Александр Трапезников - Похождения проклятых Страница 17

— О чем вы, мальчики? — вмешалась Маша. Старика она, судя по всему, не видела. Может быть, и к лучшему.

— О нашем, о женском, — ответил я. — Крест надо поместить в сейфовую ячейку, в банке.

— Пожалуй, — согласился Алексей. — Но для этого все равно нужны деньги. А у меня их, собственно, никогда толком и не было. В практических делах я совершенно бесполезен. Не мое время.

— Это заметно.

— Зато я знаю, где их достать, — сказала Маша. — Ждите меня здесь. Через час вернусь.

Мы находились в это время на Преображенской площади. Когда Мария упорхнула, нам ничего больше не оставалось, как молча слоняться взад-вперед и кругами. Первым затянувшееся молчание нарушил я.

— Надеюсь, она не станет экстерном овладевать древнейшей профессией. Да и время неподходящее.

Но Алексей меня не слышал. Мысли его были заняты другим. Но наконец и он заговорил, а то я уже стал слегка позевывать, от какой-то необъяснимой тоски и вполне объяснимого голода.

— Каким-то образом криминальные элементы прознали об этом сокровище — я имею в виду крест — и вышли на след двух женщин-паломниц, начал он. — Ведь в их среде теперь не только отпетые уголовники, но и доктора наук, включая историков-архивистов. Я знаю, что за древними реликвиями идет настоящая охота. Не удивлюсь, если уже начали потихоньку растаскивать усыпальницу русских царей из Петропавловской крепости. На Западе на такие сокровища спрос особый. Да и любой наш доморощенный Смердяков, с Рублевского шоссе, сделавший себе первоначальный капитал на платных туалетах у Казанского вокзала, не прочь покрасоваться в горностаевой мантии от Николая II. Новое пришествие Хама в Россию.

— И второй исход Вексельберга из Египта с яйцами Фаберже, — добавил я. — Твою мысль я понял. За женщинами в Оптину пустынь были отряжены гонцы. Почему они не изъяли крест раньше? Что-то не получилось. Возможно, тетушка хранила его где-то в тайном месте.

— Как и святые мощи, — продолжил Алексей. — В принципе, меня интересуют именно они. А криминалу они совершенно безразличны. Что им делать с останками благоверного князя? Не будут же на них молиться?

— Да уж. Мордой не вышли. Как погляжу на этого Абрамовича…

— Скорее всего, просто уничтожат в топке. Если получится. Святые мощи сами себя защищают. И они еще не знают, что может произойти, если только попробуют. Вот в 1919 году в Вельском уезде проходила кампания по вскрытию святых мощей. Добрались и до раки преподобного Прокопия Устьянского. Но праведные останки были уже тайком перепрятаны на сельском кладбище. Активисты со злости стали ломать каменный храм. Не получается. Пошли за трактором. Едва подогнали — мотор заглох. Потом тронулся, да одного из них и задавил насмерть. Только тогда насильники угомонились, разломали драгоценную раку и разбрелись по своим домам. Но никто из них потом своей смертью не умер. Все получили воздаяние еще на земле. Кто утопился, кто угорел, кто повесился, а кто и просто в лесу пропал. По слову, сказанному в Нагорной проповеди: какой мерой меряете, такой и вам будет, негоже со святынями шутки шутить. Душу свою загубишь.

Мы присели на лавочку возле кинотеатра имени Моссовета. Старушка крошила хлеб голубям, и мне сейчас захотелось хотя бы на пять минут превратиться в птичку. Свежий воздух и аппетит — две вещи несовместные, как гений и злодейство: одно травит другое, так и умереть можно в самом деле. И тут я вспомнил о просфорке в сумочке племянницы, О. Д. Ухтомской. Она лежала в целлофановом пакете, а тот был у Алексея.

— Доставай, — сказал я. — Не будет греха, если мы причастимся вне храма.

Алексей кивнул. Кажется, он стал понимать меня с полуслова. Вытащив сумочку, он достал из нее просфорку с румяным крестиком наверху. Заодно воспользовался и перочинным ножиком Ухтомской, аккуратно разделив на салфетке Божий дар на две половинки. Потом тихо сотворил короткую молитву, и мы приступили к нашей нехитрой трапезе. Удивительно! Мне казалось, что ничего вкуснее, сытнее и питательнее я прежде не ел. Было ли это самовнушением или каким-то чудом, я не знал, не мог понять, да и не хотел. Главное, я больше не ощущал никакого голода. Как и Алексей. Мы с ним подобрали с салфетки даже все благодатные крошки, не оставили ни одной. Хотя некий наглый воробей постоянно крутился возле ног. А затем, ощущая прилив новых сил, продолжили наш разговор.

