Паскаль Брюкнер - Дом ангелов Страница 18

Ариэль обнаружил однажды, роясь в столе Антонена, — он шпионил за всеми своими сотрудниками, — официальную бумагу, удостоверявшую работу последнего в бесплатной столовой. Это его сильно разочаровало: он мечтал о незаурядной судьбе для своего протеже, а тот скатился до вульгарной благотворительности. Он отправился однажды вечером к церкви Сент-Эсташ, одевшись соответственно случаю, встал в очередь и, оказавшись лицом к лицу с Антоненом, — тот разливал половником густой суп, — презрительно бросил:

— Что, делаем доброе дело, помогаем убогим?

Антонену было досадно, что его разоблачили, но он ничего не отрицал. У него свои убеждения, и он волен делать, что ему вздумается, в свободное от работы время. Широким жестом он наполнил миску Ариэля до краев.

Однажды вечером, в пятницу, около половины десятого, когда кухня уже закрывалась и последние «клиенты» доедали суп, подкатил большой мотоцикл, с которого спрыгнула женщина, вся в черном, и направилась прямо к Антонену, на ходу снимая шлем. Она тряхнула головой, освобождая волосы, достала из кармана куртки фотографию и, даже не поздоровавшись, спросила, видел ли он этого человека. Это был скверный снимок мужчины лет сорока с лицом словно из папье-маше. Мотоциклистка говорила решительным тоном, видно, не привыкла, чтобы ей перечили. Смерив Антонена взглядом, она потребовала старшего и, не поблагодарив, укатила в ночь. Он навел справки — это была директриса небольшого приюта для бездомных под названием «Дом ангелов», расположенного в Пре-Сен-Жерве, на окраине Парижа. Эта женщина, носившая сногсшибательное имя Изольда Деода де Отлюс, была героиней французской гуманитарной среды, почти такой же известной, как аббат Пьер или Бернар Кушнер. Антонен, задетый ее надменностью, набрал имя в Гугле и нашел множество ссылок. «Аристократка», как ее называли, была настоящей пассионарией: она с ранней юности не раз бывала с благотворительными миссиями в Индии, в Бангладеш, но чаще всего в Африке, в зонах военных действий — в Сьерра-Леоне, Либерии, Конго, Руанде. Несколько лет она провела у Матери Терезы в Патне и в Калькутте, была ранена в левую руку в перестрелке во Фритауне и месяц числилась пропавшей без вести.

Антонен читал эти строки и диву давался: он искал информацию, а нашел целый роман. Эта женщина оказалась полной противоположностью всему, что он любил: бурная жизнь против жизни домашней. Изольда де Отлюс была родом из французской семьи, прославившейся при Старом Режиме наравне с Конде и Ларошфуко, затем в наполеоновских войнах и, что более спорно, принадлежностью к коллаборационизму во Вторую мировую. Ее двоюродный дед, Арно де Отлюс, руководил милицией Центрального региона, пока его не скосила автоматная очередь бойцов Сопротивления весной 1944 года. Его легендарная жестокость — каких только зверств ему не приписывали — снискала ему прозвище Людоед из Алье. Его младший брат Эрнест, напротив, ушел в партизаны, дважды предав свой класс — Сопротивление плюс компартия, — но погиб при взрыве гранаты, не дожив до Освобождения. Третий же брат, Жан-Кристоф, дед Изольды, до конца войны работал на правительство Виши в аграрном секторе. Он нанял Эмманюэля Берля, тонкого прозаика-еврея, автора знаменитой фразы «земля не лжет», писать речи для маршала Петена, но последовать за маршалом в Зигмаринген отказался и после Освобождения сдался властям. Явка с повинной и гибель родного брата в бою помогли ему избежать расстрела: он отделался пятью годами заключения. От своих идеалов он не отрекся и передал их детям. Его сын Гаэтан, отец Изольды, в 1961-м, в разгар Алжирской войны, вступил в Париже в ячейку ОАС[11] и взорвал несколько бомб, одну из них в доме Жан-Поля Сартра на бульваре Монпарнас, другую у Андре Мальро — при этом взрыве погибла маленькая девочка. Он также покушался на жизнь Франсуа Мориака, который выступил против пыток, применяемых армией к алжирским партизанам. За ним охотились тайные агенты Де Голля, и он, чудом не прошитый однажды вечером автоматной очередью на улице Жоржа Бизе, бежал в Аргентину, где женился на наследнице богатой немецкой семьи, сочувствующей нацизму, Шарлотте фон Вальдштайн, уроженке Оберстдорфа, что в Альгау. Изольда родилась в середине 1970-х от этого союза — крайне правого отца и матери, чьи братья и кузены служили в Абвере, Люфтваффе, а один даже в СС, и почти все погибли во время штурма Берлина советскими войсками.

