Ирина Лобановская - Жена из России Страница 17

— Ну, это не про тебя! — весело заявил Хуан. — Да и зачем тут выбирать? Вот эта! Остальные отправь назад! Или выброси! Действуй, па! Хотя ты, как джентльмен, должен быть на высоте: поэтому нам втроем придется все эти мордашки снова заклеивать в конверты. — Хуан держал в руке фотографию. — Посмотри, па, по-моему, такая жена тебе как раз подойдет.

Берт и Свен глянули на протянутую Хуаном фотографию: любительскую, черно-белую, довольно бедную. Очевидно, невеста не слишком обеспечена. Большинство снимков было цветных, ярких, отличного качества. Но с этой темноватой фотографии на Бертила глянула милая, немного скуластая, курносая женщина с застенчивой улыбкой… Она показалась Берту слишком незащищенной, чересчур слабой, и искал он как раз худенькую, темноглазую, кудрявую… Младший сын был абсолютно прав: как он угадал? Ведь не случайно ему попала в руки именно эта фотография…

Бертил быстро пробежал глазами письмо. Действительно странно… Как раз об этой русской журналистке писал ему Джон Лоуренс… Он ее где-то встретил. И она все-таки выполнила свое обещание.

Свен осторожно взял у брата конверт с адресом и листок бумаги, крупно исписанный по-английски. И снова внимательно взглянул на фотографию. Он ничего не сказал, но по выражению его лица Берт прекрасно понял: его младший ребенок, хохотун и пустомеля, выпалил единственную правду. Попал в цель.

Невеста найдена…

Позвонила Кончита и заворковала в трубку обычную чепуху, пересыпая слова смешками. Берт мгновенно уловил главное: Кончиту одолели девушки Хуана, и она очень просит, чтобы он пореже бывал у отца и побольше — дома. Иначе Кончита не сегодня-завтра умрет от девичьих пронзительных голосков в телефонной трубке.

На самом деле Кончита страшно гордилась сыном и радовалась бесконечности звонков и назойливости женского внимания. Все это очень грело ее материнское сердце. Глядя на сына, Кончита всегда удовлетворенно констатировала:

— Наше произведение!..

Хотя произведение было скорее ее личное, чем общее. Хуан удивительно походил на мать — черноволосый, смуглый, со звездной ночью в глазах, верткий, ловкий, говорливый… Отличные детали. Но слишком непростое соединение…

Он ничем не напоминал спокойного светло-рыжего отца. Если только худой узкокостной фигурой…

Да, оба сына выросли на него непохожими, и Бертил иногда печалился, глядя на них. Давно сбылась заветная мечта Эллен. Только непонятно, почему оба сына всегда так рвались к своему па… Ну, со Свеном несколько яснее: родители разошлись в какой-то неведомой для него космической дали, и он слишком давно и серьезно воспринимал родителей по отдельности и рассматривал каждого поодиночке. Кроме того, Свен был предельно выдержан и отлично воспитан: очевидная неотрицаемая заслуга Эллен. Но вот Хуан…

— Телефонный народ по тебе просто истосковался, трезвонят без перерыва и совершенно замучили мать, — сообщил Бертил младшему ребенку. — Откуда у тебя столько знакомых девушек? По-моему, даже если каждый день знакомиться на улицах, подобного количества не наскрести… Или это названивают одни и те же? Тогда почему они так рвутся поговорить с тобой и увидеть тебя? Откуда этакое нетерпение?

Хуан, услышав о муках матери, по обыкновению захохотал, заявил, что он любит девочек и не всем же быть столь терпеливыми, как его отец, и отбыл домой спасать Кончиту от девичьей настырности. А Берт со Свеном сели отправлять ответы. Одним — вежливый отказ, другим — любезное предложение писать. И той скуластенькой в том числе.

Мама Берта своего отношения к намерению единственного сына никак не выражала. Только однажды мимоходом, вскользь заметила:

— Ты хочешь снова переписать свою жизнь… Очарованная душа… Я надеюсь, ты все-таки больше никуда не уедешь из Стокгольма.

— Ну, разумеется, — ласково отозвался Берт. — Я уже не так молод, чтобы продолжать бродить по свету без угла без двора. Обоснуюсь здесь надолго, наверное, теперь навсегда. Только съезжу напоследок ненадолго в Россию… Я там еще никогда не был. А переписать жизнь заново невозможно, ма. Я просто хочу начать ее вновь, в который раз. Начинать можно сколько угодно. Вот заканчивать приходится лишь единожды. Попробую в очередной раз попасть в тему… И вообще, по-моему, я — человек второй половины жизни.

Свен и Хуан продолжали преданно помогать отцу в обработке писем. Теперь их стало значительно меньше, жить было легче… Некоторых претенденток на сердце и руку военного моряка сыновья иногда отвергали тотчас, со всей допустимой решительностью.

