Григорий Ряжский - Нет кармана у Бога Страница 17

И в благодарность — сплошь льстивые вопросы общего порядка и аншлаг на любой ответ заморского гостя. Что ж, хоть и не по существу, а приятно. Потом и про саму девочку поговорили — как без этого — но все уже и так всё знали, знамо дело, однако решили потереть поподробней, нравственной остроты добавить к теме. Интересно ж: и сама идея как пришла, и сколько своих имею, и как писательша реагировала, то бишь супруга. Что, вдовец? Тогда — подвиг, натурально, подвиг человека с большой человеческой буквы. Зуб даю — я это по глазам прочитал — каждый второй в зале тогда подумал, что теперь, она, зассыха, ясное дело, будет щеголять себе Гелой Бург, как графиня, бля, какая, как сам он, граф столичный, в рот ему дышло: во повезло засранке детдомовской!

Кстати, как выяснилось, книжку саму никто не читал. И не слыхал до телевизора, что есть такая. Зато все без исключения смотрели сериал с одноимённым названием. Ну, про Песца и стельки, да? Забыл сказать, что двенадцать убойных серий по книжке тоже ведь вышли, прайм-тайм самого смотрибельного канала, правда, с изменениями довольно ощутимыми, но всё равно ко времени пришлось, сработало на задачу. Вот поэтому-то директриса про кино и вякнула и про телевизор, а я и не понял, о чём это она. Да ладно, чёрт с ними, с неудачниками тамошними, недоучками в погонах и без, подумаешь, в конце концов…

Возвращались в Москву поездом, я взял полное купе, чтобы мягко и без посторонних. Девчонка наша, Гелочка узкоглазенькая, с первых минут от Никуськи ни на шаг, только мамой и называла, а Ника возразить тогда не посмела и даже несколько порадовалась такой неожиданности. Кстати, и разрыв в возрасте вполне позволял такую игру себе позволить. Да и какая в принципе разница, кто кому кто. Главное, что все мы счастливы теперь будем вместе: сам я, Бург, Никуська моя ненаглядная, солнце и умница, только что закончившая школу на круглые пятёрки, Джазик наш — черномазик и Гелка — калмыцкая наша белка. Ну, а я, само собой, для неё папа, это слово она тоже с диким ликованием не уставала повторять. До случившегося так неожиданно радостного события не к кому было ей так сладко обращаться.

Гелку поселили покамест в комнате у Ники, я решил не жертвовать кабинетом, всё же единственный источник семейного достатка, если не трогать наследство. Да Ника и сама об этом мечтала: одно слово, прирождённая самка, мать по определению, истинная женщина в самой сути своей. Тут же обзавелась детскими книжками, докупила, чего не было, плюс развивающие игры, витаминные смеси, соки фреш, мультяшные диски, все дела, короче. И понеслось.

— А как же институт, доченька? — несколько озадачившись, поинтересовался я у Никуси, — подготовка, репетиторы, всё такое… Ты же вроде в МГУ хотела, на психолога?

Она отмахивается, вижу — искренне, без ощущения предстоящей потери:

— Не сразу, папуль, не сразу. Нужно Гелочку поднять сначала, в Ахабино вывезем, там надышится, нагуляется, в себя придёт. И вообще, я думаю, после лета мне надо там ещё с сезон-другой пожить с нашей белочкой. А вы в гости будете приезжать, с книжками и продуктами. Так пока для всех будет лучше. И кокосику тоже. А за Джаза я уже спокойна, он и приготовит себе, если надо, и помоется вовремя, и с уроками у него в основном в порядке.

Я подумал, что моя дочь становится всё больше похожей на Инку: то же сочетание рационального ума, обаяния и жертвенности. Только вот ростом не вышла, на голову выше Инки вымахала. Как и Джаз. Тот на писательских харчах за последние годы незаметно для всех вытянулся в фиолетовую жердь, явно сверх положенного формата, и опережать сверстников ему теперь пришлось уже не только в умственном развитии. В свои одиннадцать ростом уже был не ниже Минеля, однако худощавостью от отца практически не отличался. Еда и питьё проваливались в него без задержки, как в распахнутый зев мусоросжигательной фабрики, оставляя лишь необходимый полезный резерв, идущий исключительно в ум и в рост. При этом был жилист, резок и хорошо растянут. Это и послужило поводом отдать его в баскетбол. С сентября. Подумал, что в отсутствие Ники будет чем себя занять, коль скоро учёба и самообслуживание не забирают его целиком.

