Эйсукэ Накадзоно - СВИНЕЦ В ПЛАМЕНИ Страница 17

Он направился в третью камеру. Не успел он переступить порог, как его тотчас же тесным кольцом окружили человек десять полуобнажённых, обливавшихся потом китайцев.

Они молчали как немые. Лишь у самых его ног слышался чей-то стон. Куросима посмотрел на пол и увидел двоих вцепившихся друг в друга. Они пыхтели и рычали, словно звери. Один подмял другого, и лежавший внизу, видно, уже совсем обессилел. Глаза его, глядевшие из-под каски, застыли, как у мертвеца. Это был надзиратель Соратани. Верхом на нём сидел обнажённый до пояса Омура. Своей широкой, как тарелка, ладонью он так зажал надзирателю нос и рот, что тот едва дышал. Чувствовалось, что у Омуры нет желания продолжал, борьбу, и, по-видимому, он зажимал рот Соратани только с единственной целью: не давать ему больше ругаться. Соратани не в состоянии был позвать на помощь, он лишь безуспешно дёргал руками и ногами, стараясь сбросить Омуру.

Нужно было обладать недюжинной силой, чтобы так припечатать к полу человека, имевшего первый разряд по дзюдо. Картина была совершенно обратная той, которую Куросима наблюдал, когда надзиратель истязал Омуру. «Да ведь так он может и убить его», — вздрогнув от ужаса, подумал Куросима.

— Брось сейчас же, — крикнул он, — не смей! Сейчас же прекрати, Омура!

Куросима кинулся сзади к Омуре, желая предотвратить несчастье. Но к нему тотчас подскочили китайцы и оттащили.

— Чэнь! — закричал тогда Куросима, оглядывая лица обступивших его китайцев. — Что это всё значит? Это что — забастовка?

Лица китайцев словно окаменели. Чёрные от грязи и мокрые от пота, они блестели, будто вымазанные маслом. Наконец, вторя ветру, завывавшему на дворе, раздался тонкий, высокий голос:

— Я… не могу их удержать.

— Почему, Чэнь Дун-и?

— Когда Омура вернулся сегодня от доктора, Соратани-сан опять избил его у себя в будке. Поэтому, когда вы давеча приходили, у него болела голова и он не мог встать. Он бредил и всё говорил про какое-то мыло.

— Вот оно что, — произнёс Куросима и тут же подумал: «К этому времени Соратани, наверное, уже взял со склада тот кусок и, пользуясь им как вещественным доказательством, хотел побоями выколотить у Омуры тайну».

— Сейчас мы, — продолжал Чэнь, — заодно с нижним этажом начали забастовку. Соратани-сан пришёл к нам и начал угрожать. Соратани-сан всегда над нами издевается, и мы подумали, что он хочет всех нас прикончить. Омура больше всех разозлился, и вот…

— Омура подумал, что его снова хотят избить?

— Омура действовал за всех как наш представитель.

— Как представитель?! — гневно закричал Куросима, пытаясь вырваться из державших его рук. Но его только крепче зажали. — Теперь я всё понял! — кричал он. — Сегодня днём вы устроили собрание, чтобы обсудить свой коварный план. Хитрецы! Вы решили использовать Омуру в своих целях.

Чэнь признался, что они попользовались передачей, полученной Омурой. Но это была пустяковая вина. Признавшись в этом, он скрыл другую, более серьёзную тайну. «Ловко они меня провели» — подумал Куросима.

— Нет, мы не собирались его использовать, — печально покачал головой Чэнь. — Мы хотели только помочь ему. Только помочь.

— Брось ты выкручиваться! — сказал Куросима, однако уже довольно мягко. Хотя ответ Чэня и был похож на увёртку, но в нём чувствовалась и правда. Видно, в суматохе забастовки они хотели расправиться с жестоким надзирателем.

Но Фукуо Омура невольно может стать убийцей. Как же не допустить этого? Вот о чём думал сейчас Куросима.

— Чэнь! — обратился он к старосте. — Ты понимаешь, что может произойти?

Тот не отвечал.

— Ты зачинщик! — закричал Куросима. — Если надзиратель Соратани будет убит, тебе это даром не пройдёт.

В это время раздался грохот в железную дверь и тут же послышались звуки падающих предметов, которые, по-видимому, швыряли в ответ заключённые.

— Соратани-сан, Куросима-сан, ответьте! — громко кричали из-за двери.

Прогремел предупредительный выстрел. В третьей камере всполошились. Кольцо окружавших Куросиму чёрных тел разомкнулось, и ему освободили руки. Кое-кто сразу повыскакивал из камеры, остальные искали подходящее «оружие».

Нельзя было медлить ни секунды. Нельзя, чтобы охранники стали свидетелями того, что здесь происходит. Куросима всем телом навалился на Омуру, чтобы стащить его с Соратани.

