Алексей Мальцев - Призрачно всё... Страница 17

— И кто же этот пролетарий, впрыснувший в путану редкостное семя, которое она норовит вырвать с корнем?

— Вы будете смеяться, но один из ее сутенеров. Такая вот се ля ви.

— Потрясно! А как две сотых процента? — решил придраться Изместьев. — Какая-никакая, но цифра!

— Сейчас это, по большому счету, не имеет значения. По нашим прогнозам, к двадцать четвертому году технологии должны позволять сводить подобные погрешности к нулю. На том, следующем этапе вмешается другой, это не мои проблемы… Но я не думал, что женщина, от решения которой зависит будущее планеты, окажется такой глупой и несговорчивой… бабой. Мне казалось, я смогу подобрать к ней ключ. Да и порядки ваши… Диабет этот…

— Что ж, — развел руками Аркадий, — прогнозы ваши не смогли учесть элементарных вещей. И подход к нашим проституткам нужен совсем иной, нежели тот, которому тебя учили в твоем далеком пятидесятом.

— Она должна слушать, что ей говорит мужчина.

Доктор хотел было расхохотаться, но крайне изможденный вид больного удержал его от этого. Глубоко вздохнув, он спросил:

— Когда эту стерлядь разминируют?

— В смысле — сделают аборт? Сегодня, — еле слышно произнес покрасневший Вениамин.

— А ты деньги ей не пробовал предложить?

— Откуда у меня ваши деньги? В наше время наличности давно нет и в помине, молодежь не представляет, как она выглядит.

Доктор весь внутренне напрягся, поскольку наступал критический момент. Сердце «затукало», казалось, везде: в висках, в шее, в груди. Он давно был готов к главному вопросу своей жизни:

— А если я выполню твою миссию за тебя, если я помогу тебе освободиться и беспрепятственно отправиться в свое будущее, ты поможешь мне улететь в… прошлое. Мое прошлое! Успешно реанимированная клиническая смерть у меня в прошлом имеется.

— На сколько лет вы бы хотели перенестись? — без эмоций, словно обсуждая в автосалоне мощность продаваемого автомобиля, поинтересовался Поплевко.

— На двадцать, — по-мальчишески выпалил доктор. Потом прикрыл рот ладонью и, озираясь, словно его кто-то мог подслушивать, уточнил: — Вернее, на двадцать два с половиной… В тысяча девятьсот восемьдесят пятый. В новогоднюю ночь… В самую ее середину. Когда забили куранты.

— Считайте, что договорились, — почти не думая, «подписал контракт» Пришелец. — Детали обсудим после… в спокойной обстановке. Сначала уговорите проститутку отказаться от аборта. Это — самое главное. От этого зависит, запомните, будущее цивилизации. Да поможет вам Бог! Потом — все остальное.

— Ты не шутишь? — прохрипел ополоумевший доктор. — Ты не обманешь меня? В твоем положении так просто наобещать с три короба. А потом исчезнуть навеки.

— Если вы сможете просто так… взять и умереть, — спокойно процедил Поплевко. — Если у вас на это хватит мужества, то все остальное я гарантирую. Можете не сомневаться.

— Хватит… этого самого, — одними губами прошептал Изместьев. — Мужества… Мне кажется… Я думаю… Должно хватить.

Петарда в паху

У выхода из вестибюля толпились студенты, что-то оживленно обсуждая. Приблизившись к толпе, Аркадий понял: туча, с утра висевшая над городом, решила все же опорожнить несколько своих отсеков на головы ничего не подозревающих соотечественников. Льющаяся с неба вода скорей обрадовала, нежели удручила доктора. Невозмутимо раздвинув молодые тела, он смело шагнул навстречу спасительной влаге.

Удовольствие было недолгим: небесные емкости очень скоро иссякли, студенты хлынули буквально следом за Аркадием, бесцеремонно обгоняя и «подрезая» доктора. Шаркая стоптанными туфлями по мокрому асфальту, Изместьев в этот момент снова вспомнил свое студенчество, лекции профессора Ищенко по акушерству и гинекологии.

В далеком девяностом профессор ставил на кафедру стул, бесцеремонно ступал на него своим ботинком. Студенты на первых рядах могли под брючиной легко узреть волосатую голень светилы родовспоможения. «Светило» тем временем невозмутимо облокачивалось о свое колено, держа в руке кюретку с петлей на конце. Именно этой крохотной «гильотине» и предстояло прервать зародившуюся жизнь в глубинах беременной матки.

— То варварство, коллеги, которое мы наблюдаем в астрономических количествах в наших абортариях, объясняется отнюдь не халатностью или незнанием, — велеречиво мурлыкал профессор, выписывая кюреткой различные геометрические фигуры в спертом воздухе аудитории. — Докторам хочется, чтоб надежно, улавливаете?

