Лесли Уоллер - Американец Страница 18

— Оно ужасно дорогое, — радостно хихикая, сказала она, ставя бутылку на столик. — И ужасно восхитительное. Совсем как вы!

Они оба расхохотались над очевидной глупостью ситуации. Особенно над ее безуспешными попытками открыть бутылку. Вино действительно было очень старое, и пробка «прикипела» чуть ли не намертво. Тут требовались либо грубая мужская сила, либо специальный штопор.

Палмер забрал у нее бутылку, без видимых усилий открыл ее, вернул Грегорис.

— Вот и все. S’il vous plaît.[19]

Это был известный и очень редкий ликер «Сев-Фурнье», его веками делали в предместье Парижа.

— Я случайно нашла его в прошлом году. Магазинчик называется «Фушон». Мы туда ездили с англичанами. Кстати, там продают много такого рода раритетов. Можем съездить туда ну, скажем, в понедельник и купить шикарные сувениры для ваших нью-йоркских друзей, если хотите.

Палмер попробовал янтарный ликер. Да, его изысканный, неподражаемый вкус не поддавался описанию! Практически не сладкий, исключительно нежный аромат почти забытого настоящего какао… Но это были только дразнящие намеки. Настоящее пришло несколько позже, когда она уронила несколько капель на свой глубокий, будто чаша, пупок, и он впервые в жизни познал вкус «Сев-Фурнье», смешанный с солью ее страстного тела и терпким ароматом любви.

— Ты что, так уж против войны? — спросил он, кивая на плакат.

— Да, я вообще против всех войн!

— Всех-всех? Всех без исключения?

— Да, всех. — Она, заманчиво улыбнувшись, макнула один за другим оба соска своих шикарных грудей в бокал с ликером… Сигнал был принят!

Позже, до смерти утомленный, если не сказать истощенный непрерывными любовными утехами в течение двух дней, Палмер наконец-то вылез из постели, совершенно голый: одеваться не было ни сил, ни желания, — подошел к окну, тупо посмотрел на то, как полуденные тени постепенно заполняют Монмартр…

— Отсюда можно увидеть знаменитое кладбище, где похоронены Стендаль, Берлиоз, ну и многие другие, — заметила Грегорис, не вставая с постели. Она откинула покрывало, и было не совсем понятно, то ли специально, то ли инстинктивно выставила напоказ всю наготу своего божественно соблазнительного тела.

— Там есть улица Сен-Венсен с кафе «Проворный барашек», где любили бывать Утрилло и Пикассо.

— Все, что я там вижу, это одно большое дерево. Наверное, как минимум, прошлого века.

— Тогда лучше погляди-ка сюда, — она кончиками пальцев слегка коснулась своего великолепного лобка. — Здесь растительность погуще. И, надеюсь, куда привлекательней…

— Слушай, старшим не принято дерзить. Тебя что, этому не учили?

— Дерзить? — Она весело рассмеялась. — При чем здесь дерзить? Шутить! День надо начинать с улыбки. Тогда можно надеяться, что он не потерян.

— Вообще-то день мы начали несколько часов назад. И с совершенно другого… Ладно, договорились. Во всяком случае, попробуем.

Элеонора потянулась, слегка сменила позу — опять-таки непонятно, то ли напоказ, то ли для удобства.

— Кстати, а на сколько ты меня старше? Тебе ведь, по-моему, где-то тридцать восемь, не больше, так ведь? То есть всего на десять лет старше.

Палмер подошел к постели, наклонился над ней, развел руками.

— Конечно, жаль, но, боюсь, вы заблуждаетесь, миледи. Мне сорок семь, и я старше вас почти на двадцать лет. К тому же вы, похоже, самая отъявленная и самоуверенная лгунья из всех, кого мне доводилось встречать.

На ее лице появилась недовольная гримаска.

— Нет-нет, вовсе нет. Ты все не так понимаешь.

— Ладно, бог с ним. Проехали. Кстати, ты хочешь есть?

Она довольно улыбнулась, совсем как сытая кошка.

— Опять шикарный обед, несколько бутылок сухого белого вина? Интересно, ты когда-нибудь научишься жить как белый человек?! У меня возникает подозрение, что никогда.

Палмер рассмеялся, сел на постель рядом с ней.

— Знаешь, у меня такое впечатление, будто меня сбросили с седла. Значит, надо на него снова забраться, как считаешь?

— Точно. А почему нет? Но в Париже мы нигде не найдем «Pouilly-sur-Loire». Его продают только в том самом предместье и никогда не привозят сюда. Это их вековой принцип. Придется попробовать «Pouilly-Fuisse» либо «Pouilly-Fume», хотя у них разный вкус. Одинаковых, слава богу, не бывает.

Он с серьезным видом кивнул головой.

— Да, в одну и ту же реку не войдешь дважды.

— Тогда почему бы не попробовать войти в нее в третий раз? А потом в четвертый? Что нам мешает? — Ее взгляд посерьезнел. — Кстати, ты в курсе, что Добер назначил меня твоей переводчицей и в Германии тоже?

— Да, похоже, он весьма сообразительный молодой человек.

— Добер? Вряд ли. Во всяком случае, мне так кажется.

Она на секунду замолкла, притянула его к себе, прильнула к его губам.