И ещё порадовался, как мне повезло с детьми. В том смысле, что моё участие в их воспитании становится всё менее востребованным: как-то так удачно раскинулась колода, что мне в этой жизни постоянно катит. И с посвящением тогда, помню, в творцы, целых два раза по двадцать семь минут, и с последующими успехами на литературном поприще, и с моими дополнительными детьми от разных отцов и матерей. В общем, жизнь удалась, согласны? Если бы не мёртвая Инка. Что тоже есть правда жизни, к сожалению…

Снова вернусь к Джазу, теперь уже чуть подробней. Недавно застал его за чтением, что вообще-то меня несколько удивило. Несмотря на Никуськину опеку, книг тот не любил и в руки брал нечасто, лишь в силу школьной нужды. Хотя и писал вполне грамотно и претензий по линии русского и литературы не имел. От прошлой училки — по известным мне причинам. От нынешней — по неизвестным. Как-то научился исхитряться, я чувствовал. Брал обаянием, возможно, либо способностями фантазировать и играть на опережение. Научился широко улыбаться, обнажая снежного колера зубы на фоне баклажановой кожуры. Ну точно, как делал тот проклятый макак, прописанный на отцовской мушмуле. Но это в хорошем смысле, не подумайте чего. Да и друзьями обзавёлся многочисленными сразу же, раньше, чем закончился первый учебный день в русской школе. Вскоре стал заводилой и лидером, доподлинно знаю, Никуська с гордостью доложилась, всё же там на её глазах происходило.

А по домашней жизни не скажешь. Внимательно-негромкий такой, отточенный в движениях, с улыбкой по обыкновению, но не той, широкой, что вне семьи, а домашней, чуть застенчивой и отчётливо благодарной. Недавно ямочки прорезались слабые, каких ни у кого из его родни совершенно не помню. Едва заметные, чуть выше кончиков губ, когда выкладывает их в задумчивую линию. Интересный, одним словом, пацан получается. Но не совсем пока ясно, к какому человеческому типу относится. И какова изначально психофизика. Наверное, я отдал его в баскетбол именно по этой причине, чтобы внести ясность. На бессознательном уровне. Помнил только, что спорт, он тоже раздевает, как и творчество, но только при высокой степени самоотдачи. Теперь главное, чтобы расти не переставал мой мальчик. Нравственно и в сантиметрах. Хотя и с химией тоже хорошо бы разобраться, что там у него и каким способом расщепляется. Про Никуськину химию понимал всё и давно, с самого рождения. А тут рождение упустил в силу известных вам обстоятельств, так что навёрстываем теперь с божьей помощью.

Так вот, застал за чтением. В руках не что-нибудь, а «Стельки из Песца», отцовский роман, свежепереизданный, в новой обложке, с иллюстрациями в броский цвет. Кажется, я тогда ещё пытался вяло возражать, получив на одобрение макет, прогундосил что-то типа: комиксы, мол, напоминает, а там ведь у меня серьёзнейшая тема поднята, этическая составляющая, нравственный выбор, факт греха, проблема морали, всё такое… А они, помню, в ответ, мол, да-да, само собой, всё вами перечисленное имеется в вашей чудной книге, Дмитрий Леонидович, и даже больше, прихватывается и второй слой, невидимый, так сказать, мы это отлично понимаем, мы же с вами профессионалы, не первый день в искусстве, не сомневайтесь. Но подумайте сами, мимо скучной, неяркой, неживой обложки ваш читатель пройдёт и не заметит, он же, как правило, не в курсе, что там, под обложкой, вами соткан целый мир, наполненная событиями жизнь, в которой бурлят и варятся человеческие страсти. Нет, бывает, и знает, конечно, но далеко не всякий. А так, как мы предлагаем… увидит… подойдёт… рука сама, глядишь, да и потянется… И к кассе, к кассе, рассматривая по пути цветные иллюстрации. И что, неужели нам с вами не нужен такой человек? Этот наш покупатель. Нужен, и мы ему поможем, как умеем. Не надобна ему его половинка? Продадим два раза по четвертинке. Но это к слову, к слову, шутим. И помните, дорогой вы наш автор, читатель тоже имеет все человеческие качества, абсолютно все! Так давайте будем психологами вместе, согласны?

Мне осталось лишь снова вяло согласиться побыть попутным психологом и в очередной раз утереться. Но тем не менее прав вновь оказался не я. Доптираж ушёл влёт, как и было обещано издательскими искусствоведами. И в руки я получил очередной конверт толще своего романа. После этого и обнаружил у себя в кабинете увлечённо погрузившегося в мой текст сына. Он даже не сразу заметил, как я вошёл. Сидел в кресле, воткнувшись глазами в страницу, и продолжал её интенсивно буравить. Дышал при этом так, будто занимался мальчиковым онанизмом. Увидев меня, быстрым движением отложил книгу и, так же молниеносно сменив выражение лица с застуканного на деловое, сразу спросил, без всякого приготовительного перехода в тему. Видно, параллельным курсом варилась в голове ещё и другая каша: