Илья Кочергин - Я внук твой … Страница 17

Маргерит, только иногда чуть поморщится – раздробленная на войне нога, наверное, ныла в тот день.

Я, говорит, поклялся после войны сорок лет оружия в руки не брать. И не брал, сдержал клятву. А тебе, говорит, приходилось людей убивать?

Не приходилось – и слава Богу. И брось ты своего деда. Сын у тебя есть – воспитывай сына. Работа – работай. Жену люби. И в архивах копаться не стоит, один черт ничего не поймешь, только запутаешься.

Сына как зовут? Хорошее имя. Вот иди лучше домой, правду говорю, и поцелуй его от меня в макушечку. Запомнил? В самую макушечку, она у малышей сладко-сладко пахнет.

Я ему говорю, мол, я – писатель. Я не как внук интересуюсь, а материал собираю для книги. А он – ладно, ладно, иди.

…Пью и смотрю на проезжающие автомобили. Не послушался я старика…

Встаю, сворачиваю с дороги и иду по полю к одинокому дереву, которое выделяется в легкой темноте на фоне более светлого неба. Там, у корней, я присаживаюсь и делаю еще глоток.

Буду сидеть здесь. А потом они будут говорить – приезжали всякие русские и разбрасывали по полям пустые бутылки. Вот у себя дома же вы, наверное, не бросаете пустые бутылки, не плюетесь? – спросят.

Как же вам в гостях не стыдно? Разбрасываем, можно ответить, чтобы они заткнулись. Не нести же на пункт вторсырья. Сдавать бутылки – это просто уже последняя степень, до нее действительно стыдно опускаться, это уже яма, все. Это уже действительно – яма. Нырнул – и не выбраться. Ни дома уже не будет, ни семьи. Ничего.

Я встаю и собираю упавшие ветки. Запинаюсь на своих пакетах с сувенирами и на кучах камней (их, наверное, бельгийцы с полей сюда сносят), но набираю приличную охапочку. Этого хватит. Особенно я радуюсь, что стаканчик нашел, пока дрова собирал. Немного треснутый пластиковый стаканчик, ветром, поди, занесло. А может, и бросили тоже люди какие-нибудь.

На смятый билет с электрички кладу немного тонких веточек, но тут меня в сторону заваливает. Это ничего, поднимаюсь. Чиркаю зажигалкой, подкладываю ветки потолще, пальцы уже освещаются слабым пламенем. Запах у дыма немного незнакомый, что это за дерево?

Здоровое такое, мощное.

Разгорелся мой огонек, теперь можно. Закуриваю сначала, курю. Кучи камней скрывают мой костерок со стороны дороги и с боков, а впереди поля до неба, только еще вдалеке должна быть лесопосадка узенькая, ее уже не разглядеть. Я один, спокойно как-то стало, когда живой огонек заиграл. Блин, жалко, водки там не было, в этом супермаркете.

Ну ладно. Плеснул в стаканчик совсем чуть-чуть, протер пальцем стенки, поболтал и выплеснул в сторону. Потом налил полстакана.

Наклонив, чуть тряхнул над огнем, виски мягко зашипело на угольках.

Сначала слова не лезли, а потом получилось.

– Здравствуй, дед Андрей, это я, твой внук Илья, пришел.

Подбросил еще пару веточек, посмотрел, как оседают в огне угольки.

Коленям стало жарко.

– Что мне с тобой, дед Андрей, делать? И выбросить жалко, и не люблю тебя. Себя тоже не люблю.

Я потом еще долго там сидел, разговаривал. Потом немного поплакал. А потом задремал там, у корней, и никто до утра меня не трогал.