— В конце концов их настигли в гостинице для паломников, — сказал Алексей, разглядывая фотографии из конверта. Я в то же время перелистывал записную книжку Ухтомской-младшей.

— Ты считаешь, что женщины хотели передать крест и святые мощи оптинским старцам?

— Наверняка. Очевидно, знали, что пришел срок.

— Но ведь сундучок был пуст. Со слов Маши.

— А вот это не так. Она сказала, что лишь приподняла его. И он показался ей очень легким, почти невесомым. Такое вполне возможно. Поскольку тяжел грех, но не святость. Внутрь же она не заглядывала? А Маша мне говорила также, что когда держала сундучок, то ощущала необычайный аромат, благоухание. А это еще один верный признак того, что внутри могли находиться святые мощи.

— Ладно. Будем исходить из этого. Картина в ретроспекции выглядит так: пока Маша ночью с чужой сумочкой на плече ищет тебя, в гостиницу возвращаются паломницы. Убийцы их уже поджидают где-то за лестницей. Наша Орлеанская дева успевает бежать, допустим, через окно. Вместе с сундучком. Тетушка остается, чтобы дать ей время уйти, принимает удар на себя. А бандитам достается лишь сумочка Маши и большой гоголевский нос. Вполне логично. Если только племянница сама не замешана во всей этой темной истории. Молодежь — она ведь знаешь какая…

Алексей молча протянул мне читательский билет с фотографией Ухтомской О. Д. Потом показал мне еще несколько снимков, где она же была запечатлена с пожилой женщиной, с каким-то ветхим благообразным старичком, с группой детишек, еще с неким суровым старцем, с подругой.

— Погляди на ее лицо, — сказал он. — На другие лица. Тут убийц нет. Чистые, ясные взгляды. Какой здесь может быть злой умысел?

— Ну хорошо, — признал я. — Хотя я и не такой физиономист, как ты. Но где нам все-таки ее искать? В записной книжке куча телефонных номеров, обрывки фраз. Почерк у нее еще тот… На, погляди сам, я уже глаза сломал.

Алексей взял книжку, но смотреть не стал — сунул в карман.

— Потом проанализирую, — ответил он. — На досуге, вечером. Сейчас надо будет отправиться по разным адресам. Я уже полгода хожу, разыскиваю тех, кто в тридцатые годы был каким-либо образом связан со Свято-Даниловым монастырем. Окрестные жители, прихожане, даже бывшие чекисты. Или их дети. У меня целый список. Дело идет к концу, но осталось еще несколько важных встреч. Я не сомневаюсь, что рано или поздно и сам бы вышел на этих Ухтомских. И возможно, тогда бы не произошла эта трагедия в гостинице.

— Ага. Ремешок бы затянулся на твоей шее, — утешил его я. Но он лишь отмахнулся от моих слов и продолжил:

— Ты должен мне помочь, один я не справлюсь. А нам нужно торопиться. Я дам тебе пару-тройку адресов, съездишь по ним, встретишься с людьми, порасспрашиваешь.

— И что же я должен выяснить? — Перспектива мотаться по каким-то квартирам, дышать кислым запахом старины меня не слишком вдохновила.

— Все, — отозвался Алексей. — В смысле — все, что связано с их прошлым, с тридцатыми годами, со Свято-Даниловым монастырем. Может быть, тебе повезет и ты что-то зацепишь. Ведь вполне возможно, что святых мощей у Ухтомских и не было. А спрятаны они совсем в другом месте.

— Так мне и скажут!

— А ты очень хорошо постараешься.

Голос у Алексея зазвучал твердо, почти властно, как у его великого предка — Даниила Московского. Чувствовалась сильная воля, хотя порой он выглядел весьма застенчивым и нерешительным. Но только не сейчас. Может быть, именно за это Маша его и полюбила, подумалось мне, за это странное сочетание силы и слабости одновременно? За крепость духа? И я подчинился, взяв от него бумажку с несколькими адресами.

А тут и сама Маша появилась, помахивая пакетом со всякой вкусной снедью.

— Ты отправишься в Румянцевскую библиотеку, — сказал ей тот час же Алексей, словно она никуда и не уходила, а все это время стояла рядом и принимала участие в нашем разговоре. — Покажешь билет Ухтомской и выяснишь, где она проживает. Но сама по этому адресу не поедешь. Будешь ждать дальнейших распоряжений. Созваниваться будем по сотовым. Каждые два часа. Время у всех правильное? Тогда все, расходимся.

— Погоди, командир! — я даже придержал его за локоть, боясь, что он сейчас растворится в сером московском воздухе. — Еще вопрос с деньгами не решен. Нужны командировочные.

— Уже решен, — ответила за Алексея Маша. Каждому из нас она протянула по тысяче рублей. А из пакета вытащила бутерброды с семгой и бужениной.