Эдуард Лимонов - Убийство часового (дневник гражданина) Страница 17

Опять коридоры и лифты. Сквозняки. Зубное отделение. Возврат в полуподвальное помещение для рентгена черепа. Почему ничего не делают со сломанной ее рукой? Спрашиваю всех. Докторов много, и ни один не занимается ею всей. Те двое, что зашивали лицо, никак не могут заниматься сломанной рукой. Не их специальность. Наконец оказываемся в кабинете, выпачканном гипсом. Здоровенный парень-мулат в сабо вкатывает кровать с Наташей внутрь и выставляет меня в коридор. Но тотчас вызывает обратно. В руках у него рентгеновский снимок.

«Мсье, я не могу гипсовать вашей жене руку, посмотрите, как раздроблены концы кости на снимке, и кость сдвинута. Она никогда в таком виде не срастется. Нужна операция».

Выясняется, что Наташе придется остаться в «неотложном отделении» госпиталя минимум на неделю. Я-то надеялся, что на пару дней…

Наташе выделили палату. Всего лишь этажом ниже. Вместе с санитаром везу ее туда. Светлая комната, окна выходят во двор «неотложного отделения». Первый французский этаж. Наташу перенесли с колесной постели на кровать. Повесили капельницы. Я уселся на стул рядом. Наконец одни.

Входит медсестра: «Мсье, два мсье из полиции хотят с вами поговорить».

Выхожу из палаты. Лекёр и неизвестный мне толстолицый усач в плаще.

«Прокурор хочет поговорить с вами, мсье Савенко. Пройдемте к машине». Глаза у них уже не прежние, но холодные, поганые.

«Я собирался покормить Наташу, мсье. Она сама даже привстать на постели не может».

«Это важно, мсье. Прокурор хочет вас видеть. Вашу жену покормит персонал».

«Скажите прокурору, что я к его услугам с завтрашнего дня».

«Мсье, у нас есть приказ…»

«Я не могу бросить жену одну сейчас. Мое присутствие жизненно важно для нее. Имеет ваш прокурор совесть? Передайте ему, что я отказываюсь».

Лекёр вздыхает: «Хорошо, я позвоню ему и скажу, что вы отказались».

«Так и скажите».

Я возвращаюсь в палату к Наташе.

«Чего они хотят от тебя?» — слабо спрашивает она.

«Черт их знает. Прокурор хочет меня видеть. Я отказался».

Они появились через несколько минут.

«Прокурор настаивает, чтобы мы вас доставили. Если необходимо, силой».

«Я же вам сказал — завтра…»

Они встали вокруг меня таким образом, что мне стало ясно, что они сейчас будут делать. Усатый, не прикасаясь ко мне, грудью стал теснить меня дальше по коридору. У лифта они набросились на меня, закрутили мне за спину руки. Прижали меня лицом к стене. Усатый разомкнул наручник.

«В любом случае мы доставим тебя…»

«О'кей, — сказал я. — В подобном случае я подчиняюсь вашему насилию. Однако вы не забыли, что я потерпевшая сторона, мсье агенты?»

«У нас во дворе машина, через несколько секунд будем у прокурора», — примиряюще пробормотал Лекёр.

Их машина, я на заднем сиденье, не свернула за мостом на набережную, но устремилась по рю Сент-Жак. Я понял, что они меня обманывают.

«Первый обман, — заметил, я, — мы не свернули ко Дворцу Правосудия. Куда мы едем?»

В зеркало я увидел, как улыбнулся усач за рулем:

«Куда надо».

Они доставили меня в 5-й дивизион Юридической полиции, в 13-й округ Парижа: 144, бульвар Госпиталя. Случайное совпадение, разумеется, этот госпиталь в названии. Никакого прокурора, естественно. Мы поднялись в кабинет, украшенный афишами полицейских фильмов, где Лекёр сел за пишущую машину и стал брать у меня показания. Некоторые вопросы повторялись. Затем он объявил мне, что «помощник дивизионного комиссара хочет вас видеть, мсье». Пришел седой мужик среднего роста, пиджак, галстук. Мужик объявил мне, что они желают осмотреть вещи Наташи, что, может быть, они найдут «какой-либо элемент, могущий помочь нам в расследовании. Фотографию, например…». И я должен им в этом посодействовать.

Я сказал, что не хочу, чтоб они рылись в моей квартире. Помощник дивизионного комиссара, злой, заявил, что я отказываюсь помочь им найти преступника, изуродовавшего мою жену, что они возьмут понятых и взломают мою дверь. Я заявил в ответ, что у них нет ордера на обыск. И никакой прокурор им такого ордера не даст, ибо негоже полиции терроризировать пострадавших.

«Это в Америке нужен ордер на обыск, — вставил Лекёр. — У нас ордер не требуется, вы плохо знаете французские законы, мсье».

«Да, — согласился я, — это закоренелые преступники блистательно знают все статьи законов, я же арестован во Франции не был, потому лишен подобных знаний».

«В общем, решайте, — заключил комиссар устало. — Если вы не согласитесь добровольно, чтобы мы осмотрели вещи вашей жены, то мы вас оставим здесь, посадим в камеру на 48 часов. О гард а вю[1] вы, надеюсь, слышали, и уж на это мы имеем право. Вам придется спать в камере на голом полу…»

«Вы меня что, запугиваете?! — взорвался я. — Пару месяцев назад я на фронте был в Югославии, а вы меня камерой пугаете. Вы когда-нибудь были на войне?»

Злой, комиссар убежал. Лекёр, все более раздражаясь мной, стал часто поправлять револьвер в кобуре под мышкой и в конце концов стал отстукивать на машине под копирку «гард а вю».

«Вы, люди искусства, вы, как дети, вы не живете в реальном мире…» — бурчал он.

Я раздумывал, что мне делать. Я с ужасом представил, что «X» в это время проник в палату Наташи в «Отеле Бога» и добил, добивает мою жену ударами отвертки. Проникнуть туда ничего не стоит, в госпитале тебя никто ни о чем не спрашивает. Я убедился в этом сам.

«Хорошо, — сказал я Лекёру. — Поехали ко мне. Только я должен заехать в госпиталь. Ключи мои остались в бушлате».

Лекёр разорвал «гард а вю» вместе с копиркой. Демонстративно.

В палате «Отеля Дье» Наташа спала, забывшись. Я переложил ключ из кармана джинсов в бушлат — я соврал полицейским, и с воем сирены мы примчались через Париж «ше муа» (ко мне). Втроем полицейские произвели частичный обыск, не погнушавшись даже осмотром ящиков с нижним бельем. Они отобрали три фотографии, где жертва была снята с показавшимися им подозрительными мужчинами. Они были снисходительно дружественны ко мне. Я выпил стакан красного вина и сжевал кусок хлеба, ибо с утра не имел во рту ни крошки. Они отвезли меня обратно в госпиталь. Наташа дремала, тяжело дыша, но, проснувшись, взяла меня за руку. Почти не разговаривая, мы провели так несколько часов. Я ушел, только когда она опять уснула. Я взял с ночных дежурных твердое обещание посещать ее палату как можно большее количество раз за ночь и звонить мне и в полицию, если подозрительные личности окажутся вдруг вблизи ее палаты. Персонал заверил меня, что мои опасения и предосторожности бессмысленны, так как полиция постоянно находится во дворе госпиталя.

Две фотографии оказались старыми, мужчины, на них изображенные, жили в Америке, в штате Калифорния, и не покидали пределы последнего уже несколько лет. Третья фотография тоже не пригодилась полицейским: согласно словам Наташи, она была снята вместе со случайным коллегой-музыкантом, которого не знает даже по имени, а свидетели из «Балалайки», в свою очередь, не опознали в мужчине на фотографии агрессора.

Дело — Французская республика против «X», обвиняемого в нападении на Наталью Медведеву с целью убийства, — осталось нераскрытым.

«Комсомольская правда» 2 апреля и вслед за ней «Аргументы и Факты» опубликовали информацию о нападении, ознакомив с моей личной трагедией около 40 миллионов русских людей. Корреспондент «АиФ» поинтересовался по телефону, не было ли нападение на мою жену актом политического террора, направленным против меня. «Ведь вы, Эдуард Вениаминович, активно участвуете в российской политике, в оппозиции правительству…» — «У меня есть свои соображения, свои догадки по поводу того, кто изуродовал мою жену, — ответил я, — но у меня нет доказательств, посему я предпочитаю о своих догадках умолчать. Когда у меня будут доказательства и если они у меня будут…»

…Дьявол плеснул в меня огненной водой… Ницше однажды заметил: «Все вокруг героя превращается в трагедию».

Дачники

Конец июня. Посещение бывшей дачи Мураховского, экс-друга экс-Горбачева. До этого дача была местом обитания предыдущих вельмож. Меня и нескольких молодых людей из партии Жириновского привез сюда на поучительную экскурсию человек из министерства иностранных дел. Я никогда не видел мест обитания советских вельмож. Придя в сознание в одной комнате, я так и ушел впоследствии от родителей из одной комнаты во взрослую жизнь, где меня тоже ждали… комнаты.

Как корабль, оснащенный палубами многочисленных террас и трюмами с сауной, бассейном, гимнастическими залами, стоит в старом сосновом бору нелепое, где трех- где и четырехэтажное сооружение. Бесполезно огромные спальни. Банкетный зал на черт знает сколько персон. Террасы. Самая огромная — асфальтирована! Мебель, очевидно, лучшая из возможных, поражает своим вычурным мещанством едва ли не XIX века. Множество дверей, переходов, лестничных маршей, вешалок… Нет, однако, библиотеки, нет вообще ни единой книги! И как я ни старался, я не нашел ничего похожего на рабочий кабинет хозяина.