Андрей Бондаренко - Желтая роза в её волосах Страница 17

Приблизительно через час из-за очередного тороса показываются трое мужиков. Обычные мужики, только сиреневые, опять же. До них метров двести с небольшим, идут впереди нас в том же направлении. Вдруг, у путников пропадают головы, плечи, а через минуту одни только ноги бредут куда-то, потом – никого уже нет впереди, исчезли совсем.

В небе, прямо над нашими головами, медленно и совершенно бесшумно проплывает сиреневый самолёт – гигантский кукурузник. За штурвалом – сиреневый лётчик, улыбается, машет нам рукой, сволочь.

Конец Света какой-то. Бред пьяного телёнка в чукотской тундре, на исходе Полярной ночи…

Неожиданно всё прекращается – сиреневые облака ушли куда-то, оптический обман прервался. Надолго ли? Впереди, уже совсем недалеко, наблюдается берег с маяком, позади – трое давешних мужиков безголовых, но сейчас – с головами. Догоняют нас постепенно.

– Видали? – восторженно орет идущий первым молодой краснощёкий здоровяк в овчинном тулупе. – Миражи-то в этом году какие! Блеск и полный отпад! Сахара знаменитая, к такой-то матери, отдыхает…. Вас, ребята, кстати, сперва шестнадцать было, потом – восемь, четыре, а теперь – двое. Вы-то, хоть, настоящие?

– Да, вы сами – минут десять назад – без голов вовсе разгуливали, что тот всадник в пампасах, – парирует Гарик.

Дальше идём вместе.

– Там, у берега, что-то неладно, – говорит один из новых знакомых.

Действительно, впереди толпа народу, все бегают туда-сюда, руками бестолково размахивают.

Подходим, так и есть – сбылись худшие ожидания. Не просто так ночью ветер бушевал – оторвало-таки лёд от берегового припая, между нашей льдиной и береговым льдом образовалась трещина нешуточная. Метров двадцать-тридцать уже будет и расширяется прямо на глазах.

На льдине скопилось примерно двести пятьдесят незадачливых рыболовов. От маяка подходит небольшая лодка – человек пять вместить сможет, да и то, если без рюкзаков и рыбацких ящиков.

Среди толпы начинаются жаркие споры и серьёзные разногласия. Мол, а кому первому спасаться? В воздухе повисает матерная ругань, отчётливо пахнет дракой. Никто не хочет пойманную рыбу и рюкзаки оставлять на льду. А тут ещё Гарик куда-то подевался…

Ага, вот, и он – отошёл метров на сто семьдесят в сторону, лунку пробурил и – как ни в чём не бывало – рыбку ловит, да ещё и рукой мне машет, мол, греби сюда, клюёт.

Подхожу, сверлюсь рядом, опускаю в лунку мормышку.

– Понимаешь, – говорит Гарик, – тут всё достаточно просто, только надо быть внимательным…. Ветер-то у нас – восточный? Восточный, да и крепчает понемногу. А вон, видишь, в двух километрах – мыс Морье? Нашу льдину скоро к мысу прибьёт, а там мелко – переберёмся на берег без особых проблем. Я в прошлом году по этому маршруту уже два раза выбирался…. А на берегу рыбачков, спасённых лодкой, милиция, наверняка, встретит, штраф выпишет. Да, штраф-то ерунда. А, вот, бумага в институт придёт – опять отмывайся, доказывай – в очередной раз – что являешься белым и пушистым, воспитанным в духе борьбы за светлые коммунистические идеалы. Так что, братец, сиди, рыбачь, тут места корюшковые…

И, действительно, пока до мыса дрейфовали, корюшкой ещё разжились – для полного ассортимента.

Прибило льдину к берегу, метровые торосы на месте стыковки подниматься стали. Народ туда и ломанулся дружно, а Гарик сидит себе, дальше рыбачит и – при этом – разглагольствует:

– До чего же народ у нас глупый, легкомысленный и нетерпеливый. Сейчас торосы ещё не устоялись, полезешь через них – обязательно провалишься, а глубина там – метра полтора. Так что, двинемся к берегу только часа через полтора. За это время торошение окончательно прекратится, льдины друг к другу притрутся – пройдём, как посуху.

Так всё дальше и случилось, впрочем, ноги и так мокрыми уже были. Перебрались мы на мыс, а там костры жаркие вовсю горят – это торопыги несчастные сушатся, до станции-то ещё километров семь с половиной чапать…

Приехал я домой. Бабушка обрадовалась – в кои-то веки внук приличной рыбы домой принёс. А потом, глядя, как я безрезультатно пытаюсь валенки с ног стащить, говорит:

– Ничего у тебя, внучок, не получится. Уж, поверь мне. В войну-то я на лесных заготовках работала – знаю, что почём. Если валенок мокрый на ноге часов десять посидит – ни за что потом его не снять, срезать надо.

