Венедикт Ерофеев - Записки психопата Страница 18

- Встань в мое положение. С утра до пяти вечера ты выгружаешь из печи кирпич. Температура 40-50 градусов. Кирпич раскаленный. На улице, если ты даже урвешь полчаса на отдых, - жарко. Работаешь почти голый, глотаешь испарения горячего кирпича - и все время одно и то же: наклоняешься над кирпичом, берешь, грузишь на тележку, ее отвозят, моментально подвозят другую - у тебя уже кружится голова, грудь жжет, во всем теле ломота, ты еле держишься на ногах - и все равно: наклоняешься, берешь, грузишь, опять наклоняешься…

- Ты подымаешь один кирпич - и знаешь, что за ним пойдет еще семьсот штук. Нагрузил семьсот - начинаешь снова. Ты идешь домой - и знаешь, что завтра с утра ты опять с головой залезешь в эту чертову печь и начнешь все сначала. Вечер дается тебе, чтобы ты мог подкрепить свои силы, поесть, отдохнуть - а завтра…

- В конце концов, тебе уже ясно, что именно-то в этой печи - вся цель твоей жизни. И тебе совершенно безразлично, вдохновляют ли тебя высшие цели или ты работаешь бесцельно. Тебе все равно, в каком государстве ты работаешь и какими идеями руководствуются твои властители. Тебе совершенно все равно.

- Когда-то я много читал, теперь ничем не интересуюсь. Просто я знаю, что ни одна книга и ни одна музыка не выразит моего чувства. Мне нужно произведение, которое выражало бы самые сложные чувства - и одновременно не выражало бы ничего. Да вообще-то мне и ничего не надо.

- А казалось бы, чего мне жаловаться! Я работаю в адских условиях - но зато: полторы тысячи!! Я могу всегда быть сытым и хорошо одеваться - да, но сердце, легкие… Еще лет пять - и я уже не жилец.

- Иногда забудешься у печи… Вспомнишь, что работаешь и для детей… Бессознательно задаешь себе вопросы: какие дети? зачем дети? - грузить кирпич?? Тогда зачем он, этот кирпич? Берешь один; как сумасшедший, бросаешь его об пол, разбиваешь; потом второй, третий, четвертый… Потом одумаешься - ну, разбил ты один кирпич, второй, но ведь впереди еще семьсот, а там еще… Останавливаешься, переводишь дух, начинаешь все сначала…

- Все это хорошо: люди издавна так работали, но ведь у нас все это, вместе взятое, без зазрения совести называется счастьем! Единственное, что у тебя остается, - водка, а ты пьешь ее осторожно, крадучись, исподтишка… Любая неосторожность - и тебя оштрафуют на 50 рублей!

- И все это - ради высших целей!

19 мая

Все в той же малиновой кофточке… страшно…

20 мая

- Ну куда я сейчас пойду?.. У меня… ннет… ничего нет! Что, ты думаешь - я так и пойду? Чтобы все смеялись надо мной - пусть… Да?! Ты что же - тты… человека понимаешь?

Тупо посмотрел на меня. Я отвернулся: попытался придать своему лицу безразличие.

- По-твоему… я должен на кирпичах спать… Так, что ли?.. Рубля жалеешь… своему другу… рубля жалеешь… В рррот я всех ебу в таком случае… Мне нужно… понимаешь?.. напиться нужно…

Я пробовал убедить его, что он и без того пьян "слишком достаточно": я не дам ему ни глотка из своей четвертинки; что же касается денег, то их у меня нет совершенно…

- Ты же еще мне… сыннок!.. Ты еще… под стол ходил пешком… а я уже дддесять рраз человеком был… Ммалых ребят видел… И больших видел… тоже… А теперь - что? - умирать, что ли мне хочется? Обязан я что ли - умирать?..

Расстегнул телогрейку, обнажил мохнатое туловище.

- Видишь!.. Везде горит… огнем горит… А на что мне рубашка? Взял - и пропил… Пиджак тоже - как будто задаром… пропил… Как у русского народа… что выпито и проебено… то в дело произведено! Хе-хе-хе… Все за мозоли покупаем… а продаем - даром… В носках теперь идти… Ттак?

Нагнулся, придерживаясь за мою куртку, стал снимать грязные носки. Встретив мою улыбку, тоже улыбнулся.

- Малый! Мы… с тобой пили… а ты хороший малый! Тебя… девки целуют… Так всегда и надо делать!.. А мне… босиком теперь… дойду до кольца… буду все покупать… все, что лежит, все буду покупать… а телогрейку продам… Голый пойду… Прическу себе сделаю…

Снял носки: босой, опустился на землю.

- Купишь, а?.. В ней же цена не за то… что дорогая… Мне она нужна… Никому не продам… Голый пойду… От самой Москвы в ней прошел… А жены у меня нет… Теперь уже все равно - рубашку продал, ботинки продал… А телогрейку - нниккому не дам! Это своя, русская… Купишь, а?

Заерзал под ногами, схватился за мою руку.

