Леонид Сергеев - Солнечная сторона улицы Страница 17

— Как это не сможешь? Тоже мне сказанул! Ты станешь отменным путешественником! Ты должен верить в это. Недооценивать себя так же вредно, как и переоценивать. Такая немаловажная деталь.

Собственно, отец напрасно меня успокаивал. Такие сомнения меня посещали редко. В общем-то я был уверен в себе. Даже чересчур. Особенно в рисовании. Но в этой области я, по общему признанию, достиг немалых успехов. Даже отец, который относится ко мне с повышенными требованиями, отмечал многие мои рисунки. Иногда брал карандаш и делал в рисунках поправки (он рисовал блестяще), при этом провозглашал:

— В любом деле главное что? Последний штрих! И у столяра, и у портного, и, тем более, у рисовальщика. Мастер сделает два-три штриха, и вещь заиграет. Такая тонкость.

Отец откладывал карандаш и, чувствуя себя «Мастером», доставал трубу, но проиграв обе разученные вещи, вздыхал:

— Да, приходится признать, здесь имею средние способности, мастерства не хватает. Ноль тонкости. Похоже, высокое музыкальное искусство для меня недосягаемо. Как, впрочем, и столярное ремесло, и многое другое.

И такое самоуничижение находило на отца. Все от того что он ко всему подходил с высокой меркой.

Однажды, в знойный полдень, возвращаясь с рыбалки, мы подошли к опушке леса, и отец сказал:

— Хочешь посмотреть бой хищников?

— Где? — удивился я.

— Здесь, прямо сейчас. Это заслуживает пристального внимания… Ты много раз встречал этих хищников на лугу и у озера, и они первые пускались от тебя наутек. Они очень маленькие, эти хищники, но свирепы не меньше, чем их большие собратья. Они тоже прячутся в зарослях, и выслеживают добычу, и неожиданно нападают из засады.

Отец свернул с тропы и остановился около родника, на дне которого кипели песчинки.

— Вот здесь, — он лег за трухлявый пень.

Я распластался рядом. Над нами закачались крупные стаканчики колокольчиков — меж них блестела паутина.

Только мы замаскировались, как в паутинную сеть плюхнулась большая с металлическим блеском муха; запуталась и отчаянно зажужжала. И сразу откуда-то из-под листьев к ней устремился паук: забегал вокруг мухи, опутывая ее нитями. Но муха была сильная — все время рвала паутину и не давала пауку приблизиться. Тогда паук неожиданно стал обрывать паутину вокруг пленницы, и муха, освободившись, улетела.

— Не справился, — объяснил отец. — Теперь починит сеть и снова сядет в засаду. Скоро какая-нибудь бабочка-растяпа наткнется на его бредень. Паук парализует ее укусом и высосет… Но это еще что! Давай-ка посмотрим, кто обитает в пне. В нем всегда немало насекомых… По крайней мере парочку жуков наверняка обнаружим…

Отец отломал от пня кусок коры, и тут же в траву свалился черный жук с рогом на голове. Пробежав под травами, жук полез на стебель лопуха; внезапно скользнула тень какой-то птицы, и жук-носорог сразу упал, поджал лапки и замер. Отец хмыкнул:

— Притворился мертвым, хитрец!.. Иногда путается и окаменевает, когда вообще видит что-нибудь загадочное. На всякий случай. Такая тонкость… А некоторые жуки пугают своих врагов, принимая страшные позы… А жук-бомбардир выбрасывает из брюшка едкую жидкость, устраивает настоящий взрыв. Любой преследователь остановится ошарашенный, а жук в это время убежит.

В стороне застрепетала стрекоза; присела на цветок и замерла.

— Вот и стрекоза тоже, — сказал отец.

— Что стрекоза?

— Тоже хищник. Да еще какой!

— Не может быть!

— Точно! Присмотрись, комаров щелкает на лету, — отец встал, отряхнул брюки.

Я тоже вскочил.

— А оса! — сказал отец. — Думаешь, она сластена? Только сок в цветочках пьет?

— Да.

— Ничего подобного. Как бы не так. Тоже хищник. Жало-то у нее какое! Помнишь, тебя ужалила? Тебе и то больно было. А каково, к примеру, мотыльку? Сразу падает замертво, — отец поднял удочки, и мы снова вышли на тропу.

— А светляки? — все сгущал краски отец.

— И светляки хищники? — удивился я.

— То-то и оно! Улиток съедают!

Мы уже отошли от леса, и отец усмехнулся:

— Вот такие огорчительные наблюдения! Это данность, от нее никуда не деться. Но ты, наверное, понял, что все эти хищники полезные. Представляешь, сколько было бы комарья и мошкары, если б не они?

— Сколько?

— Тучи! Вот сколько! Если б не они, да еще лягушки.

