Феликс Сарнов - Кошки говорят Мяу Страница 17

(желтые глаза… Язычки пламени от свечки, конечно, но…)

он просто… Просто присутствовал…

— Если женский голос, сделай вид, что номером ошиблась, — услыхала я его негромкий, словно мурлыкающий голос и машинально кивнула, но…

Меня занимала сейчас другая мысль: цифры на синей пачке написаны синей ручкой, они почти сливаются с фоном, и при этом тусклом свете… Я не могу, не должна так хорошо их видеть, почему же я вижу?

Я подняла взгляд и встретилась с его глазами. Странно, они показались мне круглыми,

(у него же совсем не круглые… Что за черт…)

и я почувствовала… Нет, я знала, что они сейчас тоже так видят — как-то необычно, ненормально, не… И я чувствовала, что он тоже понимает это и так же, как я, не понимает…

— Ладно, — пробормотала я, сунула пачку сигарет в свою сумочку и… Хотела было потянуться и чмокнуть его — просто так, на прощанье, — но… Почему-то его немигающие глаза

(круглые глаза…)

не дали, не… Словно не подпустили к себе. И я просто кивнула, распахнула входную дверь и вышла на лестничную клетку. Дверь за мной захлопнулась — язычок замка лязгнул негромко, но твердо, как-то окончательно отделив меня от… Словно поставив барьер между мной и…

И чем, спрашивала я себя, легко спускаясь пешком по лестнице. Как-то очень легко — я чувствовала себя легкой, словно воздушный шарик. Между мной и чем, продолжала я пытать себя, садясь в свою тачку и включая зажигание. В боковое стекло с моей стороны постучали. Я нажала на кнопку, стекло сползло вниз и в окошке появилось встревоженная физиономия хозяйки.

— Слушай, мы здорово поддали, как ты поедешь? Может, я вызову такси, а? Ведь кругом гаишники и…

Я усмехнулась, покачала головой и резко тронулась с места. Мне не стоило беспокоиться о гаишниках. И даже не потому что «зелени» в моей сумочке хватило бы на откуп если и не всего столичного ГАИ, то по крайней мере, половины… С номерами моей тачки мне не надо было беспокоиться ни о ментах, ни об этой… как ее там… братве. Демократия, блядь, она на то и есть демократия… Блядь.

Между мной и чем захлопнулась дверь? Почему мне так легко, словно я от чего-то… Ну, да, я классно кончала в этой чертовой ванной, с этим чертовым… С его чертовыми руками! Но тут и еще что-то. С меня словно скинули, сняли, убрали… Что? Твою мать, от чего же я избавилась, что на мне было, а теперь — нет? Что…

И только уже недалеко от дома резко тормознув на светофоре, но не от внезапно включившегося «красного», а от вынырнувших откуда-то на встречной полосе желтых

(наверно, противотуманные… Нарочно, пидор, включил!..)

фар, я поняла, от чего избавилась. Поняла, что с меня сняли, что на мне было,

(и давило… Господи, твою мать, как же давило!..)

а теперь — нет.

Разворачивающие меня из стороны в сторону, жесткие и холодные ладони Седого. Не грубые, не потные, но отвратительно жесткие. И отвратительно липкие, словно их чем-то намазали — чем-то таким, что остается потом на теле навсегда вместе с самими ладонями, как… Как вечное клеймо, как какая-то…

Так вот, этого — больше не было. И не захлопнувшийся язычок входной двери поставил между мной и этим жесткий барьер, а руки… Странные, удивительные, знающие руки Кота — знающие, где, как и сколько… Даже не чувственные, а чувствующие и дающие — легко, просто, даже равнодушно. Да, руки и, может быть, еще — как довесок, как нечто, сопутствующее, — глаза… Вдруг становящиеся то желтыми,

(отблеск пламени свечек…)

то круглыми, и все время, несмотря на их цвет, остающиеся холодными. Как же это можно — давать тепло и уют и… быть такими холодными? Кто вообще может быть одновременно равнодушным и теплым, чужим и уютным, холодным и близким?