— Нет, эта не годится! — вдруг громко заявлял Свен. — Трое детей, непонятная профессия — культуролог, и очень плохие зубы!

— Ну, зубы — это поправимо, — смеялся Хуан. — Только вот па придется раскошелиться на хорошего протезиста. А вот эта слишком худая! Какой-то мусорный, помойный экземпляр. Такая тебе не подойдет абсолютно точно!

— Почему? — слабо сопротивлялся Берт. — Я как раз люблю худых…

— Да-а? Ну, ты даешь! — в изумлении дружно, хором пропели оба сына. — А как же наши матери?..

И растопырили свои еще по-детски любопытные ушки в ожидании ответа.

Бертил на секунду смешался: сыновья были абсолютно правы — у них крупномасштабные матери. А он действительно любил худых женщин и выбирал именно таких. Но ему удивительно не везло…

Эллен в молодости напоминала столбик, а Кончита вообще выглядела как законченная дистрофичка. Дефекты своей фигуры она умело скрывала пышными юбками, складками и оборками, так что многие даже не догадывались, какое тощенькое создание прячется под этими яркими и впечатляющими одеждами. Кончита, несмотря на испанскую звонкость и громкость, была очень неглупая женщина и хорошо понимала, что свои недостатки нужно знать куда лучше, чем достоинства. И добивалась удивительного эффекта, превращаясь в сувенирное подарочное издание.

— Извращенный вкус, — каждый раз спокойно, но со вздохом констатировала мама Берта, познакомившись с очередной костлявой избранницей сына.

Что же делать, если Бертилу нравились именно кощейки…

Но едва они выходили замуж за Бертила и рожали ему сыновей, дважды случалось одно и то же: эти палки-выручалки, его верные тощие жены на глазах превращались в немыслимых толстух с необъятными формами, и Бертилу приходилось спешно менять все их туалеты. Увы… И потом просыпаться рядом с ними поутру становилось крайне неприятно… Ему уже ничего от них не хотелось, и крупногабаритные жены упорно, каждая по очереди, начинали подозревать его в импотенции. Или сваливать все на издержки нордического темперамента. Что поделаешь — природа! Север! Холодные ветра и течения…

— Ну, зачем я, дура, вышла за тебя замуж? — патетически и театрально кричала часто по утрам еще юная Кончита. — А самое главное, в этой стране все такие! У вас здесь нельзя обзавестись даже мало-мальски приличным любовником! Сплошные ледышки, не способные ни на что! Надо поговорить с Эллен… Неужели ты всегда был таким? А впрочем, почему я удивляюсь? Самой Эллен тоже ничего особенного не нужно. Бедная я, бедная! Ведь мой любимый дядя намекал мне на эти подробности, когда я окончательно сошла с ума и выскочила за тебя по молодости и по глупости замуж! Но как ты был привлекателен двадцать лет назад! Ты разбил мне жизнь!

— Счастье, что не глаз, — заметил однажды Берт.

Он не переносил ее ложной патетики и театральщины.

Кончита засмеялась.

— И все-таки, несмотря ни на что, ты ужасно мил! И это меня оправдывает. И Эллен тоже. А, кстати, ты знаешь, что мужчине столько лет, на сколько он может? У вас одни молодые старики! Да, непонятно, что я у вас столько времени делаю… Прямо пропадаю заживо! А твои бесконечные собаки и кошки? Я давно обалдела от их количества!

Кончита до сих пор говорила "у вас", очевидно, считая, что до сих пор находится в обожаемом Мадриде. И как всегда, понесла какую-то чушь… Остановить ее словоизлияния было попросту невозможно. Бертил старался не раздражаться и терпеливо выслушивал ее до конца. Пока в один прекрасный день не понял, что больше слушать не в состоянии. И разошелся.

Но Кончита и после развода не перестала петь и смеяться. А по утрам, по-прежнему приплясывая, вылетала из дома. Очевидно, на поиски настоящего любовника.

Маша полюбила заезжать к Инне Иванне на Сухаревку. Включала телевизор и внимательно выслушивала сообщения об очередной серии войн, убийств, грабежей, пожаров, землетрясений и наводнений. Других новостных блоков в России больше не существовало.

— "Если хочешь сойти с ума, лучше способа нет…" — прокомментировал телевидение в телефонном разговоре с дочкой отец, вспомнив любимый шлягер. — Трудно жить без руки или ноги, а без головы легко!

— Выключи эти страшилки-пугалки! — наконец, не выдержав, закричала мать. — Немедленно! Мне вредно это видеть и слышать. После них не хочется ничего на свете! А мне и так осталось жить два понедельника!