Герман Садулаев - Я - чеченец Страница 18

Анжела была младшей сестрой Алика. Алик уже несколько лет как вернулся в родную землю, и глаза родителей, потерявших единственного сына, опустошило горе. Анжела была младшим ребенком. Всю отчаянную, осиротевшую от потери свою любовь родители теперь отдавали ей.

Духи зла, демоны темных пещер, потомки драконов и змей, бескровные чудовища, терзавшие в древние времена землю и населяющих ее людей. Теперь они снова пришли. На них зеленая, как кожа гигантских болотных жаб, одежда, погоны, как шипы, на плечах. Тот, у кого шипы крупнее, тот, у кого больше этих шипов, почитается среди чудовищ за главного, и остальные чудовища слушаются его приказаний.

Они все рассчитали правильно. После удара ракетой типа «земля — земля» по самому центру Шали, по скоплению людей, пришедших кто по своим делам, кто, поверив слухам, что власти наконец выдадут пенсии и детские пособия, они выждали два часа. Этого времени должно было хватить на то, чтобы родственники унесли по домам сотни мертвых тел, сотни раненых и стали пытаться спасти тех, кто остался жив. Они правильно рассчитали, что раненых унесут в ближайшие дома, недалеко от центра, до окраин села истекающих кровью людей не донести. Через два часа после удара страшной мощи боевой ракеты «земля — земля» по мирному селу и безоружным людям, центр и прилегающие улицы были накрыты минометным огнем.

В доме родственников Анжелы недалеко от центра перевязывали мою сестру, подобранную среди остальных раненых.

Несколько мин накрыли дом, двор. Сестру откопали под обломками стены, без сознания, но живую. Анжела и ее двоюродный брат были в машине. Мина попала прямо в автомобиль. Клочья одежды, забрызганной кровью. Как раньше, когда мы детьми лазили в саду, — соком спелых вишен.

Двое людей остались на этой земле живыми тенями. Сначала — единственный сын, потом дочь. Рано утром они опять пришли сюда, на кладбище. Куда им еще идти теперь? Ах как сладко им думать, что скоро и они смогут лечь в эту землю. Вот здесь, рядом… Мы все будем рядом, сыночек, доченька… мы будем вместе… Как раньше, помните, когда мы жили в Сержень-Юрте, селе, которого больше нет, в доме, от которого остался лишь пепел. Помните, мы собирали ягоды на лесных полянах? Где вы теперь? На каких полянах вы собираете ягоды? Кто пригладит ваши растрепанные волосы, кто поцелует ваши белые ручки, кто обнимет вас в стране мертвых, там, где никогда не восходит солнце? Холодно ли вам в земле, скучаете ли вы по солнцу, по небу?.. не скучайте, потому что солнце сгорело, и неба уже нет, оно упало и разбилось и убило всех нас. И это только кажется, что вы там, а мы здесь. Мы тоже там, уже там, где нет солнца и нет неба.

Они пришли утром, рано утром, очень рано. Но не были первыми. На свежей могиле, на холмике земли лежал мальчик. Тряслись его худые плечи, и одно имя бесчисленно вырывалось вместе с рыданиями. Не получилось счастье, такое близкое, первая и единственная на всю жизнь любовь лежит теперь в этой земле. Никогда не будет цвести сирень, не будет светлой весенней радости. Жизнь закончена, нет больше надежды. Ей было 16 лет. За что ее убили? За синий, пронзительно синий цвет глаз? За улыбку, теплом наполнявшую мое сердце? За что ее убили? Земля, возьми меня, я молодой, сильный, возьми мою кровь, мою плоть, выпусти ее, пусть она ходит по травам, пусть вплетает цветы в дивные волосы… не молчи, земля!.. Он встает. Ему должно быть стыдно, он мужчина, он не должен плакать, он умеет терпеть боль. Ему должно быть стыдно, но этого нет. Он уже ничего не чувствует. Ему 17 лет. Нет, ему 17 раз по тысяче лет, он уже стар, он не умеет чувствовать ничего, кроме боли. Он уходит, по осколкам неба, туда, где он теперь будет жить; в мир, в который не приходит весна, где никогда не восходит солнце.

Нарты, нарты, древние богатыри, отодвиньте скалы, выступите из гор, видите — небо упало, никто не держит небо! Посмотрите, что стало с вашей землей, с вашим народом!

Злые драконы летают над домами, садами и нивами, сжигая все зловонным своим дыханием, обрушивая раскаленную сталь с небес. Страшные чудовища ползут по земле, изрыгая смерть. Полчища людоедов рыскают у сел, убивают и едят ваших детей.

Нарты, восстаньте из тьмы веков, спасите мир, как вы спасали его на заре времен! Убейте драконов, чудовищ, прогоните людоедов в далекие, холодные снежные страны, туда, где они должны жить, поедая друг друга.