- За один глоток, а? Носки отдам… Это они грязные, потому что темно… А были… хорошие, полоски везде… А?.. Не хочешь, значит?.. И телогрейки не хочешь… Душу-то нельзя продавать, душа у меня… как русский герой… а продавать нельзя… Телогрейку - можно…

Вероятно, вспомнив, что у меня в кармане четвертинка, неуклюже поднялся, стал на колени, обеими руками ухватился за карман.

- Сыннок… Я же не пожалею ничего… Отдам… Телогрейку отдам… Что еще у меня… нничего больше… Вечное тебе спасение будет… По-божески все будет… Ты же такой хороший… сынок… По-божески…

Пришлось вынуть четвертинку и заложить за спину.

- Ммилый, я же не хочу… Мне… можно не прятать… Один раз… я же понимаю… человеческие чувства… Ведь я… Я же не требую… Мне как другу… А никакой водки мне не надо… я и так… Водка везде есть… а чтобы душа горела… выпить надо… А телогрейку… тоже надо… ее одеколоном немного… помочить… и будет как… в хороших людях. Я - что? Я - не хороший? Тогда плюй мне в рожу!.. Ну? Я - что? Не человек?!. Тогда бей… Бей, и все… Ебать всех в ррот в таком случае… Бей… жалеть не надо… Я все, что надо… А сто грамм - за советскую рродину, за службу…

Стало жутко. Всплыли на поверхность скверные желания… Помутился рассудок…

Ровно в час ночи я выбросил ему четвертинку.

21 мая

Помню, как в тумане… Было жарко и хорошо… И когда вспоминаю, снова становится жарко…

А она даже и не заметила.

22 мая

- Зачем бьешь?! Это беззаконие!

- Никто и не бьет! Слепой, что ли?

- Э-э-эх, надрызгалась, старая ведьма, ее и сапогом не разбудишь!.. До чего же все-таки доходят…

- Добро бы мужик какой-нибудь, а то ведь женщина! старая! И откуда только такие берутся?!

- А ведь сидела еще, денег просила… Какие только дураки ей давали?!

- И не стыдно ей, суке старой…

- Детей-то, наверно, нет… А то б постыдилась… этак-то…

- Да что ты ее, сынок, подымаешь-то - как? За голову… да сапогом!.. Руками бы уж, что ли?

- Возьме-о-ошь такую руками! поды-ымешь! Заблеванная вся…

- Как ведь скотина какая-нибудь… Да скотина-то чище… Люди-то хуже скотов стали!

- И не говори…

- Ляжет такая в сестиваль [3], так все дело и испортит… Позор да и только!

- Ну, уж в фестиваль - так долго чикаться не будут… Это-то еще ничего, - видишь, как он ее удобно, - сапожком за живот и перевертывает…

- И чего пьют, спрашивается?.. Чего пьют?

- Какой ччорт там - "переживает"! Какого это ей хрена "переживать"? А если переживаешь, так переживай, как все культурные люди…

- Чем это она недовольна, интересно?! Надрызгалась - вот и все.

25 мая

Ерофеев! Вы плохо кончите! Вам, наверное, и во сне снится, что вам стреляют в затылок!

Ерофеев! Вы некультурный человек! Посмотрите на нашу молодежь! Разве кто-нибудь, кроме вас, в общежитии ходит в дырявых тапках?

Ерофеев! А вы, оказывается, хорошо стряпаете стихи! Вы о чем пишете - о природе или о девушках?

Ерофеев! За что вы ненавидите женщин? Женщин надо любить! На то у них и пизда!

Венедикт! Почему тебе все - смешно?

Венедикт! Ты хоть свою родную мать не называй сволочью!

Ерофеев! Вы рассуждаете обо всем, как трехлетний ребенок! У всех людей в голове мозг, а у вас…

У вас - "олимпическое спокойствие", Венедикт!

27 мая

Я люблю совершать благородные поступки, это моя слабость. Благодарение Богу, мне еще не представлялось подходящего случая. Иначе мне пришлось бы хвастаться перед ними, что я совершал их.

А я вот представил себе, что сегодня утром я был благороден… А представить гораздо труднее, чем совершить в действительности.

Может, я и в действительности совершал то, что мне представлялось, - ну, да ведь над благородством не смеются.

А над моими действиями-таки смеялись, хоть, может быть, мне это просто казалось.

А казалось бы - над чем смеяться?

Это даже своего рода долг - одернуть заблудшую женщину. Я лично ничего не имею против того, чтобы женщина являлась в общество с расстегнутой ширинкой, это, напротив, представляется мне явлением благоуханным…

Но если эта же женщина пытается убедить собравшихся в том, что обозначенное явлением благоуханным - плод общественно-разгулявшегося воображения, здесь уж поневоле приходится прибегать к крайним мерам.

В этот миг я походил на Демосфена, я выражал сквозь зубы интересы большинства. Я это чувствовал, - толпа с удовольствием скандировала лейтмотив моей речи: "По зубам ее, стерву… По зубам…"