Дмитрий Иванов - Команда Страница 17

– А если кого-нибудь из вас ухлопают? – сердито спросил Шульгин. -

Ведь я же как старший в ответе буду.

– Чего ты тут раскомандовался, Шульгин? – резко ответил Андрюха

Тюменев. – Мы не дети!

Серафим Андреевич, отчим Людки Швецововй, имел вредную привычку курить по ночам. Виной тому был слабый мочевой пузырь, властно требовавший отлить в совершенно не подходящее время, когда у добрых людей самый сон. А потом уж рука сама тянулась к сигарете.

Вот и сейчас Серафим Андреевич, справив малую нужду в ближайшем овражке, присел на бугорок и задымил. Тишина вокруг стояла до звона в ушах.

Народ, умотавшийся за день на огородных работах, спал мертвым сном.

Завтра все опять поднимутся чуть свет и начнут вкалывать дотемна.

Потом погрузятся в прицеп, сделанный из кузова большого грузовика, и чихающий тракторишко потащит усталых краснокумцев в город, к родным стенам.

Серафим Андреевич сделал последнюю затяжку до самого фильтра, задавил окурок сапогом и уже собрался идти досыпать, когда возникший вдалеке гул заставил его насторожиться. Гроза, что ли?..

Серафим Андреевич задрал голову к черному небу, в котором ярко горела спокойная луна и перемигивались звезды. Ночь определенно была ясная. А далекие раскаты грома все не прекращались, и Серафим

Андреевич почувствовал нервный озноб.

– Что за хреновина? – раздался за его спиной сонный голос Чванова, отца Витька.

Разбуженный странным гулом, он вылез из шалаша, где мирно спал рядом с женой.

– Да вот и я без понятия, – пожал плечами Серафим Андреевич. – Вроде гроза идет, а небо чистое.

Они стали прислушиваться вдвоем.

– Нет, это не гроза, – сказал Чванов, тряхнув смоляными кудрями, чуть тронутыми сединой. – Слышишь, без перерыва грохочет? Не гроза это.

– А что тогда?

– Пес его знает! Может, у военных учения?

– Среди ночи?

– Ну а что тут такого? Учения всякие бывают.

Серафим Андреевич в сомнении покачал головой.

Похоже, и Чванов не очень-то поверил собственным словам. Он поднялся на холмик, за которым прятался временный лагерь огородников, и встал там, вглядываясь в темную степь. Потом обернулся к Серафиму

Андреевичу и призывно махнул рукой.

С вершины холмика далекий грохот слышался сильнее, а на горизонте были видны сполохи, следовавшие один за другим с такой частотой, какой не бывает при самых буйных грозах.

– Я же говорю – учебные стрельбы, – сказал Чванов.

– Какие стрельбы? Какие учебные? – зачастил Серафим Андреевич, обмирая. – Они же по городу лупят! Ты что, не видишь?

– Не дребезжи! – одернул его Чванов. – Какой придурок будет по городу палить?

Но его тоже охватила тревога. Ведь времена сейчас такие, что можно всего ожидать.

– Делать-то что? Что делать? – подвывал Серафим Андреевич, топчась на месте.

Цыганская кровь в жилах Чванова вскипела мгновенно.

– Буди мужиков! – рявкнул он. – В город надо ехать!

Серафим Андреевич хотел было заикнуться, что лезть ночью в самое пекло небезопасно. Нужно хотя бы дождаться рассвета. А там, глядишь, все уляжется. Но Чванов зыркнул в сторону Серафима Андреевича своим бешеным глазом, и у того язык прилип к гортани.

Разумеется, поднять одних мужиков не удалось. Вместе с ними повскакивали встревоженные бабы. И раскудахтались на всю степь, внося лишнюю сумятицу.

– А ну, тихо! – гаркнул Чванов и добавил порцию такого забористого мата, что все онемели. – Мужики – в прицеп! Бабы здесь остаются!

Женька, заводи трактор!

Но, когда мужики стали торопливо усаживаться в прицеп, следом за ними туда стали карабкаться и жены. Отвязаться от них не было никакой возможности. Чванов досадливо плюнул себе под ноги и сдался.

Положа руку на сердце, баб можно было понять. В городе, где творилось сейчас неизвестно что, оставались их дети. Какая же мать согласится бросить своего ребенка в такой момент?..

Старенький трактор еле полз по степи, хотя Женька честно выжимал из движка все, что мог. Пешком бы все равно получилось в десять раз медленнее.

– Господи! – простонала мать Андрюхи Тюменева. – Что ж это такое, господи! Неужели война?

– Типун тебе на язык! – прикрикнула на нее Сашкина мать, Тоня. -

Какая еще война? С кем? С американцами, что ли?

– А то больше не с кем! – проворчал ее муж.

– Вот так, наверно, и в сорок первом начиналось, – клацая зубами, сказал Серафим Андреевич.

