Алина Знаменская - Венерин башмачок Страница 17

Инна Викторовна выслушала подробный отчет о состоянии Верховцевой. Все врачи знали, что Инна Викторовна живет клиникой. Клиника — ее дом, ее детище, и здесь нет для нее ничего малозначимого. Поэтому с подчиненными она могла разговаривать часами.

Женщина из 38-й была тяжелой. Положение усугублялось тем, что попала она в клинику не сразу, а после длительного пребывания в городской больнице, где лечили дешевыми медикаментами и в плохих условиях.

— У Верховцевой муж сидит в коридоре.

— Давно сидит?

— Часа два.

— А что говорит?

— Ничего не говорит. Можно, говорит, я тут в коридорчике у вас посижу? Мы разрешили. Одному, видно, дома тошно.

— Пришлите за мной Валеру. Я сейчас подъеду.

Инна Викторовна обрадовалась, что нашелся повод вернуться в клинику. Одному дома тошно, это доктор Кузин точно подметил. Она побеседует с Верховцевым, зайдет к Ларисе. А на обратном пути заедет к Андрюшке и заставит эту метелку Кристину приготовить ужин. А иначе Андрюшка наверняка ляжет спать голодный. Криська не любит готовить. Она вообще ничего делать не любит. Ни постирать, ни погладить, ни убраться. Ни-че-го! И как он умудрился откопать такую? Или же они все сейчас такие?

Инна Викторовна вернулась в клинику и, не заходя к себе в кабинет, прошла в бокс и издалека заметила сидящего на скамеечке Верховцева. У него в руках был журнал, но он не читал, а смотрел прямо перед собой в стену. Его некогда прямая спина бывшего военного была согнута, голова безвольно опушена, что очень не шло его поджарой фигуре со следами былой выправки. Увидев Инну Викторовну, Верховцев поднялся и виновато улыбнулся Вернее — попытался улыбнуться. На что Инна Викторовна сдержанно кивнула и не стала говорить ничего притворно-успокаивающего.

— Сейчас я посмотрю вашу жену, и мы выйдем с вами в сад. Там сегодня так хорошо. Я, знаете ли, тоже все больше в помещении.

И, не дав ему ничего произнести в ответ, вошла в палату № 38.

В состоянии больной не появилось ничего нового. Она лежала под капельницей. Спала. Инна Викторовна поговорила с медсестрой, вышла. Верховцев покорно проследовал за ней. Они вышли в сад, в тепло нагретого вечера. Дружно и немного торжественно цвели нарциссы, рассеивая вокруг ненавязчивый аромат.

— Вам тоже не сидится дома, — заметил Верховцев. Инна Викторовна пожала плечами:

— Такая у меня работа.

Она не стала объяснять, что это ее частная клиника, что она слишком многим пожертвовала, чтобы вырастить ее из ничего. И уж теперь такого пустяка, как личного времени, для клиники не жалко.

— Когда-то я тоже слишком много времени отдавал службе. Служба с утра до ночи. И в выходные. Жена обижалась, что мало бываю дома. Таскал ее по гарнизонам, по казенным квартирам.

— В каких войсках служили?

— В разных. Я — служащий политотдела.

— Руководящая роль партии, — бросила Инна Викторовна.

Верховцев снова виновато кивнул. Это было совсем не то, чего ожидала Инна Викторовна. Она была уверена, что Верховцев кинется защищать свою должность, свою партию. Примется разглагольствовать о.необходимости по. литотделов в частях. И о том, что стало с армией сейчас — без них, прежних кадров. Она хотела, чтобы он отвлекся, клюнул на ее приманку. Но он не клюнул. Ему, видимо, было все равно. Все его существо было теперь сосредоточено на одной болевой точке. И точка эта находилась в боксе на третьем этаже, в палате № 38. Она одна болела и мучила сейчас.

— И в ракетных войсках служили. И ведь жили на самой точке. Там такие дозы…

— Вы себя вините, а это ни к чему, — мягко возразила Инна Викторовна. — Вы-то что могли сделать? Женщина сама выбирает свою судьбу. Видимо, для нее было лучше, чтобы рядом с вами.

— Да. Вы знаете, Люся так и говорила: лишь бы вместе. Она любила за ягодами ходить в лес. А там леса были кругом. И вот остановилась однажды и говорит: «Володя, ты слышишь?» Стою и не пойму, о чем она. Ничего такого не слышу. А она говорит: «Птицы не поют». А птиц там и не было. Птицы, они, знаете, чувствуют, что для них вредно. Они давно из тех мест улетели. И вот теперь я думаю: почему Люся, а не я? За что ей?

Инна Викторовна не знала, что ответить. Собираясь на разговор с Верховцевым, она намеревалась сказать ему все как есть. Чтобы не питал напрасных иллюзий Чтобы готовился. То, что врач обязан сказать близким безнадежного больного. Но теперь видела, что он сам все понимает и просто нуждается в том, чтобы кто-то слушал его. А слушать скорее всего некому. То, что она приготовила для разговора с мужем Верховиевой, никуда не годилось.

