Полина Дашкова - Игра во мнения Страница 17

Эти и многие другие подробности Вадик даже не знал, он их просто чувствовал всей силой своего молодого организма. Откуда взялось в нем это чутье – непонятно. Родословной своей он не ведал, поскольку был сиротой, но догадывался, что в туманной череде его предков присутствовал какой-нибудь чудо-повар, гений кулинарной алхимии.

Между тем тетки, соседки по купе, все ели свою курицу. Какая это была курица и как они ее пожирали! Наблюдать это было настоящим мучением для Вадика. Жирная грубая кожа местами пригорела до черноты. Запах липкий, затхлый. Даже такие нежные части, как грудка и крылышки, выглядели серыми и жесткими. У Вадика щемило сердце. Он уважал курятину, а это было настоящее издевательство над благородным продуктом. Настроение у него заметно испортилось.

Мужик на верхней полке явно не спал, полосатая спина ворочалась, полка скрипела. Однако лицом к попутчикам он еще ни разу не повернулся. Наверное, ему тоже неохота было наблюдать, как тетки жрут курицу.

Вадик приметил пятнистую камуфляжную куртку на вешалке, высокие спецназовские ботинки сорок пятого размера внизу, под столиком. Куртка была старая, воротник из темно-зеленого искусственного меха совсем свалялся и напоминал вареный шпинат.

– Молодые люди, вы не могли бы выйти? Нам надо переодеться, – сказала одна из теток, утираясь салфеткой. Другая сосредоточенно заворачивала куриные косточки в промасленную газету, не замечая, как руки ее чернеют от типографской краски.

Был поздний вечер. Все собирались спать. Но Вадику спать совершенно не хотелось. Он подумал, не сходить ли все-таки в ресторан, но тут же представил, как сидит за столиком в одиночестве, и загрустил. Даже шампанского расхотелось. То ли тетки нагнали тоску, то ли просто дала себя знать двухлетняя усталость. Все-таки зона есть зона, и два года – не один день.

– Мужик, пойдем, что ли, выпьем? – Вадик осторожно тронул могучую спину в тельнике. В ответ заскрипела верхняя полка. К Вадику повернулось мятое, заспанное лицо, приоткрылись опухшие глаза и тут же впились в него жестко, оценивающе. – Я угощаю, – добавил Вадик, чтобы сразу снять все сомнения.

Не ответив ни слова, не спуская с Вадика своего неприятного взгляда, мужик легко и бесшумно соскользнул с верхней полки. Он оказался таким здоровенным, что на миг в купе потемнело.

До вагона-ресторана шли молча. И только когда уселись за столик, огромная толстопалая лапища протянулась к Вадику.

– Валера, – мрачно представился попутчик и тут же добавил с едва заметной усмешкой: – Сидел, что ли?

Вадик огорчился. Ему казалось, что не оставила на нем зона ни единого своего знака, но вот первый встречный с первого взгляда определил. Интересно, по каким таким тайным приметам?

– В глаза не смотришь, – пояснил новый знакомый, – и на корточки садишься по-зековски.

Официант между тем принес графинчик водки, салат оливье. Выпили по первой, чокнулись молча.

«Вот, оказывается, как все обернулось, – разочарованно думал Вадик, – вместо блондинки грубый мужик, вместо шампанского водка. Правда, скатерть белая, официант с бабочкой и крахмальные салфетки конусом. Но праздника все равно не получается. Салат кислый, картошки в него наложено сверх меры, вареные яйца старые, белок серый, резиновый, желток крошится. Даже такая приятная вещь, как зеленый горошек, существует в этом салате без всякого вдохновения. Крупный горошек, старый, рыхлый ».

– Сам, что ли, там побывал? – осторожно поинтересовался Вадик, отодвигая прочь невкусный оливье.

– Сам я в другом месте побывал. Круче любой зоны. Тебе, пацан, такое во сне не приснится.

– В Афгане? – спросил Вадик почему-то шепотом, и ноздри его мелко задрожали.

В ответ Валера кивнул, цыкнул зубом, подобрал хлебной корочкой остатки салата со своей тарелки и произнес хрипло:

– Хоть бы одна сука спасибо сказала. Только и слышу: «Мы тебя туда не посылали ». Работы нет, жилья нет, ни хрена нет.

Запах, доносившийся из кухни, становился все отчетливей. Там жарили шашлык. Вадик на минуту забыл о своем мрачном приятеле, задержал дыхание, зажмурился и потом осторожно, словно боясь обжечься, втянул ноздрями густой, волнующий шашлычный аромат.

Композиция дыма, мяса, специй может иметь сотни оттенков. Чтобы переплетение этих сложных, иногда противоречивых запахов составило правильный, гармоничный узор, нужны не только свежие, качественные продукты, но талант и вдохновение повара. Человек, у которого пучит живот, болит зуб, в принципе способен приготовить вполне приличный шашлык. Но не такой, чтобы один только запах пьянил крепче водки.

