Тинатин Мжаванадзе - Лето, бабушка и я Страница 18

Тем временем Майя высыпала себе на голову совок песка.

— Вай чемс мтерс[14], опять голову мыть! — завопила бабушка. — Чтоб ты выросла здоровая, я тебе сейчас покажу, как надо мной издеваться!

И, пошвыряв белье, побежала разбираться с Майей.

Боткина: сокрушительный визит

— Что-то долго болеешь в этот раз, сколько можно, — утомленно говорит мама, всматриваясь в градусник.

— Температура опять? — уточняю я.

Ангины каждую зиму — для меня обычное дело, но в этот раз участковая докторша поставила диагноз «грипп», сунула в карман красную бумажку, от чая отказалась и величественно ушла, пообещав выздоровление дней через пять. А пошла уже вторая неделя!

Не сказать, что я плохо провожу время: у меня книжки, рисование, мамин микроскоп, телефонные разговоры и — главное, можно музыку пропускать. Но вторая неделя — это перебор, стало скучновато.

Мама озабоченно всматривается в меня, пытаясь уловить то загадочное, от чего у меня не сбивается эта дурацкая температура — 37 и одна.

— Легкие проверили, горло чистое, — размышляет она, — воспаление — ну где же оно? Господи, опять тащиться в поликлинику и заново все анализы делать… Подожди-ка! — Мамины глаза тревожно заблестели. — А ну-ка подойди к свету. Ладони покажи. Так я и думала!

Бабушка прибежала на тревожный сигнал.

— И глаза пожелтели, смотри!

Просклоняв докторшу, семечки на улице и инфекционную больницу, в которой только бродячих собак держать, мама с бабушкой предприняли радикальные меры: сделали домашний карантин в кабинете. Я в восторге — теперь еще сорок дней не ходить в школу!

Оказалось, что у меня — не грипп, а желтуха.

— Боткина[15], — сказала новая врачиха. — Дома держать рискованно, вы осилите?

Дом был весь обработан хлоркой, и вход в мою обитель тоже завесили специальной марлей.

— Главное — диета, — сказала мама. — Если ты выдержишь полгода, будешь молодец.

Гречка, творог и мед надоели мне до конца жизни, но главное — я ужасно скучала по одноклассникам.

И под конец заключения они пришли меня навестить.

Этот эпизод вошел в историю семьи как «сокрушительный визит».

Сначала задрожала люстра и зазвенькали рюмки в витрине. Из глубины подъезда донесся глухой гул, как в программе «В мире животных», когда показывали Африку и стаю антилоп гну. Звонок взрезал напряженную тишину квартиры, бабушка открыла двери, и ее затоптала не имеющая глаз, совести и предела толпа четвероклассников.

Я лежала на диване в гостиной, невыразимо счастливая от пребывания в центре вселенной. Одноклассники первым делом высыпали на меня мешок писем-треуголок, которые «Инга Власовна весь шестой урок нас писать заставила!». Затем двадцать семь рук потянулись к вазе с мандаринами и спустя мгновение наполнили ее очистками.

Мама стояла на стреме и на скорость принесла новую порцию, которую постигла та же судьба, что и первую. На шестой порции мандарины кончились, а очистками можно было выложить картину «Последний день Помпеи», и мама восхищенно сказала, пытаясь перекричать двадцать семь молодых глоток: как хорошо, что у нас есть свой мандариновый сад, я на следующий год еще больше для дома оставлю, а твой папа все хочет продать!

Двадцать семь глоток наперебой рассказывали мне один и тот же сюжет: в школе ремонт уже закончился, и мы убирали наш класс, и катались на мастике, а Славик сказал, что он в тебя влюбился, раз тебя так долго не было, и теперь будет провожать до дома! Чтобы не терять времени, девочки бабахали на пианино в шесть рук и пели песню «ВИА-75», а мальчики вертелись на круглом стульчике и свинтили его до конца, свалившись в кучу в дверном проеме. Люстра подрагивала в синкопированном ритме, а соседка снизу набирала номер милиции.

— Это разве домашние дети? Где они выросли?! — шепотом восклицала бабушка.

Мама побежала за орехами.

Орехи постигла та же участь, что и мандарины, только скорлупа усеяла всю гостиную.

— А мандаринов больше нету? — спросили дети на всякий случай.

Мама страшно переживала, что мандаринов точно нету, но если дети подождут, сейчас она сварит котел супа. Дети подумали и засобирались по домам. Гул вырвался из дома, и сделалось страшно за соседей. Спустя минуту стало слышно, как в прихожей скрипит вешалка, покачиваясь на одном гвозде.

— Все отлично, такие у тебя друзья замечательные, я все понимаю, но! где твой ботинок?! — озабоченно вопрошала всклокоченная мама, расставляя потерявшие ориентацию вещи по местам, и щеки у нее пылали как знамя в пионерской комнате.

На следующее утро ботинок был обнаружен в подъезде на первом этаже.

— Мать моя, это кто такие были? — ошарашенно говорила бабушка. — Вашим учителям надо ставить памятники из золота — эдаких бродяг учить! А девочки-то! Ни тебе здрасте, ни тебе извините… А из мальчиков тебе кто-то глазки строит?

Всю оставшуюся до школы неделю я перечитывала письма с фронта: «Дорогая любимая Тина! Ты так долго балеишь, что мы тибя успели позабыть. Инга Власовна посадила нас писать тибе письма. Новостей у нас много, Гиечка танцовал бальные танцы на полу и поскальзнулся. Наш новый класс самый красивый. Мы поедим на экскурсию. Ну пока. Кагда ты уже выздаровишь?»

А диету я держала ровно год. Именно с тех пор я стала неумеренно интересоваться едой.

Как я училась готовить

— Этот суп я есть не буду, — отрезала я и в подтверждение отодвинула тарелку. Суп ошарашенно выплеснулся на клеенку.

— Прости меня, Господи, но вы зажрались, мои дорогие, — рассердилась бабушка. — Во время войны за такой суп мои дети душу бы продали!

— Сейчас же войны нету, — напомнила я. — Ну надоело мне всякую дрянь есть, в самом деле! Ничего мне нельзя, картошка жареная — и та уже во сне мерещится!

Бабушка вздохнула и стала вытирать клеенку.

— Мне сейчас некогда, надо помидоры сажать, потом жарко будет. Ты сама себе курицу потуши.

— О-о-о-о-о, — заныла я — меня ждали девочки у Цицо, мы собрались сделать себе маникюр из лепестков того красного цветка, что у них возле ворот во дворе растет: точь-в-точь как накрашенные длинные ногти!

— Ну тогда сиди голодная, что мне с тобой делать. — Бабушка нахлобучила свою соломенную шляпу. — Положи кусочки цыпленка в сковородку — он в холодильнике в миске, налей воды до половины и в середину — кусочек масла!

— И всё? — тревожно уточнила я в спину бабушки.

— А что там еще может быть, — удивилась она, — огонь сделай средний, потом маленький. Крышкой накрой. Через полчаса можешь трескать, волчонок! В конце — посоли, но совсем чуть-чуть, тебе нельзя!

Цыпленок меня не подвел, родимый: получился нежнейший, ароматный, лучше, чем у бабушки! Правда, все полчаса я стояла у него над душой и поминутно проверяла, притоптывая ногой от нетерпения.

— Ты смотри, с первого раза усвоила — талант! — одобрила бабушка.

— А ты почему не ешь?

— Я и в молодости мяса не любила, а сейчас — тем более, — хмыкнула бабушка, доставая себе порцию зеленого лобио.

Назавтра мне захотелось продолжить эксперименты на кухне.

— Дидэ, а давай я еще чего-нибудь приготовлю, — пристала я с утра.

— Пюре из картошки сделаешь, — предложила бабушка.

Пюре я не любила категорически. Но каким образом из твердой картошки может получиться каша? Надо попробовать из чистого научного интереса.

Чистка картошки далась мне нелегко, бабушка указывала на толстую кожицу, «глазки» и грязные разводы, но стало понятно — вопрос в тренировке. Пюре получилось так себе, потому что на воде.

Третьим номером нашей программы я выдвинула блины.

— Да ты с ума сошла, — всполошилась бабушка, — какие тебе еще блины?! Они жирные, жареные — ни за что!

— Ну я просто научиться хочу, — сделала я хитрый ход, — папа обрадуется!

— Твоему папе только блинов не хватало для полного счастья! — съязвила бабушка. — Ему худеть давно пора, а то, пока женился, был атлет, а сейчас — как груша!

— Папу оставь в покое, — отмахнулась я, — ну научи, а?

Бабушка быстренько изложила указания и ушла опять в свои огородные дела.

С самого начала все пошло не так.

Молоко и мука никак не хотели соединяться в однородную массу. Сода, которой требовалась всего лишь чайная ложечка, полетела в миску, как в родную, — чуть не пол-пачки.

— Так, ее же надо было уксусом гасить, — озабоченно вспоминала я, — а какая разница? Они же там все равно перемешаются!

И налила уксуса из бутылки — темного винного, щедро, чтобы вровень с содой.

В миске бултыхалась склизкая масса с бурыми пятнами и яркой химической вонью.

— Уй, яйца забыла, — спохватилась я и побежала в курятник за свежими.