Василий Аксенов - Желток яйца Страница 18

Завершив полный круг вокруг генерала Шеридана, Филларион Фофанофф остановился возле скульптуры Роберта Эммета, вдохновенного ирландского патриота. Шапки долой, джентльмены, перед вечно бушующей юностью, единственной надеждой Перестройки! Он вынул сигару и сел на скамейку перед монументом. Ему нравилось походить на местную персону, что просто возымела привычку попыхивать сигарой в этом окружении.

В следующий момент Джим Доллархайд, слегка покачиваясь, тоже приблизился к мемориалу Роберта Эммета, имея в виду короткий привал на скамейке. Прекрасно натренированный для встреч самого неожиданного характера, он все-таки вздрогнул при виде объекта его столь интенсивных раздумий и стремлений, который задумчиво попыхивал сигарой как раз на этой скамье.

— Доброе утро, — сказал Фил Фофанофф с приветливой, хоть и рассеянной улыбкой. Разве это не чудесно вот так вот запросто сказать «гуд морнинг» проходящему юноше, который по каким-то причинам выглядит словно погорелец Великого Рима?

Доллархайд ответил со старомодным поклоном:

— Вы, должно быть, поздняя птичка, сэр, если этот чертовски зрелый пополудень все еще утро для вас.

Филлариону понравилась добродушная шутка так же, как и выражение «чертовски зрелый пополудень». Он открыл коробку «Генри Риттенмайстера», предложил по-русски:

— Не угодно ли?

— Спасибо, что-то не хочется. Перенес землетрясение, знаете ли. Моя наружность говорит сама за себя. Даже этот худышка, — Джим кивнул на ирландского патриота, — выглядит здоровее.

Пуф-паф, голландские колечки русского восторга.

— Мне нравится, как вы говорите о мистере Эммете, этом жалком воробушке революции. Должен признаться, сэр, что я испытываю некоторое тяготение к этой юной персоне. Возможно, потому, что его бронзовая внешность чем-то напоминает моего соотечественника Александра Пушкина.

— Позвольте предположить, сэр, — мягко сказал спецагент, — что вы имеете в виду Пушкина перед выпуском из Царскосельского лицея?

Пуф-пуф-пуф, колечки восторга рассеялись вокруг со скоростью стрельбы безоткатной мортиры. Слух не изменяет мне? Прохожий на Массачусетс-авеню толкует о Пушкине лицейского периода?

Вот так они встретились, подозреваемый в шпионаже любимец мировой академической среды профессор Филларион Ф. Фофанофф и его злополучная тень, оперативник контрразведки ФБР Джим Ф. Доллархайд.

Они понравились друг другу.

— А почему бы нам не завернуть в «Рондо», Фил? Не заморить червяка?

— Ну, разумеется! Впрочем, Джим, ваше предложение сворачивает меня с сегодняшнего курса. Я собирался покататься на коньках возле Национального архива. Почему бы нам вместе не предаться этому дивному занятию, а уж потом закатить сказочный пир?

— Хм, хм… я не очень-то сильный конькобежец, Фил, да к тому же, знаете ли, эти последствия землетрясения… все эти приливы и пожары…

— Легкое катание вылечит вас, Джим! Скольжение по льду обычно смягчает сожженные поверхности внутренних цивилизаций… Что это вы стали заикаться, Джим? Я вижу, вы согласны.

В такси Филларион дружески повернулся к Джиму.

— Ну, а кроме русской литературы, Джим, кто вы? Джим ответил с широкой улыбкой:

— Нештатный аналитик при Центральном Разведывательном Управлении.

— Потрясающе! — вскричал Фил. — Ни разу еще не встречал никого, связанного с этим впечатляющим учреждением, хотя в дистрикте Колумбия, наверное, немало таких, как вы.

— Каждый пятый мужчина и каждая третья женщина, — засмеялся Джим.

— Замечательно! Все эти американские тайные действия, это захватывает, как песнь муэдзина!

— Бога ради, Фил, чья песня? Почему муэдзина? Филларион смущенно пожал плечами.

— Ну, просто я подумал, что это так же странно, загадочно, маняще, как песнь муэдзина. Я всегда, например, мечтал увидеть детектор лжи. Скажите, нет ли какого-нибудь шанса провериться на такой машине?

Джим лез вон из кожи, чтобы не потерять самообладания. Кто кого тут дурачит?

— Вы серьезно, Фил? Хотите пройти тест на этом дьявольском империалистическом устройстве?

— Если вы мне это устроите, Джим, я буду у вас в долгу весь остаток моей жизни.

