Дмитрий Каралис - Чикагский блюз Страница 17

Космонавт ловко сел на указанное место, Катька со светской улыбкой кивнула ему, слегка подвинулась, дядя Жора поднял пустой бокал, три раза звонко ударил по нему ножом, и я включил фонтан. Сидящие спиной к дому обернулись. Тонкая, как шпага, струя с шелестом застыла в теплом воздухе. Все зааплодировали. Катька била в ладоши особенно радостно – сидящий рядом красавец космонавт оказался на полголовы выше ее.

– Итак! – Дядя Жора поднял руку, и аплодисменты стихли. – Праздничный обед, посвященный девяностолетию братьев Банниковых, считается открытым!

– Ура! Ура! Ура! – явно сговорившись заранее, дружно прокричали физики; их компания сидела за правым крылом стола и узнавалась по очкам и бородам.

– Славься, славься, славься, банниковский род! – не менее дружно ответило им левое крыло, где сидели моряки и военные.

Все засмеялись. Братья обнялись и похлопали друг друга по спинам, как бы поздравляя себя с общей суммой прожитых лет.

Я сел на свое место справа от Алексея и почувствовал легкий озноб – до чего же хорошая у нас семья! До чего же хороши улыбающиеся отец с дядей Жорой – в одинаковых белых рубашках, с одинаковыми галстуками! Сколько друзей собралось, чтобы поздравить их с юбилеем! Еще и космонавт, оценивший мужскую взаимовыручку. Кто для него дядя Жора – ну подумаешь, человек, который подсадил его в свою машину, когда за ним, заплетаясь пьяными ногами, бежали какие-то гопники. Он бы от них и так ушел! Но человек оценил широту дяди-Жориной души, принял его приглашение и пришел с двумя гигантскими букетами, чтобы поздравить его и брата-близнеца с днем рождения. Жалко, что завтра он уезжает в Москву, хороший дядечка.

Отец сел, а дядя Жора остался стоять во главе П-образного стола и вновь постучал ножом по бокалу – на этот раз отрывисто и часто, как в корабельный колокол.

Краем глаза я видел, как Алексей осторожно, чтобы не звенеть посудой, накладывает Катьке в тарелку овощной салат и селедку под шубой. Вот он тронул рукой бутылку «Алазанской долины», и Катька кивнула.

За столом стало тихо, лишь чечеточник дядя Гена, оказавшийся среди физиков, что-то ворчал на ухо своей приехавшей поутру супруге.

– Итак! – провозгласил дядя Жора с самым серьезным лицом. – Пользуясь правом перворожденного, прошу выпить первый бокал за нас с братом! За наши девяносто! Без всяких добавлений и комментариев! За нас!

Гости на редкость послушно чокнулись, не пытаясь довесить к лаконичному тосту свои мудрые добавления, и я заметил, что в бокале Алексея играет пузырьками минеральная вода.

– Три минуты на закуску! – голосом диктатора объявил дядя Жора, поставив пустой бокал и взглянув на часы. – Затем…

Дядя Саша рассмеялся и хотел что-то сказать, но дядька остановил его властным движением руки:

– Гуревич, подожди!.. Первым выступит мой зам – хохол Саенко, потом я дам слово главному татарину Рахимову, а потом уже ты скажешь теплые слова от лица всех сибирских евреев. Представителей других национальностей и профессиональных кланов прошу заранее подавать заявки моему племяннику и флаг-секретарю Кириллу. Вот он сидит справа и втихаря пьет водочку.

Это была милая неправда: все видели, что я, как и Катька, лишь пригубил бокал с «Алазанской долиной». На мне были угли для шашлыков и работа с фонтаном.

Я сделал вид, что оглядываюсь, и засек на лице космонавта добродушную улыбку – смелость дяди-Жориной реплики о порядке выступлений явно пришлась ему по вкусу. Он ел салат «оливье» с помощью ножа и вилки и ровно держал спину. Вот она, школа советской космонавтики!

Я видел, как мать с отцом перешептываются и внимательно поглядывают в нашу сторону. Тетя Зина посылала Катьке улыбки: «Все хорошо, доченька! Только не горбись!»

– Слева от вас моя двоюродная сестра Катя. – Я чуть наклонился к космонавту. – Учится в медицинском…

– Это хорошо, – кивнул космонавт и повернулся в сторону Катьки. – Медики нам нужны, как никогда.

– Кому это «вам»? – дожевав, спросила Катька.

– Стране, обществу. Медицинская наука делает сейчас огромные успехи… Меня, кстати, зовут Алексей, – запоздало представился космонавт.

– А мы слышали, – весело сказала Катька. – И сразу запомнили.

Три минуты, отведенные на закуску, истекли, и с бокалом в руке поднялся грузный заместитель дяди Жоры – Саенко.

