Виктор Коклюшкин - Убойная реприза Страница 17

Вошла Настя, и по ее старательно-невиноватому взгляду я заподозрил. Выставив на стол чашки с кофе, удалилась. И я спросил:

– Откуда она у тебя?

– Так… Родственница дальняя… жены.

– А ведь это она заложила, – сказал я, вдруг четко понимая, что я прав. – Она настучала.

– Не-ет, ну что ты!..

– Она ведь его поклонница, – опять догадался я. – Он ведь в ее глазах настоящий мужчина, а мы – дерьмо.

Самое бы время вспомнить здесь тех, кто предавал, попечалиться, повздыхать о том, какой я хороший, а они – бяки. Но стоит ли ворошить прошлое, раздувать потухший костер и подкладывать в него свежие дрова? Нет, давненько уж я решил, что лучше быть преданным, чем предателем. Поэтому вспоминать не будем, задавим гадин-змей, что уже поползли из темных уголков памяти. Вроде все дыры заткнул, забил, зашпаклевал, а все-таки лезут, найдут щель и – любуйся на выплывающие из темноты лица, искаженные подлостью.

Подъехал и Икс Игрекович.

– Команда бунтует, – начал он с порога.

– Говорите тише, – поднес я палец к губам. – Тише… У Эдуарда Наумовича в офисе вражеский лазутчик.

– Штирлиц?

– Штирлица, – поправил я. – Вы можете ее увидеть, если приоткроете дверь.

– Нет, я в это не верю, – высказался не убежденно Эдик, научившийся в своей жизни не верить всем.

– Больше некому, – сказал я, глядя на кирпичную стену и вспоминая ту, застилавшую мне в детстве свет; дед выкрасил как-то ее белой краской, чтобы было посветлее, и стало будто в сумасшедшем доме. Тем более что квартира частенько напоминала буйное отделение. – Больше некому, – повторил я, – если, конечно, Эдуард Наумович не является двойным агентом? А что – два лучше, чем один, особенно в долларовом исчислении. И это в то время, когда мы с Икс Игрековичем рискуем своей жизнью! А человек с безупречной репутацией – Снегирев, был вынужден с нашими противниками пить водку и даже получил обидную кличку «Дед Щукарь», чем по наивности похваляется, навлекая на всех нас угрозу попасть, кроме уголовников, еще и под подозрение ментов! А они с такими, как Эдуард Наумович, церемониться не будут! Откуда, спросят, перстень на пальце? Откуда борода? Такая, скажут, бородка денег стоит, и не малых, а у вас зарплата…

– Не смешно! – обиделся Эдик. Некоторым скажи в глаза: вор – не обидятся, а скажи: ноги кривые – на всю жизнь запомнят!

– Отчего же, весьма забавно, – не согласился с Эдиком режиссер. – Только надо как-то из всего этого выходить. Выбираться из дерь… из болота. А как вы догадались, что с ним едут… ну эти?

– Не знаю, Гриша, если что – всегда к друзьям своим, браткам, обращался. А к кому еще?

– Заказчик удвоил оплату, – напомнил Эдуард. – Я ему обрисовал ситуацию…

– А ведь этот дурак… – вдруг понял я.

– Заказчик? – испугался Эдик.

– Этот дурак Д. думает, наверное, что его и впрямь на дуэль вызывают.

– Ну, разумеется, – сказал Икс Игрекович. – Что ж ему еще думать?!

Мне почему-то обманчиво представлялось, что если кошка играет с мышкой, то и мышка – играет с кошкой; что если мы резвимся, то и Д. должно быть весело.

– Интересно, что ему сообщила Штирлица? – я вопросительно посмотрел на Эдика.

Он посмотрел на Икс Игрековича, затем выглянул за дверь и поманил Настю, приветливо и глупо улыбаясь – так неумелые собачники подзывают своих непослушных собачек. А когда та вошла, спросил с въедливой ласковостью:

– Ты кому-нибудь что-нибудь говорила?

– Ну-у… – Настя отвела взгляд в сторону. – Ну… а что?

– Идиотка! Что ты ему сказала?! – заорал Эдик, и сразу стало ясно, что она не родственница жены, а в какой-то степени ее соперница. Если, конечно, жена Эдика вообще с кем-нибудь соперничает. Встречаются такие дамы – отпускают мужика погулять, как командир солдата в увольнение.

Но чтоб в срок вернулся! И дальше честно служил Родине.

– Я отправила эсэмэску…

– Какую?! – орал Эдик, нарушая конфиденциальность предприятия, поскольку в соседней комнате находились две женщины, что-то там делающие и периодически выходящие на улицу покурить. Курили они молча, поддерживая левой рукой локоть правой и глядя как-то задумчиво-обреченно. А напротив – трудился мужик, который даже в туалет ходил оглядываясь.

– Какую эсэмэску? – спросил и Икс Игрекович. – Вы не волнуйтесь, нам просто интересно?

– Чтобы он не ездил, что его обманут…

– Это ничего, – понял Икс Игрекович. – Он подумал, что его кинут на деньги, а братва поехала поддержать, это ничего… – взял чашку остывшего кофе. – Тут яду, надеюсь, нет?