Омура, точно подгнившее дерево, повалился на пол. На шее у него были свежие синяки и багровые полосы — по-видимому, следы нового избиения, которому сегодня во время «допроса» подверг его Соратани. Чувствовалось, что и он совершенно обессилел.

Куросима поднял Соратани, просунул ему руки под мышки, взвалил себе на плечи. Соратани не мог произнести ни слова, тело обвисло и обмякло, как труп. Едва передвигая ноги, Куросима вышел в тёмный коридор. Все лампочки были разбиты, горела одна-единственная и почти не давала света.

— Стойте! — преградили Куросиме дорогу китайцы. — Ни шагу дальше.

Сзади подскочили ещё трое. Среди них был и Чэнь. Вид у него был не очень решительный. Заметив это, Куросима резко сказал:

— Выпустите нас! Если не выпустите, вас всех перестреляют. Всех до единого!

— Придётся заключить перемирие… — с тревогой в голосе проговорил Чэнь, делая знак товарищам. — Скажите, пожалуйста, чтобы не стреляли.

Куросима громко крикнул охранникам, которых не было видно за баррикадой:

— Не стреляйте! Всё в порядке. Ждите нас…

— Есть! — донеслось из-за баррикады, и кружок света от карманного фонарика, проникший через дверную решётку, достиг глубины коридора.

Сразу же наступила тишина. С трудом волоча ноги, Куросима медленно, как на похоронах, пронёс Соратани мимо китайцев, стоявших по обеим сторонам полутёмного коридора.

3

— Пора прийти к какому-то выводу… — раздражённо говорил Итинари, собравший своих помощников в караульном помещении.

Прошло уже четыре часа с начала событий. Было около десяти вечера.

На совещании присутствовали срочно вызванный из дома поручик полиции Такума, отвечавший за группу европейцев и американцев, сержант Куросима, отвечавший за группу китайцев, и начальник караульной службы ефрейтор полиции Фукумори. Итинари и эти трое составляли руководящее ядро отделения охраны. Разговор шёл начистоту.

Глаза у Итинари налились кровью, от него пахло вином. Он был в гостях у старого товарища по министерству иностранных дел. Его вызвали по телефону, и он лишь час назад вернулся из Токио.

— Короче говоря, — продолжал начальник отделения, — меры убеждения потерпели неудачу, не так ли?

— Совершенно верно, — вскинул тонкие брови Такума. — Остаются лишь меры принуждения. — Тон был запальчивый. Ему надоело сто раз повторять одно и то же.

— Что ж, можно и меры принуждения, — раздумчиво ответил Итинари. — К счастью, сегодня сильный дождь и ветер, и окрестные жители, наверное, ничего не услышат и не всполошатся. Было уже два предупредительных выстрела… А это первый случай за все десять лет лагеря. Ведь так и до жертв недалеко, верно?

Начальник отделения сидел на циновке, скрестив ноги, и его круглые толстые колени, на которых чуть не лопались брюки, нервно подрагивали. Его редко видели в таком состоянии.

— Староста Дерек присоединился к ним, и ничего другого не остаётся… Подлец этот Дерек! Предоставили им самоуправление, максимальные свободы, а они всё сами же растоптали. И этот прохвост с ними заодно! — Наибольшее возмущение у Такумы вызывал Дерек.

— А я против, — возразил Куросима. — Надо всё равно действовать мерами убеждения.

— Ерунда, — перебил его Такума. — Обстановка будет только ухудшаться. Как вы тогда с ними справитесь?! Чем раньше вскрыть нарыв, тем лучше!

— Подожди, Такума, — остановил его начальник отделения, — дай досказать Куросиме.

— Мы называем их бунтовщиками, — продолжал Куросима, — но это ведь просто голодовка. Посмотрим, что будет утром. Или ещё лучше: выждать весь завтрашний день. Меры и тогда не поздно принять.

— Весь завтрашний день? — повысил голос Итинари. — Шутишь ты, что ли! Нет, братец, надо решать сейчас же. Если мы отложим на завтра, на нас ополчатся все иностранные консульства.

— Если, паче чаяния, это случится, то мы, конечно, вынуждены будем… Но тогда и решим. Я настаиваю на том, чтобы уничтожить всякую разницу в положении заключённых западных и восточных стран.

— Что за вздор! — криво усмехнулся поручик Такума. — Я полагаю, что это не входит в компетенцию работников охраны.

— А усмирять недовольных приходится мне! — горячо возразил Куросима.

— Ну, ну… Не ссорьтесь хотя бы между собой, — остановил их начальник, желая вернуться к существу вопроса. — Однако, Куросима-кун[10], ты уверен в том, что меры убеждения в отношении обитателей второго этажа окажутся эффективными? Ведь мы их считали вполне надёжными, а даже такая мирная овечка, как Фукуо Омура, вдруг показала волчьи клыки.