— Легче сказать, чем сделать, — промямлил молодой агент. — Впрочем, я попробую…

ГЛАВА ПЯТАЯ

Новоэвклидова геометрия

Пока два новых друга ехали в такси на каток, два старых друга, а именно отставной первый помощник старшего официанта при жаровне отеля «Хэй Адаме» и Джордж Шварценеггер сидели под тентом кафе «Рондо» и с одобрением наблюдали свободный в манерах молодой народ всех мыслимых рас и полов. Британец нет-нет да бросал особенно внимательные взгляды на нежного юношу-черногорца, который обслуживал соседний столик, что, конечно, не ускользнуло от внимания вашингтонца.

— Так или иначе, Дотти, — сказал генерал Егоров в свободной раскованной манере, как будто речь шла о здешней футбольной команде, — сегодня ты должен будешь сказать нашему другу о том, что мы от него ждем на данный момент.

— Однако, Тим… — пробормотал полковник Черночернов.

— Никаких «однако». Дотти, дорогой, — мягко, хотя и не без легкого взвизга кухонной утвари в голосе сказал генерал. — Люди нашего призвания не могут пренебрегать словом «Надо»… — Он приблизил губы к уху полковника, что напоминало пластиковую игрушку, и жарко шепнул: «Надо, товарищ!»

— Кто же спорит? — сказал Черночернов, но потом добавил с некоторым камикадзовским напором в голосе: — Однако могу я все-таки попросить об элементарной страховке? Можешь ты гарантировать, что Зеро-Зет не вмешается в мою сегодняшнюю операцию?

— Увы, не могу, несмотря на мое самое горячее желание, — мягко сказал Егоров. — Всю последнюю неделю проклятая штука не отвечает на мои запросы. Похоже, что он — или она, или оно — становится все более дерзким, если не враждебным, в своем непослушании.

— Надеюсь, что он, по крайней мере, не имеет доступа к нашим коммуникациям, — предположил Черночернов с искоркой истинной надежды в его глубоко упрятанных зрачках.

— Прости, Дотти, но он имеет доступ, — вздохнул генерал. Кажется, он меня опять испытывает, прошло в голове полковника. Мурашки поползли по коже.

— Послушай, Тим… ведь за малейшее нарушение… хм… этики наши самые уважаемые… ммм… сотрудники подвергались… ну-у-у — суровым взысканиям, что ли, а тут какая-то вонючая ШТУКА…

Мистер Тимоти Инглиш был старомодным пунктуальным человеком. Он посмотрел на свои увесистые швейцарские часы (тридцать лет беспорочной службы) и снова вздохнул.

— Боюсь, тебе уже нужно идти к нашему весомому другу, Шварценеггер. Хвост пистолетом, мальчик! Я верю в свою интуицию, а она определенно говорит, что сегодня ты подвергнешься не большему риску, чем любой посетитель кафе «Рондо».

Заплатив по счету, они вышли из этого сомнительного места, где между столиками витают вполне крейзанутые идейки, ну, например: почему не засунуть кредитную карточку меж ягодиц молодому черногорцу?

Как только они свернули за угол, тент кафе рухнул, причинив посетителям немало неприятностей по части пятен на одежде, а также спровоцировав щедрый показ всякого рода царапин и синяков. Три человека, а именно ассистенты Либеральной лиги Линкольна Рози, Пинки и Монти Блю были срочно отправлены в Джорджтаунский госпиталь и зарегистрированы там по графе «состояние стабильное».

Грандиозное здание Национального архива, это самое надежное в мире хранилище высших тайн и мелких секретов, фальшивых и истинных признаний, косвенных и прямых улик, оплаченных и неоплаченных счетов, включая и счета бакалейщика и зеленщика с далекой Шпигельгассе в городе Цюрих, примыкало к самому скользкому месту, если и не в мире, то в городе, где конгрессмены, лоббисты, сотрудники Белого дома и Национального совета безопасности, члены дипломатического корпуса и общины разведчиков кружились, бросая несколько снисходительный вызов законам трения, однако и не забывая об определенном почтительном поклоне законам тяготения.

Опять споткнулись, Доллархайд? Это ничего! Ув-ва! Главное, что вы должны уловить на катке, это чувство ритма, а это придет! Опять на пятой точке, дорогой друг? Не унывайте! Ритм катания — это просто часть ритма Вселенной, подобно ритмическим движениям в плавании или в совокуплении. Ув-ва! Поздравляю, сэр, я только что наблюдал ваш самый близкий подход к маятнику Вселенной! Чем суровей обстоятельства ученичества, тем большее наслаждение вы получите от чувства всеобщей глади, которое у вас неизбежно прорежется в самом ближайшем будущем.

Внезапно Филларион заметил пару знакомых, увлеченно проделывающую серию искусных, хотя излишне кокетливых пируэтов. Это были доктора наук Урсула Усрис и Алик Жукоборец, и выражение их лиц находилось в остром контрасте с развеселым рисунком, который их коньки чертили на ледяной пленке. Руки их были перекрещены, но лица отвернуты прочь друг от друга и светились взаимной ненавистью.