– Ой, горе-то какое, женщины! – вдруг заголосила жена Чванова.

– Закрой рот! – резко оборвал ее Чванов и обернулся к Серафиму

Андреевичу. – А в сорок первом, между прочим, паникеров сразу к стенке ставили. Без разговоров!

Серафим Андреевич втянул голову в плечи и притих.

Дальше ехали в напряженном молчании, пока не наткнулись на прятавшийся в редком кустарнике заслон. Люди в камуфляже внезапно вынырнули из темноты и преградили дорогу…

Моджахеды перенесли тела четырех своих погибших при обстреле в здание Культурного центра. Мертвых следовало похоронить на следующий день до захода солнца. Тем, кто был легко ранен, сделали перевязку на месте. Серьезно пострадавших доставили в больницу.

– Смотри, доктор! – угрожающе сказал Ильяс Шамилю Касымову. – Лечи их как надо! За каждого, кто умрет, троих ваших расстреляю. Понял?

Главврач молча кивнул в ответ.

Некоторые из раненых были совсем плохи, и не стоило терять времени на постороннюю болтовню. Главврач сам встал к операционному столу и принялся за работу. А ее оказалось столько, что хватило бы на целую бригаду опытных хирургов.

Дежурный врач, помогавший Шамилю, впервые попал в такую переделку.

Уже минут через десять лицо его позеленело, предвещая обморок.

Шамиль выгнал молодого коллегу из операционной на свежий воздух и продолжал работу в одиночку. Вскоре дежурный врач вернулся, держась рукой за стену.

– Очухался? – спросил Касымов, даже не взглянув на него.

– Извините, Шамиль Каюмович… – пробормотал врач.

– Пустяки. Бывает с непривычки.

Дежурный врач еще дважды выбегал из операционной в туалет, борясь с приступами рвоты. Но потом немного пообвыкся и отстоял рядом с

Касымовым до конца.

Закончив последнюю перевязку, главврач, не снимая заляпанного кровью халата, вышел в коридор и только там почувствовал, что от усталости и напряжения он сейчас просто рухнет на пол.

Медсестры с поджатыми губами развезли раненых по пустым палатам. Они не одобряли поведения главврача, так отчаянного боровшегося за жизни захватчиков. Но у Шамиля не было ни сил, ни желания объясняться с медперсоналом. Он снял окровавленный халат, швырнул его в угол и, собрав остатки сил, неверной походкой отправился в подвальное помещение, где находились местные пациенты.

Все они, слава Богу, чувствовали себя вполне пристойно и тут же накинулись на главврача с вопросами: что сейчас творится в городе?

Но Шамиль в ответ только пожал плечами. Ведь он со вчерашнего дня не выходил из больницы.

Куренной-старший продолжал пластом лежать под капельницей. Лучше ему не становилось. Да и с чего бы могло полегчать, когда беспокойство больного росло с каждым часом.

– Ты все-таки постарайся взять себя в руки, – устало сказал Шамиль

Касымов, присаживаясь на табуретку. – Ты как-никак мужик.

– Стараюсь, – попытался улыбнуться Куренной. – Да ни черта не выходит.

– Значит, плохо стараешься.

– А что это на тебе лица нет? – спросил Куренной. – Что-то случилось?

– Нет, ничего. Устал просто.

– Трудный день?

– Да уж не из легких. Пятерых с того света пришлось вытаскивать.

– Удалось?

– Надеюсь.

– А что с ними было? Сердечники вроде меня?

– Да нет. Раненые.

– Моджахеды постарались?

– Наоборот. Наши.

– То есть?

– Взрывы слышал?

– Слышал.

– Это наши обстрел начали. И вот результат. Пятерых боевиков зацепило. И очень серьезно.

– А при чем здесь ты?

– При том, что я врач.

– Подожди… Так это ты их, что ли, с того света?.. – растерянно спросил Куреннной.

Главврач кивнул.

– Да ты что, Шамиль? – Куренной поднял голову с подушки. – Ты этих сволочей спасал?

– Пришлось, – ответил Касымов, глядя в пол.

– Но они же… – Куренной задохнулся. – Да я бы на твоем месте их своими руками передушил!

– Лежи спокойно! – прикрикнул на него главврач. – А то вколю тебе сейчас успокаивающего и будешь у меня лежать тихонечко, как мумия!

Куренной откинулся на подушку и закрыл глаза. Он решительно отказывался понимать Шамиля.

– Они меня предупредили, – заговорил Касымов монотонно, без выражения, – что за каждого умершего будут расстреливать по три человека. И это не пустые слова, поверь… Но я тебе врать не собираюсь. Я и без их угроз поступил бы точно так же. Просто не смог бы по-другому.

– Клятва Гиппократа, да?

В слабом голосе Куренного слышалась злая ирония.