лена понятия не имела к чему.

– Ты хочешь посвятить меня в масоны?

– Всё гораздо серьезнее, Лена.

– Уж и не знаю, что думать.

– Пора тебе познакомиться с мамой.

Приехали. Нет, Лена, конечно, ждала этого момента. В конце концов, знакомство означало переход в новый регистр отношений. Но, положа руку на сердце, предпочла бы масонов. Лёшины родители давно развелись. Отец, физик, эмигрировал в Японию, когда Лёше было пять. Мать давала частные уроки французского.

– Я заеду в субботу, около четырех. Будь готова.

– Угу.

– Слушай. Мне как-то неловко просить. Сделай хороший маникюр, ладно? Какой-нибудь нейтральный цвет.

– Ну, если это входной билет в твою семью…

– Звучит, конечно, тупо. Но мама всегда смотрит на руки.

– Не переживай. У моей тоже полно тараканов.

Одна мысль об ответном знакомстве вызывала ползучую панику.

С самого утра Лену мутило, ничего не лезло в рот. Она перерыла гардероб, чтобы выглядеть непринужденно, но эффектно. Поругалась с Макаром: на всех темных вещах блестела его шерсть. В конце концов выбрала светло-зеленый балахон из плотного льна. Он отлично подойдет к ногтям цвета пыльной розы. Достала шерстяное пальто. С половины четвертого кружила по комнате, боясь измять наряд. Но в назначенный час никто не приехал. Время, как жвачка, залипало на каждой минуте. Лена не выпускала телефон из рук. Через десять минут попыталась дозвониться до Лёши – безуспешно. Может, он за рулем? Но и через полчаса ни ответа ни привета. Лена уже подвинула стул, чтобы наконец-то сесть и выпить траурный стакан кока-колы, заложив первые складки на платье, но телефон неожиданно дрогнул: «Дружок, у меня нарисовалась встреча. Очень важная. Мама тебя ждет. Я буду позже. Лови адрес». Час от часу не легче. Лена собрала всю волю в кулак и заказала такси.