Официант появился с подносом, на котором тихо дымились две металлические овальные тарелки. На каждой по два шампура шашлыка, перевитого тонкими прозрачными кольцами лука.

Валера продолжал говорить, словно ничего не изменилось. Вадик задумчиво смотрел на куски мяса и все не решался попробовать, боялся разочарования. Наконец поддел вилкой самый маленький, поджаристый ломтик. Пока он жевал, глаза его были закрыты. Нежнейшая, свежайшая свинина, протомившаяся, сколько положено, в кисло-сладком шашлычном маринаде, приправленная черным перчиком, пропитанная правильным пряным угольным дымком, прожаренная так, что сверху тверденькая корочка цвета розового золота, внутри нежная сочная мякоть. Безусловно, повар вагона-ресторана был талантлив, имел отличное пищеварение и здоровые зубы.

– Будет, Валерка, – весело пообещал Вадик, – все у нас с тобой будет. Давай выпьем за это.

Стучали колеса. За окном плыла черная ноябрьская ночь. Двое молодых людей, безработный афганец Валерий Осипов и освобожденный из мест лишения свободы Вадим Султанов ехали завоевывать Москву. Не они первые, не они последние. Оба верили, что будет у них много денег, московское жилье, красивые иномарки, красивые девушки. Ну, что там еще может пожелать самому себе молодой жадный провинциал ночью в поезде за рюмкой водки?

Вадик больше всего на свете желал открыть собственный ресторан. Он ясно видел все мелочи интерьера, в ушах стояли звуки кухни, тихие переливы голосов в двух залах, обеденном и кофейном, звон нежной дорогой посуды. Запахи были столь отчетливы, что почти сводили с ума. Он также видел самого себя, в белоснежной рубашке с закатанными рукавами, среди великолепия своей ресторанной кухни.

Ресторан будет называться просто: «Вадим». В рекламных проспектах следует отметить, что посетителям предложат блюда русской, европейской и некоторых восточных кухонь. Из каждой кулинарной традиции Вадим намеревался взять самое лучшее. Еще маленьким мальчиком он откопал в интернатской библиотеке «Книгу о вкусной и здоровой пище», стащил ее, держал у себя под матрацем, постоянно перечитывал и выучил наизусть. Потом были в его жизни другие кулинарные книги, он узнал об истории кулинарии, о национальных особенностях разных кухонь. Не имея возможности попробовать, например, французские лягушачьи лапки или китайские морские гребешки, он пытался мысленно представить себе их вкус и запах. И представлял вполне достоверно. Более того, знал, как приготовить.

Мысленно расхаживая по сверкающей, волшебно пахнущей кухне, он с приятной грустью думал о том, что липкая карамелька, съеденная ночью, под одеялом, может быть вкуснее лучшего швейцарского шоколада. Подобные мелочи делали его мечту настолько реальной, что настоящая, сегодняшняя жизнь тонула в тумане, отступала на задний план. Вадик ехал в Москву, не имея представления, где и на какие деньги будет там жить, как найдет работу. Билет на московский поезд он купил потому, что свой ресторан видел только в столице, в самом центре. Воображение его работало столь живо и мощно, что неким загадочным образом мечта стала просачиваться сквозь реальность и властно влиять на ход событий.

Вадику повезло. У его нового приятеля Валеры имелся случайный московский адресок. Дальний родственник кого-то из его армейских друзей сдавал очень дешево комнату на окраине в Бибирево. Именно туда и отправились они прямо с вокзала.

Родственник оказался совершенно спившимся одиноким мужичком шестидесяти лет. Звали его дядя Костя. Двухкомнатная квартира представляла собой вонючую свалку, бутылки катались по полу, вместо мебели набросаны тряпки, драные матрасы, которые хозяин притаскивал с ближайшей помойки.

Гостям дядя Костя обрадовался, договариваясь о цене, все напускал на себя солидности, хмурил морщинистый лоб, раздувал мятые небритые щеки. Вадик еле сдерживал смех. Он сразу догадался, что жить здесь можно сколько хочешь, практически бесплатно, за бутылку.

В первую ночь, ворочаясь на вонючем матрасе, Вадик не мог уснуть. Нет, не из-за вони, не из-за трубного храпа дяди Кости, а из-за собственных мыслей, сложных и противоречивых. Вот ведь, живет в неплохой двухкомнатной квартире, в добротном кирпичном доме, такая, с позволения сказать, дрянь человеческая, превратила отличное московское жилье в помойку, пьет, воняет, коптит небо. Кому, спрашивается, нужен этот дядя Костя?