Андрей Шляхов - Доктор Данилов в Склифе Страница 17

Так оно и вышло. Елена только поинтересовалась в отношении Агейкина:

— Видно, погулял хорошо накануне?

— «Хорошо» – не то слово. — Данилов запнулся, возводя напраслину на ни в чем не повинного коллегу, однако – пронесло. Больше вопросов не последовало. Данилов скинул кроссовки и отправился под душ – смывать с себя грехи. Смывал обстоятельно, долго, но чистым себя так и не почувствовал.

Для пущего правдоподобия ему пришлось съесть обед, приготовленный Еленой, — грибной суп-пюре и свиную отбивную с гарниром из цветной капусты. Причем съесть не абы как, медленно действуя столовыми приборами, а с огромным аппетитом изголодавшегося человека. Ничего – справился, только от добавки наотрез отказался, потому что для добавки места попросту не было.

— Ляжешь спать?

— Нет, полежу и посмотрю телевизор, — ответил Данилов. — У нас, часом, нет никакой новой комедии?

— Есть одна о том, как три дамы грабят банк. Я ее уже смотрела, мне понравилось. Хочешь?

— Да я просто всю неделю мечтал увидеть, как три дамы грабят банк! — пошутил Данилов. — Надо же расширять кругозор, глядишь, и пригодится. Стрельбы там много?

— Нет совсем, разве что один взрыв в самом конце…

— Не рассказывай, умоляю! Где диск?

— Скорее всего, в плеере.

Фильм оказался хорошим – что называется, весело и со смыслом. Немного удивили отсутствие счастливого конца в заключительной части, но в последних кадрах все стало на свои места – прытким особам удалось остаться при деньгах.

Где-то на середине фильма к Данилову присоединился Никита, Когда фильм закончился, Никита спросил:

— А что такое «аберрацио иктус»?

— Насколько я помню, это юридический термин, — напряг память Данилов. — Что-то вроде того, когда хочешь убить одного, а случайно попадаешь в другого.

— А я думал, это из медицины, раз латынь.

— Латынь много где используется. А можно полюбопытствовать, откуда такой интерес?

— Ну… одна из наших девочек сказала… своему парню, что встречаться с ним – это «аберрацио иктус».

Без труда можно было догадаться о том, что этим парнем был Никита. Хотя бы по его пунцовым ушам.

— Какие у вас продвинутые девочки! — удивился Данилов. — Этот термин, кроме юристов, мало кто знает.

— А что она хотела сказать на самом деле?

— То, что парень ей не нравится, наверное.

— Я тоже так подумал, — «раскололся» Никита, — только не понял, что такое «аберрацио иктус», а она объяснять не стала.

«То, что произошло со мной сегодня, это тоже ведь своего рода «аберрацио иктус», — подумал Данилов. И тут же возразил себе: – Нет, неверно. «Аберрацио иктус» подразумевает изначальное стремление совершить преступление, а у меня такого намерения и в помине не было…»

Глава восьмая

Больница при институте или институт при больнице?

Данилов поначалу не придал значения шуму, доносившемуся из смотровой. Ну, голоса и голоса, может быть, к медсестре Маше заглянул кто-то из медсестер, и теперь девушки рассказывают друг другу анекдоты. Но очень скоро разговор перешел на крик, и Данилову пришлось покинуть диван в ординаторской и пойти наводить порядок. Орать в медицинском учреждении нельзя.

В смотровой давала волю эмоциям толстуха в розовом сарафане. Стояла в бойцовской позе скандалистки – левая рука упирается в бок (заодно и висящую на плече сумку оберегает от посягательств), правая протянута вперед и то грозит указательным пальцем, то потрясает кулаком, то машет ладонью. Со стороны может показаться, что женщина играет в «камень – ножницы – бумагу».

— Да я вас всех тут!.. — орала толстуха. — Вы еще не понимаете, с кем связались! Самому Целышевскому завтра же расскажу, что у вас здесь творится! Я не семечками на базаре торгую, я в городской администрации работаю!..

Стандартный набор фраз и угроз – ничего нового. Маша благоразумно стояла в трех метрах от посетительницы, возле открытой двери, ведущей в коридор (мало ли что психопатке в голову взбредет – еще с кулаками накинется), а за порогом переминался с ноги на ногу охранник.

Судя по тому, что охраннику не было велено выставить посетительницу за дверь, Данилов предположил, что ее гнев не беспричинен.

— А это – кто?! Ваш заведующий?! — Толстуха впилась глазками в Данилова.