– Ну вот еще! – зарделась Настя.

– Что теперь с тобой делать? – спросил ее Эдик.

– Убить, – сказал я.

Икс Игрекович неодобрительно покосился, а Эдик не унимался – его прям корежило всего.

– Ну, скажи, зачем ты ему послала эсэмэску? Он что – твой друг-приятель? А может – жених? Ты хочешь выйти за него замуж и вылететь отсюда ко всем чертям?! Ты головой-то своей, башкой-то своей пустой, подумала, прежде чем брать в руку мобильник, который я тебе купил?! Ты хоть на секунду представила, как это могло отразиться на мне?!

Было видно, что он более ревнует, нежели печется о деле.

– Оставь ее, – сказал Икс Игрекович, видимо, ранее знавший об их связи. – Пусть идет работает.

– Ну, все-таки объясни, – не мог успокоиться Эдик, – он что тебе: руку, сердце предлагал, что ты такую смелость проявила?

– Ну просто он такой… – объяснила Настя, – всегда вообще… И одевается тоже. Ему идет белый цвет…

– Дура! – определил Эдик. – Дура, иди на место, я потом…

– Он потом вас убьет, – добавил я. – Сейчас у него нет времени.

Настя ушла в полной уверенности, что она права, а мы – жалкие завистники. Минуты три молчали. Эдик остывал и никак не мог остыть – дергал головой, саркастически хмыкал. Режиссер кручинился о чем-то своем, бездумно поднимал чашку с остывшим кофе и ставил обратно.

– А может быть, не она, а кто-то другой? Кто посильнее нас, отводит от этого шустряка все каверзы? – предположил я. – Есть такие люди, вроде дурак дураком, а брось в него кирпич – пролетит мимо, да еще угодит хорошему человеку по носу.

– Бывает, – согласился Икс Игрекович. – Я, судя по всему, из тех, кому по носу…

Эдик смотрел глазами сенбернара – большими красными и печальными.

– Икс Игрекович, а давайте бросим все и сделаем спектакль! – предложил я. – Я напишу пьесу, вы поставите.

– А вот этого не надо, мы еще здесь с этим Д. не закончили! – встрепенулся Эдуард.

– Хороший может получится спектакль, – продолжал я. – Название сделаем в классическом стиле: Евгений Онегин, Анна Каренина, Егор Булычев… а мы назовем: Эдуард Наумович!

– Ну, понесло… – махнул рукой Эдик.

– Идея сама по себе не плоха, – одобрил режиссер, – только кто ж пойдет смотреть? Спектакль – продукт, и производитель продукта должен ориентироваться на покупателя, а те, у кого нынче деньги, то есть – потенциальные покупатели, вряд ли заинтересуются жизнеописанием Эдуарда Наумовича.

– Ну, это смотря как подать! – возразил я. – Представьте, открывается занавес, а там Эдик и…

– Ну, хватит вам! – напыжился хозяин кабинетика. – Давайте по делу!

По делу… Что бы я ни делал – ничего сразу не получалось! В «Советском писателе» отдали рукопись книги на рецензию Мануилу Семенову – главному редактору «Крокодила», – он отверг, вдоволь потоптавшись на рассказе, ранее напечатанном в… «Крокодиле». Стал лауреатом Всесоюзного конкурса – включили в тематический план издательства «Искусство» – три года ждать. И тоже: мало двух рецензий – на третью отдали! И при мне же входит в кабинет человечек, приносит рукопись, и ему, льстиво улыбаясь, выискивают в графике, что к стене пришпилен, местечко, лазеечку, где ему удобнее вклиниться. Потому что он – родственник литературного начальника.

Кому-то все на тарелочке с голубой каемочкой, а тут – всю жизнь с алюминиевой миской, да в длинной очереди!

– Ну, так что будем делать? – подал голос Икс Игрекович.

– Все ждут новую книгу Пауло Коэльо, – сказал я. – Будем и мы ждать.

– Какую Поэлью? – не понял Эдик.

– На Большой Бронной реклама, у литинститута: «Все ждут новую книгу Пауло Коэльо», значит, и мы должны ждать.

– Ну, о чем ты думаешь, Вить?

– Наумыч, я думаю: если есть Большая Бронная и Малая, почему нету Средней?

Помолчали. Эдик укоризненно, Икс Игрекович – устало, я – прислушиваясь. За дверью Настя щебетала по телефону, уча кого-то жизни: «Ну, разве так можно?! – говорила она. – Ты должна себя поставить! Сейчас иначе нельзя!»

– Ну, так что будем делать? – повторил Икс Игрекович.

– Предлагаю пожать руки и – разбежаться. И видеть впоследствии друг друга только по телевизору.

– Тебя-то мы увидим в юмористических передачах, – сказал Эдик, – а ты нас?

– В криминальных, в криминальных… вы ведь не откажетесь! Вы, я вижу, решили торить дорожку прямиком на кладбище! Вероятно, вас манит небытие. Влекет тайна: есть ли жизнь после смерти! Вы же!..