Катрин Панколь - Белки в Центральном парке по понедельникам грустят Страница 18

Мечтала…

Мечтала делать все постепенно и последовательно, ничего не упуская, неспешно и нежно взрослеть вместе с ним, идти по жизни рука об руку…

Мечтала иметь такого же ребенка, как все другие дети.

А родился у нее вундеркинд, который в два года учится читать, расшифровывая «Характеры» Лабрюйера. И кстати, что такое этот бином?

Она подняла глаза на сына, внимательно посмотрела на него. Он уже закрыл книгу и смотрел на нее спокойно и доброжелательно. Она вздохнула: «Ох, Младшенький!» — и погладила связку порея, торчащую из тележки.

— Давай взглянем правде в глаза и честно скажем, милая мать, я не обычный ребенок, и к тому же я отказываюсь вести себя так же, как эти придурки, с которыми ты заставляешь меня общаться в парке… Которые писают в штанишки и плачут, когда у них отнимут сосочку.

— Ты что же, не можешь сделать над собой усилие и вести себя, как все дети твоего возраста, хотя бы на людях?

— Тебе стыдно за меня? — спросил Младшенький и густо покраснел.

— Нет… не то чтобы стыдно, как-то не по себе… Хочется быть просто обычной матерью, как все, а ты не можешь мне в этом помочь. Тут недавно, когда мы выходили из дома, ты крикнул консьержке: «Привет, коряга!» — и она чуть не проглотила свою вставную челюсть.

Младшенький разразился смехом и довольно почесал бока.

— Не нравится мне эта женщина, она так противно меня разглядывает…

— Да, но мне пришлось ей сказать, что ты имел в виду каляка-маляка, картинка в подъезде. Она странно посмотрела на тебя и сказала, что ты довольно-таки преждевременный ребенок для своего возраста.

— Она имела в виду преждевременно развитый, думаю.

— Может быть, Младшенький. Хотя если бы ты меня любил, ты попытался бы вести себя так, чтобы я каждую секунду своей жизни не тряслась бы в тревоге, что ты еще можешь выкинуть.

Младшенький обещал постараться.

И Жозиана безрадостно вздохнула.

В этот день они пошли в парк Монсо. Младшенький согласился на одежду, подходящую для его возраста, которую приготовила ему для прогулки мать: теплый комбинезончик и курточка-пуховик, — но категорически отверг коляску. Он старался идти широким шагом, чтобы сформировать свод стопы и развить аддукторы — так он называл мышцы под коленками.

Они вошли в парк, как полагается, без проблем. Миновали тяжелую черную решетку, пошли по аллее, блаженно улыбаясь. Жозиана села на скамейку, протянула Младшенькому мячик. Он безропотно принял его, кинул вперед, и мяч упал к ногам маленького мальчика, по виду ровесника Младшенького. Мальчика звали Эмиль, Жозиана часто видела его в парке с мамой, прелестной женщиной, которая при встрече широко улыбалась Жозиане. Жозиана надеялась, что получится с ней подружиться.

Мальчики некоторое время поиграли вместе, но Младшенький играл… как бы это сказать… несколько рассеянно. Видно было, что он с трудом сдерживает раздражение. Он кидал мяч Эмилю, который через раз спотыкался, пытаясь его отбить или поймать, ничего у бедняги не получалось. «Вот же увалень», — пробурчал Младшенький. К счастью, мама Эмиля ничего не услышала. Она с нежностью смотрела на мальчиков.

— До чего они милые, такие трогательные! И хорошо вместе играют…

Жозефина кивнула, радуясь, что она, как нормальная мать, произвела на свет нормального сына, который играет со сверстником в нормальную игру. Было ясно и тепло, колонны греческого храма словно светились изнутри прозрачным светом, белым светом разогретого зимним солнцем камня, березы, буки и орешник качали последними листиками, которые еще пощадила изморозь. Ливанский кедр, могучий гигант, царил над парком, неколебимый и равнодушный к порывам ветра. Повсюду были разбиты аккуратные газоны, глаз отдыхал на их радостной зелени.

Жозиана расстегнула верхнюю пуговицу пальто, ее переполняло счастье. Наступил час полдника, и она достала из сумки пакет с пирожками и бутылочку с соком. Как все нормальные матери. «Как все нормальные матери!» — ликовала она, ковыряя белый гравий аллеи носком туфли.