— Завтра утром у тебя будет множество встреч, заседаний, ну и тому подобного. Не беспокойся, я буду там. Как у вас там принято говорить в Нью-Йорке, «мытая-бритая». Со всеми необходимыми причиндалами, стенографическими тетрадями, ручками, карандашами…

— D’accord.[20]

— Но до этого у нас ведь много долгих, долгих, долгих и чудесных часов, так ведь?

— Да, само собой разумеется, но похоже, ты хочешь мне что-то сказать, но вот только что? — неуверенно пробормотал Палмер. Он почувствовал, как она движется под ним, куда-то вверх. И тут же ее большие шикарные груди оказались прямо против его лица. — Да, да, да!

Они вернулись в отель «Риц» где-то около полуночи. Сначала Палмер взял у портье ключ от своего номера, затем они с Элеонорой ненадолго прошли в бар, где выпили сначала по бокалу шампанского, а затем несколько рюмок сухого мартини, и он отдал ей ключ — в целях конспирации: зачем афишировать их отношения? Пусть сначала она поднимется в номер первой, примет ванну и будет там его ждать. А он подойдет пото́м. В принципе, так надежнее. Во всяком случае, можно надеяться, что никто не догадается.

Если бы он тогда не переборщил с вином, то, вполне возможно, случилось бы что-нибудь другое. Хотя, кто знает, кто знает?.. Как ни странно, но в последние два дня алкоголь его по-своему подпитывал, не давал ему рухнуть от усталости. Любовной усталости. Дурной сон с Гарри Элдером в конференц-зале ЮБТК, казалось бы, канул в лету. Увы, это только казалось…

Потому что сон вернулся. Интересно, почему? Причем почему-то именно сейчас, когда он гладил нежную спину Элеоноры, стоя с ней под душем в ванной комнате своих апартаментов в «Рице»! Затем внутри него что-то щелкнуло, он обнял ее, начал ласкать ее роскошные груди. Сначала руками, затем губами. Потом последовало неизбежное… И, слава богу, тот жуткий сон пропал. Навсегда ли?

Любовь под душем, похоже, полностью их опустошила. Сколько же можно? Элеонора, даже не вытеревшись насухо, а лишь слегка промокнувшись полотенцем и даже не поцеловав его, нырнула в постель и тут же уснула. Со счастливой улыбкой на лице. Зато Палмер все-таки нашел в себе силы подойти к письменному столу и начал просматривать содержимое конвертов, которые передал ему портье. В первом из них была короткая деловая телеграмма: «Не получили ответа на наш вчерашний телекс. Требуется ваше подтверждение. Как можно скорее. Вы понимаете, что имеется в виду. Г. Элдер, Нью-Йорк».

Чертов Гарри! И зачем ему все это надо? Какой смысл? Палмер снова перечитал телекс. Немного подумал, выбросил в мусорную корзину, вскрыл второй конверт. На бланке его же отеля Добер без особых деталей сообщал ему, что заедет за ним в понедельник в девять тридцать, и они отправятся на первую встречу. Но имя Элеоноры почему-то не упоминалось. Интересно, почему? Из соображений такта? Что ж, надо будет проверить.

Палмер обернулся, посмотрел на обнаженную девушку, лежавшую на его постели — вроде бы невысокая, относительно худенькая, а заняла, казалось бы, почти всю кровать. Вдруг в горле что-то сдавило, и ему снова захотелось ее. Почему? Будить? Господи, ну зачем эти муки! Два, целых два дня подряд, неужели не хватит? А она продолжала и продолжала звать его… Даже не просыпаясь.

Он сел в кресло и открыл третий конверт. «Прошел целый день. Мочи нет терпеть. Даже холодный душ не помогает. Пожалуйста, посоветуй, что делать. Безумно люблю, целую». Палмер довольно ухмыльнулся. Снял трубку телефона. Но тут же понял, что сейчас не время звонить Вирджинии. Во всяком случае, когда рядом с тобой… Ладно, это подождет. Большинство мужчин изменяют своим женщинам, хотя, живя с Эдис, Палмер себе этого не позволял. Пока два года назад не встретил Вирджинию. А теперь он изменял ей. Господи, что за мерзкое слово!

Отношения с Вирджинией, кстати, складывались на редкость удачно. У каждого из них была своя хорошая и высокооплачиваемая работа, так что в этом смысле они никак не зависели друг от друга. Поэтому каждый тратил деньги, как хотел. Прежде всего, само собой разумеется, на комфорт и удовольствия. Они все время, чуть ли не каждый день «подкалывали и прикалывали» друг друга, причем далеко не всегда безобидно, но, как ни странно, поразительно быстро научились уступать друг другу. Не скандалить, не устраивать истерик по мелочам, а иногда даже и по куда более серьезным вопросам. Чем не повод для удачного брака? Во всяком случае, не хуже, чем любой другой. По-настоящему умная, намного умнее, чем многие из тех, кого он знал, причем не только женщин, но и мужчин. Хотя один раз за время их относительно краткой близости он все-таки умудрился ранить ее душу, в результате чего им пришлось расстаться более чем на год. Больше Палмер не рисковал. Да в общем-то и не хотел. Хватит! Теперь, как ему казалось, он чувствовал под собой некую твердую опору. Только так ли это было на самом деле? И снова — кто знает, кто знает?