— Вы знаете, сейчас вашей жене дают одно лекарство… Хорошее лекарство. Она почувствует себя лучше.

— Да? — Верховцев с надеждой посмотрел на Инну Викторовну.

— Да. И вы сможете с ней разговаривать.

— И гулять?

— Возможно. Но помните: ей нужна ваша поддержка. Вам ни в коем случае нельзя раскисать.

— Да, да, я понимаю. Скажите, — Верховцев дотронулся до руки Инны Викторовны, — а сколько у меня есть времени?

— Точно сказать не могу, — призналась Инна Викторовна. — Может, несколько месяцев, а может — чудеса все-таки случаются — и больше.

Инна Викторовна поднялась и направилась в сторону больницы. Верховцев тенью двинулся за ней.

— Но вам нужно подумать о себе, — продолжала Инна Викторовна. — Вам нужно хорошо питаться, хорошо спать.

— Со сном у меня проблемы, — признался Верховцев.

— Я выпишу вам успокоительный сбор. Но обещайте, что будете точно следовать моим рекомендациям.

Верховцев снова виновато улыбнулся. Инна Викторовна не была уверена, что жена Верховцева протянет больше месяца, но сказать ему правду не смогла. Она поймала себя на мысли, что видела много женщин, которые хлопотали вокруг тяжелобольных мужей, видела скорбь безутешных вдов и их прибитость хорем. И ее это не то чтобы совсем не трогало, а не слишком удивляло, что ли… А вот преданность Верховцева, его бесприютность, его беспомощность — задели ее. Разбередили душу.

А вот если бы она, Инна, не дай Бог, тяжело заболела? Кто из ее трех бывших мужей стал бы вот так, по-собачьи преданно, просиживать часами в коридоре, чтобы только знать, что она — рядом, через стенку? Больная, в бреду, никакая. Но — рядом. Кто? Дед Пихто. Нет, никто. Все ее три мужа только требовали внимания к себе, капризничали, предъявляли претензии. Что за жизнь! Ну хоть бы в чем повезло! Нет же — сыплется на голову одно за другим!

Инна Викторовна посидела у своей племянницы. Занимались восстановлением памяти. Это приятное занятие для Инны. Она вдоволь насплетничалась о своей невестке Кристине и нажаловалась на зятя-африканца. Должна же племянница вернуться в русло их семейных дел. Лариса с интересом слушала и смотрела фотографии.

И в самый разгар их беседы в палату просочилась секретарша Инны Викторовны, Леночка. Насколько ей позволяла невыразительная мимика лица, она попыталась что-то там такое изобразить. Инна Викторовна вышла из палаты вслед за Леночкой.

— У вас там посетители в приемной. По-моему, у них что-то серьезное стряслось.

В приемной сидела Оксана с девочкой лет пяти-шести. Оксана отвернулась к окну, а девочка с интересом разглядывала рыбок в аквариуме.

— Думаю, ты — Юля, — догадалась Инна, присев возле ребенка.

Оксана обернулась. Видок у нее был похлеще, чем в день их знакомства. Юлька теперь с интересом рассматривала незнакомую тетеньку.

— Поедешь ко мне в гости вместе с мамой? Юлька кивнула.

Оксана была благодарна Ларисиной тетке, что та не задает вопросов при Юльке. Она молчала всю дорогу до дома Инны Викторовны, молчала, пока та кормила Юльку ужином и укладывала спать. Но когда осталась одна в комнате Лизы, нервы не выдержали — начала тихонько подвывать, кусая губы. Сползла на пол возле двери и ревела, раскачиваясь из стороны в сторону. Старалась издавать как можно меньше звуков. В таком состоянии ее и застала Инна Викторовна, вернувшись от Юли. Девочка между делом сообщила, что папа с мамой подрались. Инна Викторовна вошла в Лизину комнату, полная решимости. Вид рыдающей Оксаны эту решимость укрепил, и Инна Викторовна перешла в наступление.

— Ты хочешь, чтобы я помогла тебе? — сухо поинтересовалась она.

— Мне… ник-ник-то… не может помочь! — заикаясь, возразила Оксана.

— У меня на третьем этаже лежит раковая больная, — жестко отчеканила Инна, — вот ей действительно никто не может помочь. А ты — молодая, здоровая женщина. И тебе помочь можно. Что случилось? Он тебя побил?

— Хуже, — просипела Оксана из своего угла. — Он меня изнасиловал. При Юльке.

Оксана не знала, как рассказать о том, что произошло. Она никак не могла привыкнуть к резким перепадам в настроении Игоря, которые то и дело овладевали им в последнее время. Вот и сегодня ничто не предвещало грозы. Он ушел на работу в прекрасном настроении, в обед забегал поесть окрошки, а вечером… Оксана убрала ужин в холодильник, а он все не шел. Она выкупала и уложила дочь, а потом включила телевизор. Она вздрогнула, когда повернулся ключ в замке, и поняла, что боится. Игорь с порога стал придираться к ней. Он отказался ужинать, от него разило водкой. Оксана сразу почувствовала в нем уже знакомую агрессивность. Он загородил собой экран, а затем выключил телевизор.