И вот тут-то мать Эмиля добавила:

— Как вы смотрите на то, чтобы ваш маленький Марсель пришел сегодня после обеда поиграть с Эмилем к нам домой? Мы живем здесь неподалеку, можем воспользоваться этим, чтобы попить чаю и поболтать…

Жозиана почувствовала себя на верху блаженства. Она словно парила в воздухе, стараясь уцепиться за кармин клена, за зелень лужайки, чтобы не взмыть в небо от избытка чувств. Наконец-то у нее появится подруга! Мамаша, с которой можно будет обмениваться кулинарными рецептами, советоваться насчет лекарств для прорезывания зубов, лечения детских болезней и диатеза, обсуждать близлежащие ясли, детские сады и школы. Она едва не замурлыкала от удовольствия. Она нашла решение, нашла средство от своих материнских терзаний: если попросить Младшенького изображать младенца несколько часов в день, эти несколько часов она будет его выгуливать, демонстрировать людям, сморкать ему носик, сюсюкать с ним, то тогда в остальное время она спокойно даст ему возможность изучать книги, исторические труды, пособия по математике — в общем, все, что он хочет. Это, в конце концов, не так уж трудно, просто каждый из них должен быть готов на какие-то уступки.

Она представила себе долгие посиделки с новой подругой — детишки играют, мамочки обмениваются душевными откровениями… Одиночество превратится в далекое и забытое воспоминание. И кто знает, вконец осмелела она, может быть, удастся организовать семейный ужин. «Выходить куда-то вместе. В театр, в кино. Может, даже играть пара на пару в канасту. Это бы нас сблизило. У нас с Марселем не так много друзей. Он целыми днями работает. В его-то возрасте! Пора ему уже поберечь себя… Почти шестьдесят девять лет! Не резон уже изнурять себя и работать не покладая рук, как раб на галерах».

Младшенький услышал предложение матери Эмиля и, застыв в довольно неуклюжей позе — зад отклячен, кулаки в бока, лицо перекошено от мысли об ожидающей его муке, напряженно ждал ответа Жозианы, рассчитывая, что она откажется. Ни в каком случае он не согласен проводить время с этим недоумком, закованным в памперс, который не способен даже по мячу попасть! Он так стоял, раскачиваясь как маятник, побагровев от гнева, и не обращал внимания на назойливого карлика, который во что бы то ни стало хотел играть и, смешно раскачиваясь, кинул ему мяч. Но когда он услышал, что мать ответила: «Да, конечно, это будет просто замечательно, они так прекрасно играют вместе», — он так саданул ногой по мячу, что едва не снес голову бедному Эмилю: малыш как подкошенный упал на гравий.

Мать вскочила, заверещав, схватила на руки ребенка и осыпала Младшенького проклятиями. Она обозвала его малолетним преступником, коварным негодяем, убийцей, фашистом в ползунках и умчалась, унося своего контуженного Эмиля подальше от подлого обидчика.

Тогда Жозиана подобрала мячик, жирафа на колесиках, пакет с шоколадками и бутылочку с апельсиновым соком, после чего удалилась из парка, кинув прощальный взгляд на зеленые газоны, на маленький каменный храм, на алый клен, на белые дорожки — так говорят прощай потерянному раю.

Она не удостаивала сына ни единым словом и шагала вперед с видом разгневанной королевы-матери.

Разъяренный Младшенький семенил за ней, бурча, что, видимо, никому нельзя доверять, что он заставил себя принять эту игру, чтобы сделать матери приятное, но ни при каких обстоятельствах он не согласится часами сидеть с невеждой, назойливым дурачком, который даже не сумел понять, что докучает человеку! Разумный парнишка сразу бы понял, что он ввязался в это мероприятие только для приличия. И не приставал бы. Добровольно бы оставил в покое мячик и не стал бы тревожить Младшенького в его чудесном одиночестве на лоне природы. «Я знаю, что в мире достаточно дураков, — вздохнул Младшенький, — и что необходимо приспосабливаться к жестокой реальности, но уж больно противен мне этот Эмиль. Пусть она найдет мне какого-нибудь математика или физика, который делает ракеты. Я буду учить про квадратные корни и центробежную силу. Я все это знал когда-то, надо только освежить в памяти».

Они почти дошли до дома, когда на дороге им попался журнальный киоск и Младшенький заметил на витрине под пластиковой обложкой журнала компас. Он остановился и даже слюнку пустил от удовольствия. Настоящий компас! Он не знал почему, но предмет этот показался ему знакомым. Где он уже видел компас? В книжке с картинками? У отца на письменном столе? Или в предыдущей жизни?..

Он ткнул пальцем в журнал, скрывающий в себе драгоценный артефакт, и потребовал:

— Я хочу вон ту штуку!

Жозефина повернулась к нему и знаком велела следовать за ней.

— Хочу компас… Хочу посмотреть, как он устроен.

— Ничего тебе не будет. Ты очень плохо себя вел. Ты эгоистичный и жестокий мальчик.