Они были племенем земных богов, воинов, которым не было равных. Но прошла эпоха героев, зловещие признаки упадка проявились всюду. И земля больше не могла их носить. Сделав всего шаг, они проваливались по колено от тяжести тела своего, от мощи своей. Сделав другой — проваливались по бедра. Они ушли в горы, но и там от их поступи трескались вековые каменные плиты. И поняли они, что прошло их время. Никто не мог их убить, не было воина и оружия, чтобы поразить их насмерть. Поэтому сварили нарты в огромном котле кипящую медь и выпили ее. Но и тогда не сразу умерли нарты. Долго лежали они в пещере, и мучила их жажда. Сизый голубь в клюве своем носил богатырям воду. Умирая, нарт погладил голубя. С тех пор на голове и холке голубя осталась отливающая медью полоса.

Это стало уже ритуалом. Каждый день после занятий мы с Русланбеком дрались, раззадорив друг друга обидными словами. Весь класс собирался посмотреть. Мальчишки вставали в кольцо, громкими выкриками сопровождая каждый удачный удар или бросок. Борьба шла с переменным успехом. В тот день я ударил Русланбека ногой в живот, но соперник вовремя отступил и схватил мою ногу. Еще мгновение и он смог бы дернуть ее на себя; не ожидая такого развития событий, я согнул ногу в колене и всем весом своего тела навалился на поединщика. Он упал спиной прямо на крупные камни от сгоревшего угля, которыми был посыпан школьный двор. Оказавшись сверху, я стал проводить удушение. Русланбек сопротивлялся. Вдруг я увидел слезы, вставшие в его глазах от дикой невысказанной боли. что-то перевернулось во мне. Почему-то гадкими показались все эти зрители, восторженно вопившие от зрелища нашей схватки. «Нашли гладиаторов», — со злостью подумал я, ослабил захват и встал. Русланбек подскочил, превозмогая боль, и приготовился броситься на меня. Я протянул ему руку. «Не держи зла», — сказал я по-чеченски.

Мы стали друзьями. Сидели за одной партой, вместе сбегали с уроков. Ездили после школы на попутных военных грузовиках к солдатскому озеру — купаться. Озерцо было вырыто специально для танков и БМП, как водная преграда, преодолевать которую полагалось на учениях. Наши горные речушки быстры и мелки, а в таких искусственных озерцах можно было долго плыть в спокойной воде.

Помню, как купались осенью, как вылезали на берег и, дрожа от холода, курили на двоих пачку сигарет «Космос». Это казалось нам страшно запретным, но взрослым и мужественным поступком. Как возвращались, снова на грузовике находившейся неподалеку военчасти. Русланбек обладал открытым, легким характером, он весело и просто просил солдат, и те со смехом брали нас в попутчики.

У Русланбека было прозвище, слово, которое с чеченского переводится как «дырки». Прозвищем этим наградил его наш одноклассник и его сосед, Расул. У Расула были богатые родители, которые покупали сыну дорогие магнитофоны и фирменную одежду. Папа Расула работал завскладом. У Русланбека мама была учительницей, а отец — водителем автобуса. И еще две сестры, которых родителям тоже надо было одеть. Поэтому у Русланбека было немного одежды. Синяя школьная форма и больше, похоже, ничего. Придя из школы, он в той же одежде отправлялся играть на улицу. Русланбек был бойким мальчиком, не удивительно, что одежда снашивалась им до дыр с удручающей скоростью.

Однажды мать Русланбека услышала, как дразнят его соседские дети. Она загнала сына домой, заставила снять синий пиджачок, брюки, рубашку. Зашила все дырки, тихо плача и роняя слезы на запыленную одежду. С тех пор Русланбек, даже играя на улице, был хоть и в том же самом, затасканном, но всегда постиранном и заштопанном материнскими руками костюмчике.

А прозвище так и осталось. Только не для матери. Мать называла его Русик. У него были очень светлые русые волосы и голубые глаза. Среди чеченцев вы часто увидите людей со «славянской» внешностью. Некоторые объясняют это влиянием смешанных браков. Но старики говорят, что настоящий чеченец — светловолосый или рыжий, с голубыми или зелеными глазами, с мягкими чертами лица. А темные волосы, большие носы — это как раз следствие многовекового смешения с соседними народами.

А еще все помнят удивительную тягу Русланбека к общественно-полезным делам. Никем не прошенный, он первый бежал подтолкнуть застрявшую машину, целыми днями возился с соседями, если видел, что те затеяли стройку или ремонт, ни одна старушка не имела шансов пройти мимо него с сумками. Русланбек брал сумки и сопровождал женщину до дома, по пути развлекая ее учтивой беседой. Расул всегда смеялся над ним за эту его непрошеную, порой кажущуюся навязчивой доброту.