Жалко валенок, практически новые были. Промучился я ещё минут двадцать-тридцать, да и сдался – срезала их бабушка, к следующему зимнему сезону новые пришлось покупать.

Рыбачил я потом на Ладоге – по последнему льду – неоднократно. Но миражей таких никогда больше видеть не доводилось. Только, вот, снятся они иногда, особенно – кукурузник сиреневый, огромный. Как, впрочем, и другие сны – о событиях юности ушедшей…

Чукотский вариант

Иногда со Временем (как с философской субстанцией), происходят странные метаморфозы.

Бывает, только Новый год встретили, а уже декабрь снова стучится в двери. И не произошло – за рассматриваемый период – ровным счётом ничего…

Бывает – всё наоборот. Столько всего случилось – думаешь, года два прошло, не иначе. А посмотришь на календарь – ёлы-палы, и двух месяцев не набежало! Странная штука – Время…

Из Певека вертолёт полетел строго на восток и минут через пятьдесят успешно приземлился в посёлке Апрельский, где располагался одноимённый прииск и – одноимённая же – геолого-разведывательная партия.

Посёлок вызывал уважение. Встречались, конечно же, и разномастные потрёпанные бараки (куда же без них?), но имелись и современные пятиэтажки, и типовая – совсем, как в крупных городах – школа, и два детских садика.

Практиканты даже немного расстроились – больно уж цивилизовано было вокруг, совсем не того ожидали. Впрочем, вдоволь поудивляться не удалось, уже с утра надо было выходить на работу.

Банкин, Толстый и Михась, получив спецовки и брезентовые рукавицы, отбыли на объекты. Сергея же Вырвиглаз отвёз в расположение полевого отряда, отъезжавшего на участок «Жаркий». Скучно и обыденно представил будущим коллегам, после чего подвёл к невзрачному мужичку.

– Вот, это, Серёга, и есть твой прямой начальник, – закуривая, сообщил Вырвиглаз. – Он же – наставник и учитель. Он же – бурильщик шестого разряда Саганбариев Александр Николаевич. Для простоты – Шура Киргиз, или же – ещё короче – Шурик…. А ты при нём будешь «помощником бурильщика», разряда пока только четвёртого. Но, если заслужишь, то обязательно повысим. Не вопрос. Ты, братец, Киргиза слушайся, он лишнего не посоветует, а полезному чему – непременно научит…

Шурик ростом был сантиметра на три-четыре ниже Серого, но гораздо плотней и шире в плечах, а глаза – узкие-узкие, куда там японцам. Выглядел Саганбариев лет на тридцать пять, но, как выяснилось позже, ему было уже за пятьдесят, даже внуки имелись. А по национальности Шурик оказался вовсе и не киргизом, а чистокровным бурятом из горной Тувы.

– Ничего, Серёжа, прорвёмся! – добродушно улыбнулся новый мастер-наставник, демонстрируя редкие, тёмно-жёлтые зубы. – Всё хорошо, однако, будет. Всему научим, всё покажем. Поработаем – денег заработаем. Доволен останешься, однако. Устанешь только очень сильно. Но это ничего. Отдохнёшь потом, однако…

После обеда Серый и Шурик поехали на базу за разными железяками, алмазными буровыми коронками, план-нарядами и другими нужными бумагами. Первым делом, зашли в неприметный подъезд такого же неприметного здания. На втором этаже обнаружилась массивная железная дверь с крошечной, но доходчивой табличкой: – «Первый отдел». За дверью они выслушали долгий и нудный инструктаж, подписали ворох разных документов, то есть, получили допуск для работы на секретном объекте, после чего отправились на склад.

– Повезло, однако, тебе, – известил Шурик. – Сразу попал на «Жаркий». Это такое место, однако…

Из разговора выяснилось, что везенье Серого было сугубо относительным. На Центральном участке буровые бригады работали по нормальному графику: трое суток – двенадцать часов через двенадцать – трудились, а потом трое суток отдыхали. На «Жарком» же тупо вкалывали – двенадцать часов через двенадцать – без выходных все полтора месяца, отведённые на заездку. А, что денег больше заработаешь, то это ещё и не факт: не выполнишь план, пусть и по самым уважительным причинам, всё равно заплатят только голый тариф…. Короче говоря, «Жаркий» являлся – по сути – местной ссылкой-каторгой, куда отправляли «на перековку» всех провинившихся и недоделанных. И ещё таких, как Шурик, безропотных и тихих нацменов. Боятся они всего. Вдруг, начальник зуб заимеет, да и выгонит с Чукотки на Большую землю, то есть, в Туву? Там больших денег не платят, а у Шурика домочадцев – на шее сидит – штук двадцать. Как и чем их кормить? Поэтому Александр Саганбариев – по первому начальственному свистку – готов на всё, всегда и везде…