Заезжая на нашу стоянку перед домом, я вдруг громко хихикнула (весь день, начиная с расколотой тарелки меня преследовала это глупое хихиканье) — мне пришла в голову забавная мысль: кто-кто? Ну, конечно, кот — только не этот, кого я мысленно наградила этой кликухой, а… Нормальный, всамделишный кот, с его круглыми желтыми глазами и мягкими нежными лапками, только… Всамделишный кот никак не сможет заставить тебя кончать — на это его лапки не годятся, там, внутри, в подушечках его лап таятся такие когти, что…

Продолжая хихикать от этих дурацких мыслей, я грамотно припарковалась на своем месте и… Сладко потянулась. Мне было жутко хорошо. Просто сладко. Потому что серди всех дурацких полупьяных мыслей одна была ясная, трезвая и верная — насчет ладоней Седого и рук Кота. И потому что в моей сумочке лежала пачка сигарет с нацарапанным на ней

(почти незаметно… Синей ручкой на синем фоне…)

номером телефона.

Если женский голос, сделай вид, что ошиблась номером… Сделаем, котик, не беспокойся — мы тоже ученые. Этой «химии» мы тоже обучены.

14

Я позвонила ему через неделю.

Муж рано утром отвалил по каким-то бизнес-делам в северную столицу, я покрутилась было в кухне, изображая для поблядушки Таньки въедливую хозяйку, а потом мне это надоело (и ей тоже), я убралась в спальню, потрепалась через океан с дочкой и… Звякнула Хорьку.

Он сразу изъявил полную готовность, мы договорились, что я подхвачу его через часик на Масловке и мы смотаемся на дачку. За пол часа я как следует намарафетилась в ванной

(зачем?.. Все равно все сотрется, но… Хорек все-таки моложе, и хочется выглядеть на его уровне — рядом с ним… и под ним… и над ним…)

и, распрощавшись с Танькой отбыла. Та проводила меня вежливо-равнодушным взглядом, в котором промелькнули завистливые искорки (наверняка стучит мужу, сволочь), и с преувеличенным рвением принялась возиться с пылесосом, давая понять, что у молодых трудолюбивых домработниц нет времени на пустую болтовню с блядями-хозяйками. Хорошо стоишь, подумала я, кидая последний взгляд на ее оттопыренную попку, еле прикрытую задравшимся халатиком, и наверное, хорошо подмахиваешь моему, но… все-таки ножки-то вон гнуться в коленках, а я легко могу так, не сгибая, а ведь я много тебя старше…

Через час с небольшим мы с Хорьком уже въезжали на огромный участок…

Он как всегда был недоволен, что я не везу его на настоящую дачу, то есть виллу, фазенду, или как там ее назвать, словом, в наш огромный роскошный домище, но… Я никогда никого туда не возила — по молчаливому, негласному, никогда не оговоренному уговору с мужем это был наш дом. Точно так же, как и с квартирой, хотя… С квартирой-то этот уговор, случалось, нарушался и с моей, и наверняка, с его стороны, а вот с домом… Вряд ли. То есть, с его стороны — вряд ли, а с моей-то точно нет. Я знала, что Хорьку очень хочется трахнуть меня там, почувствовать себя хоть на короткое время настоящим хозяином, но… Перебьется. Потому что здесь он получает удовольствие от меня и только от меня, а там он сможет упиваться и кое-чем другим. Сможет? Да, и сможет, и будет — уж я-то его знаю, — и потому хрен ему с маслом!

Махнув рукой старику-сторожу,

(бывший полковник, а ныне давно отставничок… В жизни не осмелится настучать хозяину, хотя и боготворит его, и боится, но… Меня тоже боится, и еще… С какой-то странной симпатией ко мне, а у меня… Тоже какое-то странное — и жалость, и симпатия, и еще что-то…)

Я не стала загонять тачку в гараж, бросила ее прямо посреди участка и молча потащила Хорька прямо в дом, на второй этаж, в одну из двух маленьких комнат, примыкающих к большой зале с камином, прямо в койку — разложенный «книжкой» польский диван. Я даже поленилась стелить как следует постель, так завелась, пока ехали, — просто накинула простыню…

Через час я лежала на спине, уставясь в потолок, и старалась понять, чего мне хочется и что вообще со мной происходит. Чего мне хочется, я поняла довольно быстро — мне хотелось уехать отсюда. Да-да, встать, одеться и поехать домой, причем, стараясь не смотреть на Хорька, не разговаривать с ним, вообще забыть о его присутствии, пока он, мать его, будет присутствовать рядом. Итак… стало быть я поняла еще, и чего мне не хочется — мне не хотелось больше трахаться с Хорьком, во всяком случае, сегодня, здесь и сейчас. Но вот со вторым вопросом… Второй вопрос — что со мной происходит, — ставил меня в тупик.