Выдержав паузу, отец продолжил:

— Но, конечно, мало радости, если все в мире построено на чувстве страха, опасности, что сильный поедает слабого. Хотелось бы, чтобы все умирали своей естественной смертью. Но так уж устроен мир — тут ничего не попишешь. Поэтому и существует равновесие в природе. Есть добро и есть зло. И есть хорошие люди, и есть плохие. Только хороших все же больше. Несравнимо больше. Как ты считаешь?

Отец привил мне любовь к дождям. Когда чуть моросило и за запотевшим стеклом лишь виднелись водяные капли, отец говорил:

— В такой дождь хорошо работается. Давай-ка, я почерчу, а ты порисуй. Изобрази что-нибудь этакое — как мы плывем на яхте. Предпочтительно в южные страны, там солнца больше.

Когда лил сильный дождь и по стеклу с хрустом лупили косые стеклянные плети, а в лужах лопались огромные пузыри, отец восклицал:

— Смотри! Дождь, точно проказник портной, сшивает белыми нитками дома с деревьями, небо с землей!.. А не побегать ли нам наперегонки под дождем?! Для закалки!

Мы сбрасывали ботинки, выскакивали на крыльцо и сразу глохли от плещущего шума.

— Кто первый добежит до телеграфных столбов, тот чемпион поселка! — отец поднимал руку и начинал отсчет: — Раз, два, три, старт!

Мы бежали босиком по скользкой траве; отец сразу вырывался вперед, но вскоре, изображая хромоту, притормаживал и мы финишировали одновременно.

После дождя прямо на размытой обочине дороги мы, выкапывали каналы, наводили мосты, воздвигали дворцы из глины… Когда появлялось солнце, наши сооружения подсыхали и становились твердыми, как памятники — все прохожие охали и ахали.

— Мечта о Венеции, — объяснял отец, давая понять, что наши планы (в смысле путешествий) простираются достаточно далеко.

Вряд ли прохожие понимали этот намек, тем не менее уважительно обходили наши «мечтания»; некоторые говорили отцу:

— Веселый вы человек. Легко вам живется — никаких забот.

— Абсолютно никаких! — соглашался отец, но тут же добавлял: — Только сегодня. Ведь не каждый день бывают красивые события — такие тропические ливни и столько материала для работы, — он кивал на глину и улыбался — то ли простодушно, то ли иронично — каждый понимал по-своему.

В конце лета родители так «приобщились к природе», что решили задержаться в поселке до первого снега. Я это решение встретил с ликованием — еще бы! — ведь в поселке было гораздо интересней, чем в городе.

Однажды я построил в саду шалаш из стеблей подсолнуха; сверху набросал картофельную ботву — прекрасное жилище получилось. Натаскал в шалаш стручки гороха, морковь, репу; сижу, вдыхаю сладкий запах сухой листвы, поедаю овощи. Вдруг в шалаш заглянула мать.

— Слышишь, в огороде свистуны объявились? Того гляди весь урожай растащат.

— Какие свистуны?

— Свистуны-грызуны-суслики. Взял бы да и прогнал их.

Прибежал я в огород, а там, действительно, на грядках стоят два рыжих столбика; стоят на задних лапах, вертятся из стороны в сторону, пересвистываются. Я кинул в них комок земли, но они не убежали, а нырнули куда-то в листву. Я подошел ближе и увидел нору. Сунул в нее палку и внезапно сзади услышал свист. Обернулся, а суслики — на другой стороне огорода.

Вечером все рассказал отцу.

— Естественно, у них есть запасной выход, — объявил отец. — Ты вылей в их нору ведро воды, разбойники сразу убегут в поле и там выкопают новую нору.

На следующий день я вылил в нору два ведра воды, но спустя час суслики опять засвистели в огороде.

— Ладно, — сказал отец. — Подождем до заморозков, когда суслики впадут в спячку. Они крепко спят — ни за что не разбудишь. Раскопаем нору и отнесем разбойников в поле. Устроим им новое жилье — этакую шикарную квартиру.

Когда ударили заморозки, мы с отцом взяли лопату, начали раскапывать вход в нору; он был широкий, в клочках рыжей шерсти. Вскоре ход раздвоился: один упирался в кладовку, в которой лежали аккуратно сложенные метелки проса, огрызки моркови, какие-то корешки; другой заканчивался лункой — на ее дне лежали они, два толстых рыжих комочка. Они спали, тесно прижавшись друг к другу.

Отец долго смотрел на них, потом вздохнул.

— Знаешь что? Не так уж много они и съели. А зато свистели по утрам, и вообще с ними было весело. По-видимому, мы совершили ошибку, что вторглись в их владения. Ведь здесь, на участке, они считают себя хозяевами. Собственно, так оно и есть: и мы хозяева, и они. И по какому праву мы хотим их выжить? Почему нельзя соседствовать? С уважением относиться друг к другу? Терпеливо сносить чужие слабости?.. Съели пару морковок! Ну и что? И правильно сделали. И я на их месте съел бы. Ты и вовсе опустошил целую грядку — они ведь не возражали! Отметь эту тонкость.