Роман Сенчин - На черной лестнице (сборник) Страница 17

Он откусил.

– У-у, мед!

– Нравится?

– Из твоих рук мне всё нравится, мурлысь.

– Всё-всё?

– Абсолютно.

Марина потянулась к нему, он поцеловал ее сначала в нос, потом в губы…

Становилось почти темно; включили фонарик на стене.

– Марин, – после паузы, серьезным тоном позвал Борис, пристально глядя на узоры бокала, – я вот хотел спросить тебя. Может, сегодня и не самый подходящий момент, но… Можно, да?

– Конечно, любимый. О чем?

– М-м… О наших отношениях хочу поговорить. – Он коротко взглянул на Марину и снова уставился на бокал, взгляд серьезный и твердый, сейчас это взгляд Бориса Эдуардовича, а в голосе – нерешительность. – Ты бы не хотела… у тебя нет желания все-таки сделать наши отношения более… м-м… Н-ну, оформить наши отношения?

Время от времени Борис спрашивает об этом, точно проверяет ее чувство к себе; Марина научилась отвечать ему.

– Борис, а как же твоя семья, дети? Вся твоя жизнь может развалиться, если начать ворошить. Ты же сам знаешь, как бывает… Не надо, милый. Нам же хорошо сейчас, вот так. Тебе хорошо?

– Хорошо. Но…

– И не надо «но»! Эти «но» всегда всё портят. Давай будем без них.

Борис отставил бокал, посмотрел на Марину, лицо его помягчело.

– Давай.

– И хорошо! – Она куснула яблоко, махнула рукой. – Наливай вина, давай же выпьем как следует за нашу любовь!

Выпили. Как будто стараясь оправдаться, Борис объяснил:

– Вчера время выдалось… фильм посмотрел. Старый фильм, кажется, хотя и не видел до этого. Редко получается у телевизора посидеть. Там о человеке моих лет примерно, и он весь фильм бегает, разрывается между женой, любимой женщиной, дочкой, работой. И кругом он подлец какой-то… И, хм… – Борис грустно усмехнулся. – Не хочется на него быть похожим.

– Ты и не похож. Нисколечко! – заверила Марина. – Во-первых, у того машины не было и мобильника, хи-хи, а во-вторых, его любовница дергала, а я тебя разве дергаю? – Она сменила шутливый тон на просящий. – Не надо, любимый, не забивай себе голову, ради бога. У тебя все хорошо, у меня – тоже. Не надо… Ну, если хочешь, если ты очень загружен сейчас, давай встречаться реже. Я не против, если так нужно.

– Марина, – Борис поморщился, – я не в том смысле… А ты? Ты как? Тебе и о ребенке, наверное, думать пора, о…

– Я думаю о ребенке. Я же тебе говорила: рожать буду в тридцать пять.

– А не поздно? Первые роды…

– Сейчас многие и позже рожают. Представь, как я сейчас с ребенком? Терять два года, как раз тогда, когда с работой все стало получаться…

– Да, да, – кивал Борис, – понятно… Ладно, мурлысь, закончили, ладно… – И поманил ее: – Иди сюда.

Марина пересела к нему на колени.

– Не будем больше об этом, – попросила.

– Не будем.

– Обещаешь?

– Честное пионерское!

Без десяти одиннадцать снизу на мобильный позвонил шофер, и Борис стал собираться.

– Ты не очень на меня обижаешься, милый?

– Нет… Да за что я должен обижаться? И вообще, – Борис сдвинул брови, сжал губы, и, хотя он явно шутил, лицо стало страшным, – обида мужчину оскорбляет. Мужчина должен не обижаться, а сердиться.

– Ой, улыбнись скорее!

Он улыбнулся.

– Всё было прекрасно, мурлысь, просто замечательно! И вино, и мясо, и оливки, и яблоко. И ты – самая лучшая женщина!

– Да? Только не обманывай меня.

Борис затянул галстук, Марина оправила воротник сорочки и обняла его. Борис прошептал ей на ухо:

– Тебе я говорю всегда только правду, милая. Только правду. Не веришь?

– Верю. – Она спрятала лицо на его груди и тут же отпрянула.

– Что случилось? – испугался Борис.

– Так… Да нет, показалось, что рубашку запачкала помадой.

– У тебя не осталось помады, – Борис снова обнял ее, – всю помаду с твоих губ я стер своими губами… Да, кстати, как с финансами у тебя?

– Нормально.

– А точнее?

– Тысячи три, кажется…

– Ну, разве это нормально! Погоди. – Он вынул бумажник, достал из него двести долларов. – Вот, на эти дни. И надо счет тебе открыть… Всё из головы вылетает.

– Не надо, не надо! – Марина отстранила деньги. – Тем более у вас там проблемы с газетой.

– Хм, на мне лично эти проблемы вряд ли особенно отразятся. Держи, мурлысь, и не спорь.

Марина взяла бело-зеленые бумажки, положила на стол рядом с бутылкой «Шардоне».

– Что ж, – вздохнул Борис, – надо ехать.

– А я спать лягу. Завтра начну готовиться к эфиру. Следующий у меня про лесные пожары. Представляешь, по всей России…

– Слышал, слышал, мы вчера буквально выпустили большой материал. Можешь воспользоваться, хе-хе!.. В Марьине торф горит, рядом с нефтезаводом, жилые дома в трехстах метрах.

– Ужас какой!

– Да, мурлыська, сделай копию сегодняшней программы. Хочется посмотреть.

Марина передернула плечами, точно ей напомнили о чем-то отвратительном.

– Что там смотреть… В людей после таких программ верить перестаешь…

– А ты не отчаивайся, милая, в людей верить при любых условиях необходимо. – Борис погладил ее по голове, как маленькую, готовую разреветься девочку, затем взглянул на часы. – Ох, побегу! Значит, в пятницу, в восемь?

– Я тебя буду очень ждать.

– Может, хочешь сходить куда-нибудь?

– Пока не знаю. Придумаю – позвоню. Хорошо?

– Звони, конечно. Я всегда твой.

Ей послышалась в тоне Бориса неискренность, внутри сжалось… Нет, это просто из-за спешки он так сказал, ведь он опаздывает.

– Беги, любимый. До пятницы! Ничего не забыл?

– Вроде бы нет.

Они обнялись на прощание, поцеловались. Борис ушел.

Заперев дверь, Марина вошла в комнату. Включила большой свет и стала носить посуду на кухню. Вымоет завтра… Покрутила в руках подарок Бориса, карманный компьютер – пластиковая коробочка размером с пачку сигарет «Данхилл», экранчик, пять кнопочек, сбоку прикреплен стерженек-карандаш. Даже и не скажешь, что чудо техники… Деньги убрала в шкатулку: пусть полежат, менять их пока нужды нет, а курс доллара медленно, но повышается…

Села в удобное плюшевое кресло, набрала номер телефона своего помощника.

– Алло, Вадик? Добрый вечер! Узнал? Извини, что так поздно. Как тебе программа?.. Отлично?.. Нет, у меня другая оценка… Острота остротой, но ты видел, как люди-то реагируют? Для них это норма жизни, просто одна из профессий, действительно… А?.. Вадим, от тебя я не ожидала! Как это – большинство так живет?! Перестань чепуху пороть! Не надо, Вадим, а то я разозлюсь. Ладно, я вот что звоню: ты мне к пятнице запиши этот эфир, ладно? На обычную кассету. Надо тут кое-кому показать… Да нет, это личное… Сделаешь? Спасибо, Вадик, спокойной ночи.

Марина положила телефон, поднялась. Медленно прошлась по комнате; спина ныла, ноги были тяжелыми, непослушными… Огляделась, сказала, будто вокруг нее кто-то стоял:

– Ох, люди, люди… Если б все так жили, то во что бы превратились мы?.. Чепуху просто порют какую-то…

Приближаются сумерки

На первом этаже в подъезде – ряды почтовых ящиков с цифрами-номерами квартир на дверце каждой ячейки. Сто пятнадцать, это его… Ташевский, Юрий Сергеевич, достал блестящий, отполированный за многие годы ношения в кармане ключик и сунул в щелку замка. Повернул, дверца открылась. В ящике – газета. Юрий Сергеевич взял ее, как всегда радуясь, что она есть, что двадцать минут в метро благодаря ей пройдут по возможности незаметно. Когда читаешь, поездка кажется не такой длительной и однообразной. Кроме газеты – ничего. Времена, когда чуть ли не каждое утро ящик был забит всяческими рекламными буклетами, политическими брошюрками и агитками, похоже, миновали. Брошюры и буклеты теперь предпочитают продавать, а не разбрасывать всем подряд наудачу… Писем же, в общем-то, ждать не от кого. Замкнув ящичек, Юрий Сергеевич хотел было вернуть ключ обратно в карман пиджака… А интересно, неужели все ячейки с разными замками? Он посмотрел на свой ключ. Две простенькие зазубринки; нет, не верится, что у соседей замки другие – у каждого особенный. Гм, а ведь можно проверить. Вполне можно проверить… Вот этот, например, сто девятый, старушки с одиннадцатого этажа, вечно пустой, с пыльной дверцей… Юрий Сергеевич, осторожно держа ключ двумя пальцами, почти что вставил его в щелку, но тут же опомнился, отдернул руку. Ключ выпал, с оглушительным звоном ударился о плитку пола… Поднимая его, Ташевский с удивлением подумал: «Зачем? Ну и желаньице! – усмехнулся, спрятал ключ в карман. – Любознательный нашелся какой! Возьми еще спичку брось к девяносто третьему – проверь, перекинется ли огонь с его газеты на что там есть у девяносто второго или потухнет. Мда… взрослый человек…»

Издеваясь и посмеиваясь над собой, Юрий Сергеевич вышел на улицу. До метро три троллейбусные остановки, но он предпочитает, если позволяет время, конечно, ходить пешком. Сегодня время вполне позволяло.

«Хулиган, хулиган в тебе дремлет, господин Ташевский! – продолжал поддевать себя Юрий Сергеевич. – Что там замочки какие-то, мелочь. Лучше попробуй вот “Запорожец” этот поставить набок. Слабо́?»