Для Антонена эта история была зеркальным отражением истории его отца, внука одного из первых членов-основателей компартии Франции в Туре в 1921-м, который воевал в Испании, погиб в битве за Мадрид и был ярым сторонником Сталина. В шестнадцать лет Изольда, молившаяся на своего дядю Эрнеста, павшего за родину, порвала с семьей. Она исключила из обихода немецкий язык, на котором говорила так же свободно, как на французском и испанском, уехала во Францию учиться медицине и вступила в Революционную коммунистическую лигу, чтобы окончательно отмежеваться от своего проклятого рода. Через два года она бросила и учебу, и троцкизм и с головой ушла в гуманитарную помощь. С детства воспитанная в традициях католичества, она хотела помогать бедным, не дожидаясь гипотетической революции. Она покинула Францию и десять лет провела в Африке и в Азии.

Вернувшись — ей едва исполнилось двадцать восемь, — однажды июльским вечером на станции метро «Брошан» она наткнулась на группу молодых скинхедов, которые схватили спавшего на скамейке беженца-тамила и готовились бросить его на рельсы. Она вмешалась, и они столкнули ее вместе с бродягой с платформы вниз. По счастью, интервалы в этот час большие, и ей удалось выбраться вместе с раненым перед самым носом надвигающегося поезда. Вывихнутая рука, сломанные ребра, разбитая скула — и немеркнущая слава. В этой среде она стала Пассионарией бедных: ее непримиримость столь же раздражала, сколь и воодушевляла. Ксавье Эммануэлли, Жак Ширак, Николя Саркози публично приветствовали ее. Она основала «Дом ангелов», чтобы помогать самым обездоленным, и, будучи в фаворе у властей, особенно левых, с блеском выбивала субсидии.

Волею случая Антонен снова встретил ее две недели спустя, во время акции, организованной на набережной Жеммап группой «Дети Дон Кихота»: они требовали палаток для бездомных, чтобы те не погибли от холода. Префектура полиции была против, равно как и местные жители. На место стянули около сотни рот республиканской безопасности. Присутствовали СМИ, иностранные телеканалы. Демонстранты скандировали лозунги перед полицейскими, готовыми к атаке. Антонен повторял их вполголоса, прикидывая, как бы сбежать, когда начнется заваруха, и тут чья-то рука легла на его плечо. Он вздрогнул. На него с насмешкой смотрела Изольда де Отлюс:

— Что-то вид у вас не очень уверенный. Громче, мой мальчик, надо орать!

Она обошла его, пробившись сквозь толпу, выхватила у кого-то мегафон и обратилась разом и к полиции, и к манифестантам.

— Друзья мои, это, по-вашему, нормально, что сотни бездомных не могут ночевать в палатках зимой?

Дальнейшего Антонен не запомнил, но с первой же фразы его пробрала дрожь. Она дышала надменностью, но пыл ее речи невольно захватывал.

— Я их люблю, этих несчастных, а вы их презираете…

Аплодируя, он отбил ладони. Потом полиция атаковала, снесла палатки, побросав часть в воду. Изольду, в облегающем платье и туфлях на шпильках, забрали: она устроила из этого целое представление, и, когда ее заталкивали в фургон, он поймал себя на том, что громко свистит и улюлюкает, — чего с ним не случалось никогда в жизни.

Глава 11

Новое назначение

Настоящие героини в наши дни — это героини сердца. Секс слишком банален, искусство во многом субъективно. Альтруизм — карьера, открытая всем и не ограниченная никакими условностями. Изольда де Отлюс изобрела новый концепт: милосердие от кутюр на высоких каблуках. Мало кому удавалось в такой степени сочетать экстравагантность с благотворительностью. После митинга на набережной Жеммап ее препроводили в комиссариат X округа на улице Луи-Блан, где она провела ночь и затем была привлечена к суду за неповиновение силам охраны правопорядка и оскорбление действием полицейского при исполнении: она ударила шлемом одного сержанта. Наутро Антонен ждал ее у комиссариата вместе с другими активистами, чтобы устроить торжественную встречу. Она вышла сияющая, босиком — шпильки-стилетто не выдержали. На суде ее защищали лучшие адвокаты, и она была отпущена с миром во имя дорогого сердцу Франции принципа, сформулированного Де Голлем по поводу Жан-Поля Сартра: «Вольтера в Бастилию не посадишь». Да, что бы ни сделала эта женщина, в тюрьму она не сядет никогда.

Через несколько месяцев, возвращаясь под вечер из заброшенной промзоны в 94-м департаменте, которую Ариэль хотел превратить в экуменический центр, Антонен увидел у дверей агентства родстер «ямаха». Не успел он переступить порог, как его вызвали к патрону: перед ним, в кожаном плаще и остроносых сапожках, точно героиня вестерна, сидела Изольда де Отлюс, покуривая сигариллу. У Антонена защемило сердце. Ему стало стыдно, но она показалась ему смешной: этот прикид, лошадиное лицо, рассыпающиеся пряди волос, высокий голос. Ариэль придвинул ему стул и попросил выслушать, что «эта замечательная женщина» имела ему сказать: