Таня Валько - Арабская дочь Страница 17

— Жоржетта, как приятно тебя слышать! Как хорошо, что ты отозвалась! Я так по тебе скучала! — радостно кричит в трубку Марыся. — Почему ты не брала трубку?

— Послушай, хватит уже звонить! — говорит африканка ледяным тоном, после чего Марыся, выпучив глаза, нервно сглатывает слюну. — Вы разрушили мое счастливое детство, карьеру моих родителей. Так чего ты еще хочешь? Отвали от меня, паршивая арабка!

— Но…

— Не перебивай меня, сейчас я говорю! Родители развелись, у мамы отобрали лицензию юриста, ей грозит тюремное заключение на пять лет за какое-то там соучастие. Отец потерял авторитет, и его работа в Министерстве висит на волоске. Бабушке, слава богу, ничего не сделали, так как нет ни доказательств, ни свидетелей. Мы вынуждены были выехать из нашей прекрасной виллы, так как ежедневно какие-нибудь воинствующие борцы за права человека бросали в окна яйцами и помидорами. Сейчас я вылетаю в Англию, буду там учиться и надеюсь, что никогда больше тебя не увижу. Ну что, ты довольна? Можешь радоваться вместе с твоей глупой теткой, которая любит во все вмешиваться и совать свой нос туда, куда не надо.

— Жоржетта, мы же спасли тебе жизнь, — шепчет Марыся, у которой от шока перехватило дыхание. — Пять девочек умерли, а ты осталась искалеченной на всю жизнь.

— Лучше бы я сдохла, как тот вонючий шакал, чем переживала сейчас такой позор моей семьи. На устах всех людей, в прессе… Еще вас показывают на наше несчастье!

— Что ты говоришь?! Ты должна быть благодарна, а не проклинать нас.

— Сейчас я — настоящая африканка, а ты грязная арабка! Ты никогда не сможешь меня понять.

Марыся маленькими ручками стискивает свой розовый мобильник и, потрясенная, умолкает. В таком состоянии ее застает бабушка.

— Внученька любимая, что случилось? — Она садится около Марыси и обнимает девочку за плечи. — Плохо себя чувствуешь?

— Да, я хочу лечь. — У девочки нет желания делиться своей болью с другими и открывать не в первый раз израненное сердце.

У нее в голове все время звучат слова Жоржетты. Ей не понять, почему такая умная и не по годам взрослая девочка возненавидела тех, кто ее спас, почему она осуждает их, а не живодеров. Хуже того, гордится своим теперешним состоянием.

И действительно, маленькая арабка никогда ее не поймет. После этого разговора Марыся ходит как сомнамбула и все делает машинально. Слушает лекции в школе, сдает контрольные работы, участвует в торжественных заседаниях и выездах, но душой она где-то далеко. Чувствует себя так, словно смотрит на мир через непрозрачное стекло. Редко смеется, не кричит, не трогает Дарью, не дерзит теткам и бабушке, не бегает и не скачет на месте, как это было раньше. Женщины замечают эти перемены, но объясняют все малярией и более поздними страшными переживаниями. Они пытаются вовлечь подрастающую девочку в жизнь семьи, встряхнуть и разбудить ее, но Марыся по собственной воле не участвует в совместных делах, только если ее просят об этом. Когда она дома, то предпочитает оставаться в своей комнате, и это страшно раздражает всех женщин. Она достаточно быстро делает уроки, немного играет на компьютере или роется в Интернете, а остальное время проводит в кровати. Ее личико, всегда розовое и кругленькое, нездорово вытягивается, приобретает землистый оттенок, под глазами появляются фиолетовые синяки.

— Мириам, едем на прекрасную экскурсию! — громко объявляет Малика, влетевшая, как буря, в комнату девочки. — На все выходные! Девушки не хотят подключиться, но ведь на тебя это не распространяется?

— А куда?

— Поедем в Акосомбо, а оттуда по реке в дельту Вольты к специалистам вуду, — взволнованно отвечает Малика. — Супер, так ведь?

— Значит, к колдуну? Говори, тетя, откровенно, — Марыся не дает себя обмануть и знает, что после случая с Жоржеттой некоторых слов в доме стали избегать.

— Ну да…

— А что это — вуду? — интересуется девочка. — Если никто не хочет ехать, значит, в этом есть что-то опасное или глупое.

— Немного того и другого, — признается тетка. — Это очень древние ритуалы, при которых человек очищается от грехов и болезней и после этого будет как новая копейка, — смеется она. — В конце дают тебе какие-то защитные амулеты, и с этой минуты идешь по жизни припеваючи. Разве нам обеим помешает такая терапия, что скажешь?

— Все это хорошо звучит, но… — говорит Марыся. — Может, там меня принесут в жертву? Ведь никогда не знаешь, чего от них ожидать, — рассуждает она вслух и впервые с незапамятных времен осторожно улыбается.

— С нами едет Анум, значит, у нас будет секьюрити.

Первые сто километров дороги из Аккры в Акосомбо пролетают весело и незаметно. Буквально все время путешественники слушают арабские мелодии, которым вторят Малика с Марысей, или африканские, известные Ануму. Они дурачатся под музыку, подпевают и шутят. Автомобиль паркуют на побережье и, веселые, направляются к одноэтажному суденышку, которое словно только их и ждало. Анум разговаривает с перевозчиком на одном из местных диалектов, а Марыся и Малика, глубоко вдыхая бодрящий воздух, наслаждаются непривычным пейзажем. Марыся чувствует, как снова пробуждается к жизни.

— Однако большая вода. Что-то необычайное! А еще говорят, что в этой стране царит засуха, — удивляется Малика.

— А посмотри, тетя, на эти зеленые заросли вдоль берега и тучи птиц. Как они кричат! — довольно смеется Марыся.

— Если есть летающие существа, то сразу примем лекарство от комаров и смажемся «Off», — предлагает Малика, которая после болезни племянницы буквально трясется над ее здоровьем.

— Анум, сколько времени нам придется плыть? — спрашивает девочка, едва заработал мотор. Она начинает засыпа́ть его лавиной вопросов: — Глубока ли река? Много ли в ней рыбы? А другая живность есть, например крокодилы? Много ли здесь комаров? А сколько деревень вокруг? Как далеко плыть до цели?

— Отвечу на самые важные вопросы, — говорит ганец и смеется, забавно подрыгивая ногой. — До нашего колдуна какие-то полчаса, максимум сорок пять минут.

Мужчина усаживается поудобнее и обнимает счастливую Малику. Они подставляют лица под легкий бриз и с нежностью смотрят друг другу в глаза.

«Может, тетка наконец-то нашла себе мужа? — думает Марыся. — Кажется, здесь можно иметь две жены, значит, его предыдущая супруга не рассердится и не будет мешать. Лишь бы меня не оставили», — немного беспокоится она и пристраивается к прижавшейся друг к другу паре.

На берегу, на малом пирсе, их встречают двое мужчин, одетых в традиционную африканскую одежду. У каждого в руке копье, а за поясом висит большое мачете. Они одни на этой вытоптанной пристани; на берегу — не заросшая травой красная земля, а уже буквально в десяти шагах начинаются густые непроходимые джунгли.

Сейчас стало ясно, для чего служат большие острые ножи. После целых двадцати минут становится светлее, и зеленый цвет понемногу уступает лучам солнца и голубизне неба. На небольшой площадке стоит один-единственный маленький глиняный домик, который выглядит как часовенка; к нему прилегают какие-то примитивные постройки. Через минуту из домика выходит низкий и худой как щепа африканец. Тело у него высохшее, из-под тонкой кожи выступают набухшие старческие фиолетовые вены и кости. Он подает Ануму ладонь с непропорционально длинными пальцами. Мужчины договариваются о цене предстоящей церемонии. За амулеты нужно будет заплатить в конце.

— За двадцать долларов вы будете очищены от всего, — смеется Анум.

— Перестань создавать себе проблемы! — Малика улыбается краешком губ. — Это не опасно? Чтобы снова чего-нибудь не случилось.

— Если участники совершают какой-нибудь обряд и не верят в заклинания, то что может статься, женщина? Ничего! Неужели у тебя есть предрассудки…

— Ну, знаешь!..

Все трое входят в темную глиняную пристройку, которая в два раза больше, чем домик. Под стеной напротив дверного проема на примитивно сделанных полках лежат какие-то фетиши, браслеты из слонового волоса, трещотки, цветные подвески на ремешках. Такие же можно купить на народных базарах в Аккре, но те новые, изготовлены в Китае. На стене висит старая деревянная выцветшая маска с клоком настоящих длинных волос. Глаза у нее круглые, а рот изогнут в ужасной пугающей гримасе. На древке нарисованы белые и красные точки и черточки, первоначальный цвет некоторых уже почти неразличим. Все это должно что-то символизировать. Малика и Марыся зачарованно смотрят на старую вещь. Малика неуверенно оглядывается на Анума, но тот, улыбаясь, только забавно жестикулирует. Они садятся на глиняный пол напротив большого изогнутого металлического таза. Снаружи слышны приглушенные голоса, из чего можно сделать вывод, что у колдуна есть помощники. За спиной приезжих усаживаются три чернокожих, одетых в красную, как у масаев, одежду: у них красиво украшены волосы, а в руках они держат бубны. Все инструменты разного размера: от крошечного до очень большого. Все знают о языке тамтамов, поэтому радуются, что специально для них приготовили индивидуальное представление. «О чем расскажут эти тамбурины?» — задумывается Марыся.