Дядя Жора заливисто свистнул в два пальца, требуя тишины и внимания, и позвякивание приборов уступило место шороху фонтанной струи. Стало почти тихо.

– Шо могуть сказать хохлы этим двум гарным хлопцам? – дурачась, начал Саенко и вытянул из-под стола красивую коробку, перевязанную ленточкой. – Да тильки то, як они их дуже любять! – Его круглое лицо с кустистыми бровями расплылось в улыбке. – И шоб уси знали, як хохлы их любять, они дарять им футбольный мяч ленинградского «Зениту» с автографами игроков основного составу! «Зенит», знамо дело, не кыивское «Дынамо», и потому в коробочке я сховав… Сами побачите!

Коробка поплыла к отцу с дядей Жорой, и космонавт поправил узел галстука:

– Я болею за «Спартак»… – Он налил себе в рюмку минералки и выпил вместе со всеми. – Но «Зенит» тоже ничего, старается.

Отец с улыбкой вылез из-за стола и отнес коробку на ковер рядом с палаткой.

Дядя Вася Рахимов, старинный друг отца, тоже попытался коверкать слова – на татарский манер: «твоя моя уважает», но рассмеялся, махнул рукой и продолжил тост по-русски. Он вручил отцу и дяде Жоре две коробочки с часами, чтобы братья всегда жили в дружбе и в едином времени.

Гуревич сказал, что сибирские евреи в его лице всегда помнили и будут помнить гостеприимный дом Банниковых, ценили и будут ценить помощь и доброту, исходящую от Ленинграда, и никогда не забудут таежных невзгод, перенесенных вместе. Подарки – дядя Саша загадочно похлопал себя по внутреннему карману пиджака – он вручит братьям позже.

– Так он кто – геолог или ученый? – тихо спросил Алексей.

– Был геологом, а сейчас ученый.

Я извинился и пошел проверить насос в колодце. Отец подманил меня взглядом:

– Наверное, пора угли готовить. Как тебе Алексей?

– Нормально, – сказал я. – Хороший дядечка. Только молчун.

– А что ты хочешь? – пожал плечами отец. – Такая работа…

Гости пьянели медленно, расчетливо, оставляя силы для нескончаемой вереницы тостов и вечерних посиделок, – я знал эту манеру компании отца и дяди Жоры: многие половинили стопки или чуть пригубливали водку, предпочитая веселый разговор и шутки мрачноватому отупению.

Я разжег мангал в дальнем конце участка, и потянуло сладковатым ольховым дымом. Насос я выключил – зудящая шпага фонтана мгновенно убралась в ствол ракеты.

Подарков на ковре возле палатки прибавлялось. Сверточки с бантиками, коробочки и коробки, красивые пакеты, очевидно с рубашками, – все это манило воображение, их хотелось скорее открыть, развернуть, глянуть, чем одарили юбиляров.

Мой подарок еще лежал в доме на шкафу, и я ждал, когда дядя Жора предоставит слово детям. А он предоставит, не забудет. Я только побаивался, что мой подарок не оценят, сочтут делом обыденным, семейным, и потому немного волновался. Даже мама не знала, что я хочу подарить отцу и дяде Жоре…

Несколько крепких дядек, сидевших за военно-морским крылом стола, подарили дяде Жоре картину – подводная лодка в свинцовых водах северной бухты, а отцу – контур парусника из соломки на синем бархате под стеклом.

Расписной винный бочонок с краником был подарен на двоих, чтобы за добрым напитком и дальше спорить, какая физика важнее – прикладная или фундаментальная.

Подарили два рога в серебряной оправе, два сувенирных кортика, почти как настоящие, два морских компаса с гравировкой на желтых табличках… Два огромных сомбреро, которые братья тут же надели и, раздвинувшись, чтобы не цепляться полями, пропели: «В бананово-лимонном Сингапуре…»

– Так, – сказал дядя Жора, оглядываясь на дымящий у забора мангал. – Приготовиться детям юбиляров! Где эти чертенята?

Я принес завернутые в бумагу коробочки. Катька сунула руку под стол и нащупала свой мешок. Она дарила именные рубашки с короткими рукавами, на карманах которых шелковой ниткой вышила инициалы отца и дяди Жоры – чтобы не путали соседи и просто для красоты.

Катька пожелала юбилярам так же дружно и весело справить совместное столетие и продемонстрировала вышивку на карманах. Ей поаплодировали и пожелали продолжить традицию банниковской семьи – родить внуков-двойняшек. Катька закраснелась.

– Вы, оказывается, мастерица, – похвалил космонавт, доливая Катьке вина.

Дядя Жора поднял меня. Я встал, робея, с бокалом.

– Папа, – сказал я, – дядя Жора! Глядя на вас, я всегда завидовал и огорчался, что у меня нет брата-близнеца. – Я поставил бокал и взял со стола коробочки, оклеенные черным дерматином. – Я хочу подарить вам фотографии вашего детства!