— Я дежурный врач приемного отделения, — представился Данилов. — В вечернее время, когда начальство отдыхает, решаю вопросы вместо заведующего. Фамилия моя Данилов. Зовут Владимиром Александровичем.

— Вы, наверное, уже все слышали?!

— Я слышал, как здесь упоминали директора департамента здравоохранения, его здесь часто вспоминают, и еще слышал, что вы работаете в городской администрации. В каком подразделении, можно узнать – в ДЭЗе, наверное?

Людей, страдающих «синдромом ба-а-альшого начальника», надо сразу же ставить на место, иначе разговора с ними не получится. По тому, как сверкнули глаза женщины, Данилову стало ясно, что с ДЭЗом он угадал.

— Тогда слушайте! — Правая рука перестала играть в «камень – ножницы – бумагу» и тоже уперлась в бок, словно женщина готовилась пуститься в пляс. — Две недели назад я положила к вам свою свекровь! Только принимал ее другой врач…

— Куда именно ее положили? — Данилов сел за стол и указал рукой на свободный стул. — В какое отделение?

— В психосоматическое. — Женщина села осторожно, словно боясь, что стул под ней взорвется или развалится. — Она у нас чудить любит, вот надумала аллохолом отравиться, съела целую упаковку…

Аллохол – желчегонный препарат. Отравиться им практически невозможно.

— На что ваша «психосоматика» похожа? Это какой-то концлагерь!

— Давайте по существу, — попросил Данилов. — Наше психосоматическое отделение, конечно, не пятизвездочный отель, но и не концлагерь.

— Там воняет!

— Специфика отделения такова, что туда попадают люди с нарушениями психики. Некоторые из них чистоплотностью не отличаются…

— Да там все засрано и зассано!

— Как вас по имени-отчеству?

— Виктория Михайловна!

— Так вот, Виктория Михайловна, если вы пришли вечером для того, чтобы обсудить со мной санитарное состояние психосоматического отделения…

— Да плевать я хотела на ваше состояние! У меня свекровь пропала! Если мы сейчас не проясним этот вопрос, я обращусь в милицию и объявлю розыск! Я не удивлюсь, если вы втихаря разобрали старуху на органы!

«Спокойствие, только спокойствие, Вольдемар!» – одернул себя Данилов и продолжил взывать к логике.

— Могу я узнать фамилию и год рождения вашей свекрови?

— Межевова Анна Ивановна, тридцать первого года рождения. Лежала в триста пятнадцатой палате.

— Скажу сразу: органы человека тридцать первого года рождения коммерческой ценности не представляют. В то, что мы тут не «разбираем», как вы выразились, на органы, вы конечно же не поверите…

— Хорошо, пусть не разбираете, но где она? Кроме меня с мужем забирать ее некому. Я ее не забирала, муж тоже. Где Анна Ивановна? Только не убеждайте меня в том, что она ушла из отделения своими ногами, она дома до туалета дорогу забывает!

— Маша, вы смотрели движение? — спросил у сестры Данилов.

— Смотрела, Межевова выписана.

— Покажите журнал.

Маша показала журнал. Действительно, пациентка, о которой шла речь, числилась в выписанных.

— И одежды ее в отделении нет, — сообщила Маша.

— А вы и в отделении уже были? — уточнил Данилов.

— Была, но что толку? Девчонки на посту сказали, что по их данным она выписана, лечащий врач сегодня не дежурит…

— Кто лечащий врач?

— Аванесова.

Маша подошла к делу ответственно – собрала всю возможную информацию.

— Подождите десять минут, Виктория Михайловна, я все выясню и сообщу вам, — сказал немного успокоившейся толстухе Данилов. — Только очень прошу – не кричите, это все же больница, а не рынок, ладно?

— Ладно, — буркнула Виктория Михайловна. — Но предупреждаю, вам не удастся…

— Давайте без угроз, хорошо? — Данилов слегка повысил голос. — Я уже пуганый, знаете ли, и не раз! И помогаю вам не потому, что боюсь каких-то последствий! Я рядовой врач, не начальник. Мне, образно говоря, кроме своих цепей, терять нечего.

Виктория Михайловна поджала губы.

Из ординаторской Данилов позвонил лечащему врачу, благо список всех телефонов врачей седьмого корпуса, как мобильных, так и домашних, висел на стене. Так положено, на всякий случай.

Доктор Аванесова сразу же вспомнила Межевову.

— А, это та бабушка, которая своими какашками на стенах пыталась рисовать. Я перевела ее в тринадцатую психиатрическую, в шестое отделение…

Данилов так и думал, что сестры ошибочно отметили Межевову в «движении» – суточном отчете о поступлении-выбытии пациентов – выписанной, а не переведенной.