— Нет, а в чем варварство-то, — бесцеремонно «вклинивался» в стройную гармонию профессорского повествования с задних рядов известный двоечник Леша Лобков. — Я не понимаю: в чем варварство?

На парня тотчас начинали цыкать «опытные» однокурсницы: многие из них к пятому курсу успели познать это самое «варварство» на себе.

— Ваше счастье, что вы родились мужчиной, — снисходительно улыбался профессор, сложив седые усы скворечником. — Они просто выскабливают матку, коллеги, рискуя перфорировать ее. И при этом успокаивают бедняжек, лежащих перед ними в позе «ка-ка-ка», что это, дескать, их крест, который они обязаны нести по жизни. Для надежности, понимаете? А надо… надо-то всего…

При этих словах в аудитории устанавливалась гробовая тишина, словно после лекции все стройными рядами, так сказать, по комсомольским путевкам, направлялись в абортарии Страны Советов учить нерадивых гинекологов азам «нехитрого» дела. Всем было до слез жаль женщин, подвергавшихся подобной экзекуции.

Ищенко чувствовал интерес аудитории и, покряхтывая, деловито продолжал:

— Нужно-то всего, гм… Ощутить симптом перескока… Вспомним: что есть зародыш? Это как полип на ножке… Мы мягко зондируем матку…

Кюретка в его руке при этом выписывала в воздухе такое, что многие из девушек начинали ерзать на стульях.

— И вот, когда мы наткнемся на этот опеночек, — с неспешностью грибника с многолетним стажем продолжал Ищенко, — мы его легко сковырнем… Так, что женщина и не почувствует… Да, да…

— И в корзинку его, в корзинку, — юродствовал Лобков с задних рядов. Лекция заканчивалась всеобщим хохотом.

Оказавшись возле «тойоты», Изместьев глубоко вздохнул: прошли времена варварских «выскабливаний». Сейчас все качественно обезболивается, женщина ничего не чувствует. Спрашивается, как можно предотвратить это самое «необдуманное» вмешательство в ход истории? Действительно, решаясь на аборт, женщина меньше всего задумывается о том, кем мог бы стать этот не рожденный ею малыш…

Отвыкший от сантиментов, он, пожалуй, впервые за последние годы почувствовал нешуточный груз ответственности на своих плечах… Правда, не столько за будущее человечества, сколько за свое прошлое, в которое он всерьез надеялся переместиться в ближайшее время. И еще он поймал себя на мысли, что ему панически не хочется возвращаться домой.

С одной стороны, действовать следовало быстро, не мешкая. С другой — над городом сгущались сумерки, намекая как бы, что время какое-то еще есть… Что не все еще потеряно. С третьей — возможность «качественно» переночевать находилась сейчас перед ним, в черной «тойоте»…

Оказавшись в мягком кресле иномарки и без труда прочитав в глазах ее владелицы бездну ничем не прикрытого желания, доктор утвердился в мысли, что форсировать события не следует. Пока, во всяком случае.

— Что у нас дальше по программе? — хрипло поинтересовался он.

— Долгая дорога в дюнах, — выдохнула Люси, поворачивая ключ в гнезде зажигания. Выехав на проспект, она пояснила: — Дюнах хрустящих простыней и ароматных наволочек.

— Что, и такие бывают? — краснея от своей неосведомленности, поинтересовался Изместьев, после чего поспешил быстро «замять конфуз»: — А не заблудимся в дюнах-то?

— А служба спасения на что? — захихикала водительница так, что у доктора вдоль спины побежали мурашки. — Чип и Дейл придут на помощь, где бы мы ни заблудились.

Мощный мотор почти неслышно нес Аркадия по улицам вечернего города, ничуть не мешая то всплывать, то растворяться многочисленным мыслям в его голове.

Из каждой ситуации следовало «выжимать» максимум пользы. Еще не представляя, каким образом страждущая Люси может оказаться ему полезной, Изместьев интуитивно чувствовал, что поступает правильно. А интуиция его пока не подводила.

— Что будем пить? — в прозвучавшем вопросе доктор уловил экзаменационный оттенок. Отвечать следовало немедленно, иначе в зачетке появится «неуд», и стипендии тебе, докторишка, не видать в будущем семестре, как винтообразных серных пробок в своих ушах.

Оказывается, они уже несколько минут стояли возле супермаркета «Форман», и Люси тактично ждала, когда «академик» соизволит отвлечься от своих виртуальных умозаключений. У «академика» тем временем с языка так и норовила сорваться фраза дня: «А за чей счет этот банкет?» Но ему подумалось, что, выпустив ее наружу, он станет чересчур похож на одного из героев известной гайдаевской комедии.